Mr. Bushlat : Тайна (окончание)

Ему удалось добраться до моста быстрей обычного. Накануне, синоптики предупредили горожан о надвигающемся шторме, а мэр лично попросил жителей по возможности воздержаться от поездок. И теперь дорога, потемневшая от пока еще редкого дождя, была почти пустой. Автолюбители, опасаясь за судьбу своих металлических чад, убрали припаркованные машины с обочин и огород казался заброшенным.
Несмотря на мрачные предупреждения Гидромедцентра, Синельников доехал без приключений. Было ветрено, пасмурно так, что и не разобрать-утро или вечер. Небо затянуло сплошным серым покровом. Даже птицы попрятались кто куда. Людей на обочине тоже почти не было, а те, что встречались выглядели неуместно, словно их вплели в гобелен пустого города по ошибке.
Уже подъезжая к мосту, убаюканный монотонным шумом дождя по крыше Синельников, едва не столкнулся со всамделишней телегой, груженой каким-то невообразимым хламом, что тряслась по дороге впереди него. Управлял телегой невозмутимый старик в карикатурно-широкой черной шляпе и дождевике. В зубах у старого придурка была зажата давно потухшая и размокшая помелом папироса.
Синельников просигналил, объезжая полоумного деда. Тот медленно, артритно повернул голову в его сторону и Синельников спешно отвернулся-лицо старика, до сих пор скрытое широкими полями шляпы, было сплошь рябое, в старых, ужасного вида шрамах, а один глаз и вовсе отсутствовал-вместо него, на Синельникова уставилась пустая, красная глазница. Стекло с пассажирской стороны было в потеках воды, искажавших и без того омерзительную картинку и Синельникову привиделось, что старик корчит гнусные рожи и шамкает что-то проваленным ртом.
И конь был ему под стать, массивный и кряжистый как старый, больной дуб. Он медленно переставлял ноги и ухом не повел в ответ на сигнал клаксона.
***
В этот раз, проезжая по мосту, Синельников не остановился, и даже не оглянулся. Дождь все усиливался и был он какой-то…грязный-капли оставляли мутные, коричневатые дорожки на стекле, словно были насыщены глиной или еще какой пакостью. Но даже сквозь эту грязевую завесу, не поворачивая головы, он отлично видел боковым зрением, что озеро никуда не делось. Было оно на своем месте, но стоило ему подать чуть вперед как все изменилось и озера снова не стало, а стала металлическая крыша, залитая дождем.
-Нет, дружочек,-невесть кому заявил Синельников,-в этот раз не проканает.
Он съехал с моста и повернул резко влево, на узкую и плохую совсем грунтовку, ведущую под мост. Проехав метров тридцать, остановился, поскольку почти вся дорога была залита водой и неизвестно, что за ямы были под нею.
По обе стороны от него были заросли чумака и сорные эти деревья, почти голые и черные, за исключением малого количества листвы тут и там, вовсю раскачивались и тряслись как паралитики под порывами ветра. Сразу за лужей, с правой стороны расположилась невесть кому сдавшаяся в такой глуши автозаправка с древними, когда-то окрашенными пожарной краской, а теперь почти бесцветными колонками. Автозаправка и сама выглядела как реликт, напоминая более всего древний скелет динозавра, застрявшего на заре времен в нефтяной луже. Навес над колонками был весь в дырах и трещинах; оттуда прямо на насосное оборудование лились потоки мутной воды. Стенд с расценками на бензин покосился и опасно раскачивался под порывами ветра, а ублюдочного вида крошечный магазин у заправки и вовсе казался разграбленным-стекла были выбиты сплошь, двери сорваны с петель и валялись тут же, рядом. При этом, за зияющим дверным проемом теплился электрический свет, а возле магазина, облокотившись на выступающий подоконник в стене, прямо под дождем стоял какой-то мужик.
Тут же была припаркована древняя «Хонда» болотного цвета.
-Ну, если «Хонда» смогла…-Синельников зачем-то похлопал по рулю и медленно, то и дело нажимая на тормоз, принялся переползать через лужу.
Впрочем, все прошло гладко. Лишь один раз, ему показалось, что «Лексус» нырнул чуть глубже положенного, но машина тотчас выровнялась.
Он подъехал к заправке и остановился с некоторым недоумением и в то же время, с облегчением. Дорога непосредственно за заправкой заканчивалась, упираясь в кособокие ворота, сросшиеся с зарослями чумака. На воротах было написано: «Не паркавать. Особая зона». Должно быть, маляр был не просто безграмотен, но ещё и пьян вдрызг-буквы шли в разлет, а последние две в слове «Зона» и вовсе сползли куда-то вниз.
