Леонид Очаковский : Пилигрим

Вот так, Зоя! Хорошо вперло с кадика, а? Не холодно вообще-то тебе? Идем на речном трамвайчике по Москва-реке. К Новоспасскому мосту и обратно к родному Киевскому вокзалу. Дай-ка я расскажу дальше про свое паломничество. Как в Риме побывал, в Апулии, в Греции, у Афона. И как домой вернулся.
Ну, чего? После этого паломничества в землю Израиля я очень устал. И уснул. И вот ночью просыпаюсь, и чую - качает нехило. Лежа чувствую качку, причем довольно сильную. Когда по лесенке вниз слезал - чуть на пол не сбросило. И на толчке сидел - качает. Ну, залез на свою верхнюю полку и снова уснул под храп батюшек из Самарской области.
По утрам нас там как поднимали? Где-то в 6.20 судовое радио говорило: Возлюбленные отцы, братья и сестры. В походной церкви чрез 15 минут начнет совершаться утреннее правило. Я привычно проснулся под эти слова. Но к этим словам добавили: из-за сильного шторма пассажирам не рекомендуется выходить на открытую палубу. Я так глаза продираю под храп батюшек - чую, нехило качает. От этой качки мне хоть бы хны, крепкий у меня оказался вестибулярный аппарат. Пошел помолиться. Единственно, чем эта качка сказывалась - приходилось держаться за перила.
Я дошел до так называемой походной церкви. Народа там было очень мало, ни одного знакомого фейса. Помолились. Я потом по привычке хотел выйти на палубу - и ни хуя. Там такие валы шли по морю, которые заливали пеной весь борт. Смыть могло вполне реально. Идем - то по открытому морю! И я вижу очень большие волны, сворачивающиеся в пенистые гребешки, какие гребешки, самые настоящие гребни. Только я это все увидел, как большой вал бьет в борт и заливает палубу пеной, мне выходить сразу расхотелось. Попиздовал назад. А тогда шторм был в 7,5 баллов. Это мне потом Оксана сказала.
Пригласили первую очередь паломников на питание. Прихожу - а там я практически один. Официантка Оксана спрашивает: а чего, совсем не укачивает? Я говорю: нет, я чувствую, что волны, качает, а ничего плохого мне от этого нет. Так иди тогда в морфлот служить, сказала мне она. И добавила, что в такой шторм ей делать нечего, разве только отдельных пассажиров покормить. И верно. Завтракал только я, да еще пара батюшек в другом конце столовки судовой. Я так хорошо сидел. А портвейн-то на четверых поставили все равно; вижу, никто не приходит, я за всех них выпил. Четыре дозы портвейна. И нехило захмелел. Потом меня нелегкая понесла на нос судна, но я там на валы пенящиеся посмотрел и быстро понял, что делать на открытой палубе при таком волнении и пронизывающем ветре не хуй. И пошел в салон, тогда служивший походной церковью.
Там уже была иссине-бледная Паломница. Она из последних сил хотела послушать беседы отца Германа. Но тот тоже маялся морской болезнью. И не вышел к своим слушателям. Мария сказала, что ей очень плохо, просила навестить ее после обеда, ежели она не придет, и ушла к себе в каюту. Обедал в тот день я тоже в гордом одиночестве. Из моих сотрапезников никого не было. Оксана очень удивилась, что я пришел. И обслуживая меня, говорила, что мне надо идти работать или служить во флот. Потому как морская болезнь меня не берет. А зал был по-прежнему пуст. И Оксана, увидев, что я выпил весь портвейн, принесла мне целый кувшин этого портвейна. Мол, пей, все равно никто не попросит. А я нажрался портвейном до чертиков. В смысле, самого уже штормить стало. И направился к себе в каюту. По пути заглянул к Марии Паломнице.
