отец Онаний : кошкин дом

Постепенно разговаривать она стала только с кошками. Домашним же своим слов и вовсе не перепадало. Вся жизнь- немое кино. Да в общем то никто и не пытался вытянуть из неё слов.
Кошки были одинаковыми по масти и совершенно разными по характеру. Старая облезлая Мурка была диковатой и шкодной. Маленькая же, Муська, напротив, была абсолютно ручной и послушной. Если в присутствии старой кошки приходилось прятать всё съестное, то при нахождении в доме только молодой, вполне можно было оставить на столе любую снедь.
Кошки и между собой то жили не очень дружно. А уж в среде хозяев и подавно. Маленькая признавала всех, кто позовет. Старая только её.
Мужское население квартиры было грубым, с самыми похабными мужицкими привычками. И с этим приходилось мириться. Только у кошек была возможность на всё это класть. По своему, по-кошачьи. Что возьмешь с кошки- можно пнуть, дернуть за хвост, обстричь усы. Но память кошачья коротка.
Кошкам уделялось внимание. Кошкам наливалось коровье молоко. И первый испеченный в доме блин- тоже предназначался кошкам. Мужчины- муж и сын находились на разных полюсах как между собой, так и с остальными окружающими. Даже странно, здесь каждый жил на своей волне. И вроде бы всех всё устраивало. Отец приходя с работы громко ел, выпивал и проводил свой вечер в спорах с телевизором. Кто кого. Сын ел на бегу. Ночевал с каждым днем всё реже и реже. И на всё остальное смотрел через розовые очки. Пожалуй, здесь только у кошек была настоящая жизнь. Им полагалась вся ласка, всё неизрасходованное материнское тепло. Да и все проблемы, страхи, чаяния- всё делилось на двух усатых-полосатых.
Пока оси людских координат не пересекались, всё было более менее спокойно. Если же, одной из мурок-мусек случалось попасть под ноги, хозяйка хваталась за сердце. Потому как кошкам могло достаться по полной. С кем тогда ей говорить, кому довериться.
И всё бы было ничего, но кошки умудрялись по три раза в год производить на свет потомство. Такое же полосатое, как и сами. С котятами приходилось бороться кардинально. Их топили в большом эмалированном ведре. Придавливая руками до тех пор, пока кошачий Бог не примет души убиенных чад своих.
Что до стерилизации, то в их маленьком поселке этой услуги не предоставлялось. Здесь были только искусно орудующие бритвой специалисты по кастрации поросят. Хлоп, хлоп, давайте йод и стрептоцид. "Всё готово, хозяева. С вас сто рублей. По полтиничку за яйцо."
Так и приходилось ей три раза в год примерять на себя мантию кошачьей судьи. Хотя к своей судьбе она становилась всё более безучастной.