Ну вот. Разумеется там особая зона и паркАвать здесь ни при каких обстоятельствах нельзя. Потому что, за воротами находятся склады, а вовсе не озера, в которых отражается небо, а перед воротами, стоит лишь запаркАвать, как машину разберут по винтику. Вот и славненько и премиленько. И чудесненько. Как бы тут развернуться?
Но вместо того, чтобы развернуться, он за каким-то чертом выключил двигатель, и не взирая на дождь вышел из автомобиля, не забыв, впрочем, поставить его на сигнализацию.
Человек, стоящий к нему спиной не повернулся, склонившись к окошку о чем-то оживлённо беседуя с круглолицей женщиной-администратором. Синельников подошел поближе и с удивлением хмыкнул. Отсюда, он хорошо видел, что несмотря на включенные электрические лампы, магазин был пуст и занесен опавшей листвой. На полках кое-где остались товары, но выглядели они совсем плохо.
Ну и пусть, с магазином-то. Значит, денег нет у людей. А заправка работает. Он с сомнением посмотрел на мокнущие под дождем колонки. Перевел взгляд на стенд. Не удивительно, что у хозяев не хватает на содержание магазина. Цены на бензин были смехотворны… Впрочем, кого он обманывает… И дураку было ясно, что это прошлогодние цены, если не позапрошлогодние.
-Гражданин!-усиленный голос неприятным эхом разнёсся по площадке перед заправкой и Синельников аж подскочил.
-Угодно заправиться?
Что? Он уставился на женщину – администратора. Даром ,что он находился метрах в трех от нее; она все равно говорила в микрофон. Парень у стойки все так же стоял к нему спиной.
-Я? Нет, нет!-нелепо замахал руками Синельников. Он чувствовал себя глупо и мокро. Дождь все усиливался и холодные капли норовили заползти за шиворот.-Я, собственно, вот по какому делу,- заорал он и, решившись, поспешил к стойке.
На этот раз, парень повернулся и без интереса смерил его взглядом. Лицо у него было плоское, даже вогнутое немного по центру; он неприятно напоминал облысевшего персидского кота. Сходство усиливали два огромных широко расставленных глаза. На парне была нахлобучена кожаная кепка, отчего голова казалась еще более круглой. Из-под кепки торчали во все стороны густые рыжие волосы, похожие на шерсть.
-Не видишь, тетя Люба, товарищ к нам из посольства,-важно заявил парень.
-Так вы с миссией?-тотчас же спросила женщина в микрофон. Последнее слово получилось смазанным и Синельникову даже показалось, что она сказала не с миссией, а «с мессией», отчего он испытал еще большее желание немедленно сесть в "Лексус" и катить отсюда куда подальше.
Но вместо этого, он брякнул:
-Я по поводу ворот!
-Вот!-встрял парень и зашелся каким-то мурлыкающим полукашлем-полусмехом.
Тетя Люба высунулась из окошка и смерила его любопытным взглядом. Ее крашенные, завитые волосы мгновенно намокли и прилипли ко лбу.
Синельников сделал еще пару шагов и оказался непосредственно перед окошком. Ему было неприятно стоять совсем рядом со странным парнем, который продолжал тихонько хихикать, но ещё более не хотелось ему слышать как тетя Люба или кто она там, продолжает шалить с микрофоном. В шелестящей тишине, ее усиленный голос, был не просто неприятен, но вселял тревогу.
-Ворота у вас там,-продолжил он невпопад,-Особая зона.
-Я же говорил,-поднял палец вверх парень и Синельников невольно отшатнулся; палец,грязный, измазанный чем-то темно-красным и присохшим, оканчивался черным ногтем, заостренным на конце и куда более напоминающим коготь,-Товарищ из органов!
-С проверкой, стало быть?-с уважением в голосе полюбопытствовала тетя Люба.
Синельников не мигая смотрел на нее. Была в ее лице какая-то пакость, маленькая деталь, за которую он все никак не мог уцепиться, да и не хотелось ему.
Ну ладно. Пора этот спектакль заканчивать. Внезапно, он разозлился.
-У вас там склады̀?
-Ага, пресной воды!-тут же продолжил парень и снова заурчал-зафыркал.
-Чтобы не было беды!-в тон ему заявила тетя Люба и заржали оба, причем женщина похрюкивала и морщила нос совсем как свинья.
Ну вот теперь точно пора уходить. Потому что все это, вся эта белиберда… Но внутренний упрямец не дал сделать ни шагу.