Ее каюта вся пропахла запахом рвотных масс. Блевали все ее обитатели. Сама Мария Паломница, матушка Ирина, Виталик и две неизвестные мне старухи. Они действительно сильно страдали от морской болезни. Я спросил, могу ли я им чем помочь. Мария попросила меня принести ей чего-то горячего попить и хлебушка. Я пошел к себе, одолжил у батюшек купленный ими в Одессе термос. Самарские батюшки были тоже плохие. Только дьякон Олег еще как-то держался. И узнав, что портвейном можно залиться, вечером решил посетить столовку. С этим термосом я пошел к официантке Оксане, попросил налить кофейку и дать пайки для Паломницы и иже с нею. Оксана исполнила мою просьбу и посоветовала им обратиться в судовой лазарет - там им выдадут противозачаточные пилюли, которые помогают и от морской болезни. Действительно, морскую болезнь почему-то лечили противозачаточными таблетками. И матушкам из Самарской области они помогли, а их мужьям - не очень. Вообщем, покормил я страждущих, напоил, да и вернул термос. Потом залез на свою верхнюю полку и поспал немного. Нога беспокоила меня все больше и больше. К вечеру я почувствовал озноб и сухой жар на скулах - поднялась температура.
Часов в шесть я встал. Качало, хотя волнение на море все же стало потише. В этом я убедился, высунув нос на палубу. Ее уже не заливало. Можно было вполне постоять у двери, держась за какие-то скобы. Я полчаса дышал свежим морским воздухом и любовался на бушующую стихию. Мне всегда нравилось штормящее море. Ветер стихал, а с утра он был вообще штормовым. Гулять по палубе я все же не решился. Постоял и пошел вниз. При ходьбе нога уже болела. В ближайшем гальюне я снял носок и посмотрел. На подъеме ступни расплывалось ярко красное пятно. До меня стало доходить, что дело-то серьезно. Чего делать - я не знал, а к врачу мне почему-то идти не хотелось тогда. Не нравилось мне давно уже ходить по врачам.
Паломники другие стали оживать немного. В салоне собралось приметно народа. Церковные бабки и монахи базарили о том, что шторм - это неспроста. Его устроили бесы из зависти к благодати, которую получили паломники в Святой земле. Якобы отец Герман сказал, что видел целый легион бесов, парящих над судном и поднимающих волны. Были базары и о перевороте в Москве. Многие подобно мне стали звонить своим близким, а те им говорили, что у них все в порядке. И все говорили, что Бог отвел смуту. Однако прозорливый отец Герман не вышел, да все еще не отошли от морской болезни.
На ужине я уже был не один за столом. Пришел этот Андрей и спросил меня, как я переношу этот шторм. Я сказал, что нормально. А он сказал, что только к вечеру понял, что может снова принимать пищу. Пригласил меня в судовую сауну, а я сказал, что не хочу, да и не могу: парилка может у меня спровоцировать эпилептический приступ. Андрей мне посочувствовал. Он сам был страстным любителем бани и сауны. Говорил, что вот как собираются в сауне, девок снимают, баб приводят - это не то совсем. И как там всякие начальники свои дела обсуждают в неформальной обстановке - это тоже не то. В сауне надо просто отдыхать от всего: от работы, от служебных дел, от баб. Мне все это было совершенно непонятно, я просто слушал и кивал головой. Я рассказал ему, что звонил в Москву, никакого переворота. Андрей ответствовал в том смысле, что, видимо, старцев не так поняли. И стал рассказывать, что в Ватикане кардиналы собрались на совещание. Обсуждают наше прибытие. Возможно нас в Рим не пустят. Вот такую новую парашу запустили.
Лежать в душной каюте мне вовсе не хотелось, на палубе было очень холодно. Поэтому я плотно осел в одном из трех судовом баре. Посетителей там набилось очень много, даже владыка Агафангел приперся туда со своими келейниками. Но к половине десятого почти все чернорясые ушли. Ко мне подсел дьякон Олег. Мы вместе пили мартини. Дьякон мне рассказывал, как получил кликуху: отец Демон. Раз в его храм пришли его приятели, стали церковных активистов спрашивать: где Олег? Мы к нему пришли. Он у вас тут работает, ой, как называется- то, а, вспомнили, демоном работает. С тех пор клирики прозвали его отец Демон. И действительно, раз он, как и полагается демону, сорвал богослужение. Пошел с кадилом, покадил, а при входе в алтарь незаметно конец ораря зажал в двери. Служба шла своим чередом, настало время снова выходить ему. Хотел идти к северным вратам, а не может. Пробует открыть дверь - не может. Никто не въезжает, что случилось. Регент хора колотит кулаком в южные врата и орет: ектенья, ектенья! Отец Александр прямо в алтаре обложил его трехэтажным матом. А когда Дьякон Олег сказал ему, в чем дело, то тот так заржал, что стены задрожали. Освобождали его орарь общими усилиями клира полчаса.
Потом к нам еще подошли официантки Оксана, Татьяна и Вера. Мы бухали с ними до полдвенадцатого, чесали языками. Я им про Иерусалим рассказывал. Захмелел, да и нездоровилось все сильнее. Пошел спать на свою верхнюю полку. Нога болела все сильнее, залезать на свое место стало трудно. При этом нога начинала дергать и гореть.
Утром следующего дня качка приметно меньше чувствовалась, а нога болела сильнее. Пошел в походную церковь, там читали утреннее правило. Молящихся было побольше. На завтрак пришли Андрей и очкастая Марина. Она охала и рассказывала, как ей вчера было плохо. А Паломница осталась у себя в каюте, я потом ее навещал. Ей было чуток лучше. Она говорила, что может быть, придет на обед, а вот завтракать точно не в состоянии. Я пошел гулять на палубу, там уже можно было ходить по двум бортам, а нос и нижняя корма судна все еще были закрыты для пассажиров. Было не так холодно, примерно +17, ветер свежий, волнение моря - на баллов 5. Почалдонив так часика полтора, я пошел в салон. Там проводил катехизаторскую беседу некий отец Владимир. Он нам рассказывал, какие нехорошие католики. Поминал инквизицию, разврат римских пап. Догматические различия упоминал вскользь. Основной красной тряпкой похоже было претензии папы на верховенство в христианской церкви и непогрешимость (поздний догмат, признанный, кстати, далеко не всеми католиками). Смысл его пламенной речи сводился к следующему: пока католики не откажутся от непогрешимости папы Римского, от нелепой идеи о верховенстве апостола Петра, пока не признают папу Римского всего лишь римским патриархом, аналогично Антиохийской, Иерусалимской, Константинопольской кафедрам; до этих пор они православным не братья.
Где-то около полудня я вышел снова на палубу. И увидел, что слева по борту берег с достаточно высокими горами, подернутыми пеленой облаков. Это был не обычный остров, а достаточно большой берег суши. Конца ему не было видно с двух сторон. Пока я думал, что это такое, судовое радио объявило, что идем мимо острова Крит. И будет он виден с борта до самого вечера.
После этого я уже прямо впился глазами в эту не менее древнюю и известную землю. Ведь к Криту пришло судно, на котором апостола Павла этапировали в Рим на суд кесаря. Как и мы идем сейчас. Во время второй мировой немцы высадили здесь большой десант, были тяжелые бои с англичанами. А древность-то какая! Чуть поменьше библейской. Я плыл мимо земли крито-микенской культуры, минойского царства. Когда Афины были еще небольшим городком, Крит, обладая большим флотом, господствовал над полисами материковой Греции. Здесь царствовал Минос, здесь была могила Зевса, здесь в древние времена царей приносили в жертву после девяти лет царствования. На этой земле жила Пасифая, совокупившаяся с быком, отчего она родила Минотавра. Здесь жили ее блудливые дочери Ариадна и Федра, ставшие подругами афинского царевича Тесея. И здесь в Кносе Тесей победил Минотавра, да и свалил с Крита, прихватив собой Ариадну. Здесь искусный мастер Дедал много чего построил для Миноса, а тот не хотел его отпускать. И тогда он первым соорудил себе некий летательный аппарат да и улетел в Сицилию. Сюда приехал Ликург изучать государственное устройство Крита, откуда он много заимствовал в своих знаменитых законах. Здесь титаны разорвали на куски младенца Диониса. Я смотрел на скалистые берега Крита и вспоминал все, что я читал о происходящем когда-то на этой древней земле. И думал, а что осталось от Кноса. Так смотрел и смотрел, пока не позвали обедать.