-Так, а нет ли там…озера?
Они перестали смеяться, как обрезало. Парень посмотрел на Синельникова с внезапным уважением и отойдя в сторону, с наигранным интересом принялся разглядывать одну из колонок. Его мешковатые штаны странно топорщились сзади.
-Вы про что спросили?-в голосе женщины угадывалось некое новое чувство и вдруг Синельников понял, что ему показалось странным в ее лице. Должно быть, тут дело в игре света и тени, да и сумерки сыграли свою роль, но на левой щеке женщины, тонкой паутинкой змеились крошечные капилляры. Вот только Синельникову все казалось, что это вовсе не капилляры, а…трещины. И трещинки эти, тонкие и почти незаметные, расползались и расползались прямо у него на глазах.
-Спросил..-эхом повторил он, чувствуя слабость в ногах.
-Откуда здесь озеро?-ехидно спросила женщина,-Вот как вам кажется, есть здесь озеро или нет?
-Я бы за ворота проехал,-вместо ответа пробубнил Синельников. Он не отрываясь смотрел на трещинки, что теперь разошлись по всей щеке. Более того, ему показалось то маленький кусочек кожи уже отвалился и с отчетливым стуком, будто и не кожа этот вовсе , но фарфор, упал на прилавок. Ну вот. Он точно спятил. Тут бы и уехать, но он физически не мог заставить себя остановиться на полпути. Озеро бы сожрало его мысли без остатка, почище любой лоботомии.
-Это можно. Это вам сразу надо было сказать,-ответила женщина и теперь он понял, что в ее голосе звучит жалость. Или не жалость?
-Федя!-крикнула она в сторону. Парень в кепке противоестественно плавно, как кот, повернулся и тотчас же оказался рядом.
-Феденька, товарищу нужно за ворота. По производственной необходимости. На склады̀ посмотреть.
-Это мы живо,-Федя повернулся к Синельникову и добавил скороговоркой,-А товарищ знает, что после темноты, у нас заправка закрывается и если вы не успеете, то вам придётся там за воротами и ночевать, потому что другого пути нет и тут или пешком или ночевать. Товарищ в курсе?
-Теперь в курсе,-промямлил Синельников.
-Ну и хорошо,-мяукнул Федя. – Как выезжать будете, бибикните, я вам и открою. Слушайте, а что вам там надо? Склады̀-то эти уже лет сто как закрыты.
И все. Все сразу стало на свои места. Ну Федя, ну круглоголовый, ну глаза у него большие и что же из того? Ну Люба эта с капиллярами, так ведь все с капиллярами и ничего страшного в этом нет.
И заправка… Так времена нынче такие. А все прочее от лукавого. И за воротами будут склады. А если он не успеет дотемна, то так ему и надо. В какой-то мере, это будет даже хорошо. Глядишь, проведет ночь в машине и мозги проветрятся.
-Я посигналю, конечно.
Федя кивнул и вразвалку пошел к воротам. И с чего он взял, что тот странно ходит? Походка как походка, или у человека…геморрой… Синельников хихикнул, и почувствовал себя совсем легко. Может и не стоит ехать никуда, а все оставить как есть? Но нет, товарищи, дела следует доводить до конца.
Он кивком попрощался с Любой, сел в машину, завелся и поехал вперед. Открыл окно и помахал Феде, что маялся возле ворот.
Федя поднял руку в ответном приветствии, растопырив пальцы и широко, зубасто улыбнулся, отчего уродливое его лицо стало совсем гротескным.
А и пусть. Не целоваться же с ним.
Синельников оглянулся и увидел как железные ворота медленно, со скрипом закрылись.
Он остался один на узкой, размытой дороге, в туннеле из облетевшего чумака.
***
Заросли мертвых деревьев закончились так неожиданно, что Синельникову показалось, будто «Лексус» застыл на краю бездонной пропасти. Он резко ударил по тормозам и покрышки протестующе завизжали, выбрасывая из-под себя гравий. Пыль, поднявшаяся вокруг автомобиля оседала на лобовое стекло тяжелыми, крупными хлопьями, и Синельникову даже подумалось, что он ехал все это время по пеплу.
Но даже в пыли, в сумятице, он уже видел то, что подсознательно ожидал увидеть с самого начала.
Он медленно выключил двигатель, столь же медленно открыл дверцу и вышел из машины. Остановился, глубоко вдохнул терпкий, пахнущий рыбой и прелыми травами воздух.
Огляделся.