Обедали уже нашем полном составе. Паломница окончательно оклемалась и вышла к столу. Вид у нее был очень нездоровый, измотанный. Пока хавали, я рассказывал про древний Крит. Очкастая Марина и Андрей слушали с интересом, а Паломница - с ужасом в глазах. Это когда я рассказывал про древние божества, древних царей и героев, про человеческие жертвоприношения, про древние критские законы, предписывающие гомосексуальные отношения в целях контроля над рождаемостью. Она то и дело крестилась и шептала: упаси, Боже! В конце беседы она мне сказала интересную вещь: ох, много ты знаешь всего, а ты не думал: надо ли все это знать? Я бы такое узнавать не стала, мне кажется, лучше всего этого не знать. Это все душевредно. Лучше жить в простоте! И тяжело вздохнув, перекрестилась со своим извечным: Господи, прости меня, грешную!
До вечера я смотрел на плывущую назад по левому борту каменистую землю Крита. Я видел горы, рощицы, прибрежные поселки. Темнело, на берегу уже я видел горящие огни городков, сигнальные огни яхт и рыболовецких судов. Мне становилось все хуже, я заметно прихрамывал уже, меня знобило, даже немного подташнивало временами, Все тело начинало гореть. Я вышел к ужину и сказал Марии, что у меня с ногой серьезные проблемы, похоже, что-то серьезное. Мария сказала мне, что надо поговорить мне с батюшкой. Может, батюшка меня какой молитве научит, скажет, какую молитву почитать надо, какому святому помолиться. Я помолюсь и мне де полегчает. А при чем тут батюшка? - спросил я ее. Это не к батюшке, это в медпункт к врачу надо. Заболел я. А вот ты подойти к батюшке, расскажи все и попроси благословения идти к врачу, - продолжала гнуть свое Паломница. В церковном она была очень упертой. Ее логика меня заинтересовала. И я спросил ее, к какому батюшке мне надо обратиться.
Да к любому, ответила Паломница. К отцу Сергию, например. Или вон к батюшке за соседним столом.
Да ведь они меня толком не знают, спросил я удивленно. Ладно, отец Сергий с медицинским образованием, он может посмотреть мою ногу и дать какой-то дельный совет. Ведь батюшка - это же не врач. Что он тут может посоветовать?
Плохенькая я, вздохнула Паломница. Я не знаю, тебе виднее. Болезни - они от грехов бывают только. Батюшка может тебя покаяться научить, как исцеление получить. Я всегда о всем батюшек спрашиваю. Ну, а вот приметила, самочинный у тебя характер. Вот сколько у нас в церкви молодых? Поди сам знаешь. И все они при батюшке нашем. А ты, я приметила, сам по себе. Вот за самочиние тебя Бог и наказывает болезнью.
И с этого началась за столом дискуссия. Андрей поддержал Марию - прежде чем идти к врачу, необходимо получить на это благословение священника. А очкастая тетя Марина - меня. Священник - не врач, в болезнях не разбирается, зачем его зря беспокоить. Нас переспорить они не могли. Андрей решил отловить отца Германа и спросить его взгляд на эту проблему.
После ужина в каюте своей я посмотрел ногу. Снимаю носок. Бля, я так испугался. У меня вообще вся ступня сверху была покрыта темно-багровым горящим воспалением. Я испугался, что у меня начинается гангрена. Дьякон Олег, до рукоположения работавший фельдшером в больницу приложил руку и сказал: пиздец! Это рожа. Дуй скорее в лазарет. Я и пошел туда. А там уже на приеме был владыка Агафангел. Мы оказались собратьями по несчастью. Этой архиерей тоже получил рожу на правую ногу, как и я. Нас поставили пенициллином и делали физиотерапевтические процедуры - облучали рожистое воспаление кварцевой лампой. Кроме того, выдали ампициллин в колесах и аспирин. После этих процедур я гулял по палубе и смотрел на тающие вдали огни Крита. Когда я лег спать, объявили, что судовые часы переводят на час назад - мы входили в новый часовой пояс. И шли уже по Ионическому морю.
Утром все началось, как обычно. Побудка по судовому радио, утренняя молитва в походной церкви, где народа все прибывало, завтрак. Снова пришли все. Я рассказал про рожу. Мария Паломница настаивала, что эту ситуацию мне надо обсудить с любым батюшкой. А Андрей рассказал, что он все-таки отловил отца Германа. И рассказал ему о нашей дискуссии вчерашней. И отец Герман немного подумал и сказал, что это каждому дается по мере. Истинно воцерковленный человек посоветуется со священником и попросит у него благословения и на посещения врача, и вообще на все в жизни. Разумеется, не каждый священник готов взять на себя такой груз. Надо просто молиться и смиренно просить встречи с опытным духовным руководителем. Но дается не всем, это показывает истинную степень воцерковленности. А кому что дано - тут священники бессильны.
И вот тогда впервые в голове у меня вполне осознанно всплыла мысль, что весь этот роман с православием - большая ошибка. У меня сильно болит нога, знобит, надо идти к врачу. И зачем мне тут эти батюшки? Мне врач нужен. А мне втирают, что мне нужен именно батюшка. А если я недостаточно воцерковлен, что тогда? - спросил я Андрея. Тот так подумал и сказал: ну, это только тебе решать. Ты с православной церковью или нет. А если не с православной? - снова спросил я. Тогда тебе просто не надо здесь быть, ответил он. Смешно или нет, но окинув взором все происшедшее, я подумал, что мне лучше было бы здесь не быть. Густо православная публика начала меня конкретно доставать. Я раньше с ними только эпизодически общался, по выходным и праздникам, а жить среди них - нет, это, как говорится, упаси Боже!
Потом я вышел погулять на палубу и подышать свежим морским воздухом. Тогда шли в открытом море без берегов. Потом пошел в лазарет на процедуры. И там снова встретил владыку Агафангела. На те же процедуры. Потом вышел на верхнюю палубу почалдонить. Смотрю - справа по борту снова идет земля. Поросшая низкими хвойными деревьями, не такая гористая, как на Крите, но горы есть. Заметил, что рядом с флагом Либерии, под которым шел наш лайнер (он был приписан к Монровии) развивается итальянский триколор. Я догадался, что мы идем мимо берега Калабрии - носка итальянского сапога. И тут нас позвали на обед.
Иду, хаваем, бухаем, базарим. Очкастая Марина говорит, что видна какая-то земля. Я предполагаю, что идем в территориальных водах Италии. По итальянскому флагу на флагштоке. Предположение подтверждает судовое радио. Дескать, объявляют, проходим примерно чрез два часа Мессинский пролив. Я выражаю надежду увидеть своими глазами вулкан Стромболи. И жалею, что не побываю в Сицилии, только мимо пройду. Андрей спрашивает: а ты мафию что ли увидеть хочешь? Да нет, отвечаю, Этну увидеть хочу. Гераклит в кратер ее бросился, Пифагор здесь жил. Андрей покачал головой только. Ну, похавали, снова с больной ногой и чуть спавшей температурой поднимаюсь на верхнюю палубу. На самый верхний мостик, доступный для пассажиров. И стою там.
А там уже как пошло? Справа по борту - Калабрия, а вот слева по борту - уже Сицилия видна. Я там стою и зырю. То на Италию, то на Сицилию. Бляха-муха, думаю, вот не думал, не гадал, что такое место своими глазами увижу. По двум сторонам идут скалистые берега с темной хвойной и какой-то тропической зеленью, местами небольшие белокаменные городки. Кругом идут разные морские суда. Так постоял, вижу, берега сужаются. Сначала справа пошли сплошные городские застройки из светлого камня, потом - слева. Паломница ко мне вышла, очкастая Марина, Андрей. А берега все сужались. Слева возникла большая телерадиоантенна. Ретранслятор на берегу Сицилии. А берега все бежали навстречу друг другу. Справа пошел назад город Реджо - де- Калабрио, слева - сицилийская Мессина. При отсутствии навигации в проливе и в хорошую погоду я бы Мессинский пролив мог бы переплыть. Так мне показалось, ведь плаваю хорошо. Этот узкое место пролива меж двумя городами вскоре осталось за кормой. Мы шли уже по Тирренскому морю.