***
Он стоял на песчаном берегу, заросшем зелено-желто-багряным морем вянущего бурьяна. Сорные травы едва колыхались под легким, прохладным ветерком. Стоило посмотреть вправо и казалось, что берег простирается до самого горизонта. Заходящее солнце окропило колышущуюся зелень багрянцем и было непонятно, где заканчивается земля и начинается нарядное, в облаках насыщенных, красных оттенков небо.
Синельников повернул голову влево, все так же медленно, сомнамбулически. Набрал полные легкие свежего воздуха, наслаждаясь особым, уникальным ароматом и задержал дыхание.
Перед ним, уносился прямо в алеющее поднебесье Горбатый мост. Был он невероятной высоты, колоссальных размеров и верхушка его терялась среди облаков. Изящные металлические арки, поддерживающие его казались ногами некоего мифического существа, титана, пришедшего из мифов и застывшего на ходу. Металл был выкрашен белой, кое-где облезающей краской и даже многочисленные пятна ржавчины, покрывающие своды гигантского моста, словно говорили о том, что титан лишь заснул, остановился ненадолго и продолжит свой путь через мгновение…или через тысячу лет.
И, конечно же, было озеро. Словно зеркало, упавшее на землю с небес, призма, в которой отражались перистые, в багрянце облака. Неправильной формы, не очень широкое, но прекрасное настолько, что щемило в груди. Жидкой ртутью разлилось оно среди зеленых берегов и едва слышно шептало, пело колыбельную титану-мосту.
И был город. На другом берегу там, купающийся в лучах закатного солнца, вызолотившего остроконечные крыши и башенки и минареты. Горящий в багряных облаках, источающий свой собственный свет. Черными трафаретами на алом небе выделялись мансарды и флюгеры. Дымили кирпичные трубы, окутывая белоснежными клубами кровавые облака. В окнах колокольни играли солнечные зайчики и казалось, что сама колокольня прозрачна, соткана из разноцветных, ярких нитей.
Город парил над озером, исполненный силой, красотой и…тайной.
***
Синельников просто стоял и дышал. Размеренно, спокойно, стараясь впитать каждый солнечный лучик, каждый нюанс той картины, что лежала перед ним. Он не думал ни о чем. Любое движение, любая мысль разрушили бы невероятную иллюзию, что раскрылась перед ним подобно изысканному и редкому бутону. Цветущему лишь один день. Во всей вселенной не было более прекрасного места.
-Здесь всегда закат…-произнес скрипучий голос за спиной.
Синельников вздрогнул и повернулся. В двух шагах, облокотившись на «Лексус» стоял Димка. Все такой же как раньше, грязный, всклокоченный, он не мигая смотрел даже не на Синельникова, а на озеро. На лице его было написано нескрываемое отвращение.
-Всегда закат и запах прелых трав. Серебряная вода жидкой ртутью разлита среди зеленых берегов и город, великий город обряжен лишь в багрянец и золото. Это и…мост, разумеется, мост. – он с ненавистью указал на мост.-Здесь разрушаются иллюзии. Разбиваются зеркала и остается миг, замороженный навечно. И нет ни прошлого, ни будущего.
Синельников едва понимал, что Димка говорит гладко, словно читает с листа. Из его речи исчезли слова-паразиты, но он выплевывал фразы, орошая своей ненавистью все вокруг. И еще, было что-то до боли неприятное, режущее глаз в самой его фигуре, черной и неопрятной. В том, как нелепо он стоял, облокотившись на капот автомобиля, не двигаясь, не поворачивая головы.
Синельников не мог, не хотел отвечать, и думать не хотел, потому что все, все вокруг было неправильно и дико и теперь, из-за Димки все могло рухнуть в любую секунду и озеро и закат, но быть может, если он будет молчать, сделает вид, что за его спиной никого нет и отвернется, то все останется по-прежнему и хрупкое равновесие будет восстановлено?
Он и вправду отвернулся, но теперь, в голове его, один за другим возникали вопросы и каждый из них разрезал ткань красоты вокруг как нож режет плоть.
-Суть в том, что реальность, истинная реальность ужасна,- столь же равнодушно продолжил Димка,-И ты, увидев ее единожды, тоже познаешь ужас.
Синельников хотел закричать ему, чтобы он заткнулся, но поздно, ведь поздно уже? Он все так же смотрел на озеро, в пламени заходящего солнца и старался не впускать мысли о том, что… О том, что… Но мысль, подобно воде, находящей малейшую щелочку в каменной кладке, уже просочилась в мозг и отравила его.