Смеркалось. Потом судовое радио нас позвало ужинать. И мы пошли. Похавать и побухать. Снова встретились за одним столом. Андрей сказал, что мы идем не под российским флагом, а я добавил, что это - флаг Либерии. И что приписаны мы к столице западно-африканской Республике Либерия Монровии. Ну, судно приписано. Мужик услышал это удивленно. И заметил, что наименование африканской столицы он читал на спасательных кругах. Но считал это масонским заговором против православных. Завтра мы должны были быть в Риме. Ну, там портвейна выпили все - это само собой понятно.
И вот только мы закончили ужин - судовое радио объявляет, что проходим скоро мимо вулкана Стромболи. Я сразу подрываю булки и пиздую на верхнюю палубу. И вижу в сумерках впереди по левому борту остров Стромболи с этим вулканом. С одним из трех известных в Средиземноморье. Везувий, Этна, Стромболи. У Стромболи - свой тип извержения. Чего я увидел? Довольно высокую гору, над которой клубилось довольно темное дымное облако, в котором светился красноватый отсвет кратера. Я-то ожидал, что вулкан чего-то такое к небу выстрелит, как я читал про стромболические извержения, пустит фейерверк из своих красных вулканических бомб. А ни фига! Вот просто гора с облаками на вершине. Красноватый отблеск в облаках. Как будто заасфальтированные склоны - несомненно, это застывшие лавовые потоки. И все. Вот тебе и весь знаменитый вулкан вроде. Стало совсем темно. Объявили, что нам нужно собраться и заполнить какие-то анкеты. Чтобы мы могли вступить завтра на берег Италии. И что в Италии продавать ничего нельзя, а иначе закроют и оштрафуют. А вот покупать можем, чего хотим. Даже авто подержанные. За некую мзду паломническое бюро нам берется помочь с растаможкой авто в Одессе. Завтра будем в Риме. И все.
Мы пошли на это собрание, чего там писали. Нас еще раз предупредили, что с итальянскими законами лучше не шутить, спекуляцией не заниматься, если не хотим себе проблем. Не советовали делать большие покупки в Риме - дорогой город, вот потом будем в Бари - закупаться ширпотребом лучше там. Большинство паломников помимо благодати искали шоппинг. Израиль в этом отношении их разочаровал - там было все дороговато. И только одна бабка, что была в одной каюте с Паломницей (та мне и рассказала про это) набрала в Хайфе достаточно много седых и рыжих цацек. Опасаясь жуликов, бабка та хранила их в мешочке на своей груди. А Мария Паломница всю свою зеленую наличность хранила в лифчике, с которым не расставалась даже во сне. Вот они и обсуждали, что можно купить в Риме. Еще нам сказали, что до Рима нас повезут на автобусе, но без гида. Гид будет только в Риме, причем англоязычный. В каждой группе надо найти переводчика ему. Кто может помочь, обращайтесь в своему духовному руководителю группы. Кстати, духовным руководителем рейса был епископ Владимир.
Кроме этого батюшки и церковные старухи обсуждали промеж себя, как их встретят в Риме католические клирики, как вообще Ватикан относится к нашему православному десанту в самое сердце католического мира. Андрей рассказывал, что какому-то батюшке при паломничестве удалось итальянскую девушку обратить в православие. И она уехала в Россию жить и постриглась в монахини. Это отчасти хулиганская идея - обратить в Риме католика в православие была предметом базаров паломнической братии. Но мечта эта была неосуществимая. Разбивалась о лингвистический барьер прежде всего. Подавляющее большинство паломников с трудом могли два-три слова связать на иностранных языках. С другой стороны батюшки чего-то опасались. Мои попутчики из Самарской области решили идти в Рим в гражданской одежде, а не в своих рясах. А вдруг православного священника куда-нибудь не пустят! - так рассуждали они. И добавляли, что католического патера к себе бы точно в церковь не пустили.
И вот тогда я заметил, что триста баксов у меня нет. Что я их заныкал во внутренний карман своей сумки - я забыл. И грешил на арабов у Гефсимании. Стырили деньги, пока я расплачивался за ремни. Ну, чего делать? Не топиться же из-за этого. А деньги эти спустя несколько лет были мною неожиданно найдены.
В обычное время нас разбудили, позвали на молитву, сразу после молитвы пригласили похавать и получить сухой паек. Я узнал из этого вещания, что наш лайнер уже пришвартовался к берегу в итальянском порту Чивитавеккья, из которого ходит паром до Сардинии. Ели мы торопливо, потому что в девять должны были сойти на берег и загрузиться в автобусы. После завтрака пошли в салон получать свои загранпаспорта по группам. Там была привычная уже давка и бестолковщина. После сорока минут ожидания в сутолке я получил свой загранпаспорт с зеленоватым листком, служившим пропуском в Италию. Посмотрел его и узнал, что в нем я поименован пилигримом. Как называли в свое время и участников Крестовых походов и миллионы добрых католиков, стекавшихся в Рим посмотреть на папу Римского, носящего среди своих титулов титул понтифика, то есть, главы жреческой коллегии Древнего Рима. Понтификом был и Юлий Цезарь.
Смотреть на итальянский порт с палубы, как я долго разглядывал Хайфу, было некогда. Я пошел в каюту собираться. За полчаса собрался, и пошел со своей походной сумкой и пакетом с сухим пайком на выход. У трапа стояли итальянские карабинеры - так мне показалось по их форме. Они ляпнули мне в этот листок штамп о въезде, и я пошел дальше. Я обратил внимание, что пропуская владыку Агафангела, они взяли под козырек. Порт я толком и не рассмотрел. Не было никакого таможенного досмотра, мы прошли быстрым шагом терминал и сразу увидели автобусы с номерами групп. И стали оперативно в них грузиться. Чтобы мне было удобнее фотографировать, я занял заднее сидение слева. Очень скоро рядом со мной снова оказались Мария Паломница и матушка Ирина с Виталиком. Последним загрузился духовный руководитель нашей группы отец Сергий вместе с какой-то очкастой мымрой, вызвавшейся быть переводчиком. Итальянский водила безучастно курил за рулем, пуская дым в открытое ветровое стекло. Другие автобусы отправлялись, а мы все стояли. Отец Сергий пошушукался с мымрой, и та спросила водилу по-английски, долго ли нам еще ждать. Водила быстро затрещал (итальянцы при разговоре как из пулемета стреляют, так мне показалось) чего-то и стал заводить мотор. Он говорит, что надо было сразу сказать, что собрались все и надо ехать, - перевела мымра. И мы поехали.
И вот Чивитавеккью я почти не запомнил. Очень быстро проехали этот итальянский порт. И ехали по автотрассе среди холмов, поросших растительностью. Виды были очень даже отличные от Израиля. Растительности больше, облик ее - другой. Я приметил невысокие раскидистые пинии - итальянские сосны. Отец Сергий сказал по микрофону, что ежели кто чего знает про эти места - может рассказать. Я про них читал, много чего мог рассказать про эту землю. А на фиг надо. Это и в Евангелии сказано: не мечите бисер пред свиньями. Мы подъехали к чему-то похожему на КПП с нечто вроде бензоколонок, водила сунул какой-то листок. И мы поехали дальше. Оказывается, это был платный хайвэй. Теперь вижу похожее на нашем МКАДе. Пока только бесплатно по МКАД ездить можно.
И мы мчались по итальянской земле к Вечному городу. Я много читал про Рим, основанный вскормленными волчицей Ромулом и Ремом. Рим семи царей, потом ранней Римской Республики. Римом бывшим всего лишь одним городом из других городов италийских, городом патрициев и плебеев, диктаторов (это тогда была наименование должности главы Рима при чрезвычайных обстоятельствах, а не политическое ругательство), законов XII таблиц, по которым отец мог убить сына (по закону, а и тогда были люди, повседневно это не было, чтоб детей своих убивали), городом, утвердившем себя в трех войнах с более древним Карфагеном, поздней Римской Республики, городом братьев Гракхов, Мария, Суллы, Цицерона, народных трибунов, диктатора Юлия Цезаря, бывшего переходным звеном от поздней Республики к ранней Империи, принцепсов, то есть, председателей Сената Рима, Тиберия, Калигулы, Нерона, Домициана, Тита, Адриана, династии Антонинов, поздней Римской империи, знаменитых Римских пап, Данте Алигьери, Наполеона Бонапарта, Гарибальди, Бенито Муссолини. Много чего можно было рассказать. А хули было рассказывать? Сюда эта публика приехала за благодатью. И в надежде чего-то купить подешевле, чем в России.