Озеро перед его глазами не было похоже на растёкшуюся ртуть, в которой отражались багровые облака. Оно и было ртутью, огромной лужей из колышущегося, жидкого металла, от которого поднимался ядовитый пар. Небо, багряное небо, казалось нарисованным на грязном холсте аляповатыми, слишком яркими, почти кислотными красками, а город, что угрюмо нависал над ртутным озером был подобен раззявленной пасти, наполненной гнилыми, но все же острыми зубами.
В траве, что вяло, болезненно колыхалась у его ног, тут и там попадались странные, серые цветы с тяжелыми мясными бутонами. Они источали гноистый запах, так похожий на прелую вонь, исходившую от Димки. Бутоны, размерами с голову взрослого человека казалось жили своей жизнью-тяжелые лепестки то раскрывались в виде морской звезды, обнажая жирное белесое нутро, наполненное хаосом постоянно двигающихся ворсинок, то закрывались, складываясь в карикатурное подобие женских половых органов.
-Я же говорил,- хихикнул Димка. Его смех-как скрежет ногтей по стеклу,-увидишь однажды, ни с чем не перепутаешь. Поначалу, можешь и не есть их, так, нюхай бутоны. Впусти аромат в свои легкие и ты почувствуешь как сам превращаешься в вонючий мешок!
Синельников смотрел на него, на «Лексус», на сплошную стену из черного ничто, бурлящую сразу за машиной там, где еще несколько минут тому назад была узкоколейка и туннель из мертвых деревьев ведущий в сумрачную, холодную осень, к моросящему дождю и реальному, настоящему миру, прочь от всего этого кошмара.
-Это иллюзия,-махнул рукой Димка, словно угадав его мысли,-вся твоя жизнь была иллюзией. Наш мозг, сознание, эволюция-лишь попытка скрыть истинное положение вещей. Но когда ты приходишь сюда, когда проходишь сквозь врата и покровы падают,.. Назад пути нет. Можно уйти ненадолго, но ты всегда на привязи. Реальность-ужасна, я говорил! У каждого свои резоны. Кто-то ищет наркотики, все более мощные. Все более необыкновенные. Кто-то, подобно Уэлльсовскому персонажу, падает в котлован, пройдя сквозь дверь в стене. Кто-то просто блукает во тьме, когда сама жизнь теряет смысл и тогда сквозь нелепые миражи прорывается истинный мир.
-Я не…хочу здесь оставаться,-блеет Синельников и слышит, теперь он слышит как влажно чавкает озеро, видит как на расплавленной ртутной поверхности расходятся круги там, где появляются безобразные, ни на что не похожие головы его обитателей, чувствует как наполняется гнилостными миазмами воздух. Он глядит на мост, колоссальной аркой теряющийся в кислотном небе и в ужасе отворачивается-металл арки искажен, изуродован да и металл ли это или живая, влажная плоть, нога исполинского существа, невероятного монстра, чей вид пробуждает безумие и хаос? Там, в заоблачной выси, по мосту прямо сейчас проезжали машины. Капли дождя разбивались о стекла и небо было серым как труп.
Скрытое от глаз пеленой дождя, утопая в мертвых деревьях стояло под мостом здание заброшенного склада с металлической крышей, столь напоминающей водную гладь.
-У тебя нет выбора,-медленно и с грустью отвечает Димка и теперь Синельников понимает, что с ним не так. Димка абсолютно плоский, двухмерный, рисунок в прозрачном, смрадном воздухе. И в то же время, он пугающе реален как реально все в этом проклятом месте.
Синельникова выворачивает прямо на траву и мясные бутоны жадно склоняются над дымящейся лужей; раскрываются, выпростав из себя сонма крошечных псевдоподий.
-Не хочу,-шепчет он и яростно представляет себе, зажмурившись, что все происходящее-сон, галлюцинация, бред и стоит открыть глаза как завеса падет и все станет как прежде. Пусть серо, пусть блекло, но как прежде! И он готов прожить эту блеклую жизнь. Не жизнь даже, а существование, лишь бы не видеть больше ни озера, ни страшных обитателей его, ни города, скалящегося и обагренного кровью.
Но даже не открывая глаз, он понимает, что Димка не врет. Реальность-вот она и теперь, единожды увидев ее, он никогда больше не вернется к своей жизни. Разве что, ненадолго, на минуту, на час. Для того, чтобы…
позвать кого-то за собой…
-Здесь так одиноко,-шепчет Димка, обдавая его дыханием трупа.
Видит Бог, Синельников верит ему.
Не глядя, он протягивает руку и ухватившись за один из бутонов, тянет его к себе.
На него в упор смотрит город, окутанный тайной и пожирая мягкую плоть цветов, он причащается. И становится частью этой великой тайны.