Ехали мы чуть больше часа, потом куда-то свернули. Сразу замелькали светлые одноэтажные домики, потом пошел квартал типично городской застройки. Потом была какая-то площадь. Там автобус притормозил. И в него запрыгнула темноволосая женщина. Довольно симпатичная. Она нам представилась по-английски - Иоанна. Гречанка, живет и работает в Италии, в Риме. Будет нашим гидом на сегодня. Это мымра перевела очкастая. А она только по-английски базарила.
И чего? Поехали дальше, едем по большому городу. Видно просто, что большой город. И тут тетя темноволосая начинает чего-то говорить, а очкастая мымра потом ее базар озвучивает на русском. Едем мы в Ватикан, в собор святого Петра. Ватикан - это независимое государство, статус которого был окончательно урегулирован в 1929 году после подписания Латеранского конкордата. Между тогдашним Римским папой и тогдашними властями Италии. То есть, фашистами (от латинского наименования ликторской связки) Бенито Муссолини. А вот скоро мы увидим реку Тибр.
Немного прошло времени. Увидели. Я увидел реку Тибр, в которую в Древнем Риме бросали тела казненных. Едем, а слева виден другой белокаменный мост чрез не очень широкую реку. Аналогичную Москва - реке. Может, чуток пошире. А за этим мостом - такое круглое здание с какой-то статуей на самом верху темно-серого цвета. Это и оказался замок святого Ангела. Задуман был, как усыпальница, оказался крыткой для знаменитых зеков. Джорджано Бруно и Калиостро. И именно этот мост был прославлен Данте в 18-ой песне «Ада»:
«Я шел, и справа были мне видны
Уже другая скорбь и казнь другая,
Какие в первом рву заключены.

Там в два ряда тела толпа нагая;
Ближайший ряд к нам направлял стопы,
А дальний - с нами, но крупней шагая.

Так римляне, чтобы наплыв толпы,
В год юбилея не привел к затору,
Разгородили мост на две тропы,

И по одной народ идет к собору,
Взгляд обращая к замковой стене,
А по другой идет навстречу, в гору.»

Вот там в натуре это и было. В 1300 году от Рождества Христова папа Римский Бонифаций VIII, могилу которого мне довелось увидеть, объявил первый церковный юбилей, привлекший огромное количество пилигримов, потому как им было обещано отпущение грехов. И тогда во избежании давки белокаменный мост слева был разгорожен (типа как у нас сейчас в час пик мусора на Киевской станции Московского метрополитена разгораживают) вдоль. И по одной его стороне народ шел к собору святого Петра (как мы тогда и ехали), лицом к папской средневековой крытке - замку святого Ангела; а по другой - навстречу, к холму Монте - Джорджано (мы его объехали на автобусе). Вот так издали я увидел замок святого Ангела, о котором не раз ранее читал.
Потом, значит, мы поехали по улице Примирения. Там был такой квадратный дворик. Матушки кипешивали все - вы не видите что ли, там в шубах ходят. Было -то 12 ноября, в Чивитавеккье было нормально - +19. Но действительно, на улицах Рима мы видели из автобуса немало людей в мехах. И бабули думали, что в Риме холодно. Я отмечаю это: многие жители и гости Рима были одеты в более теплые одежды, нежели мы А нам там холодно не было.
Остановились на площади. Там пред круглой площадью святого Петра есть такая квадратная площадь поменьше между двумя вроде старинными домами, об истории которой нам ничего не сказали. Стали выгружаться из автобуса, с нами подъехали и другие группы. Православные российские пилигримы оказались в самом сердце католического мира. Отец Сергий крестился и говорил: помоги, Господи! Его примеру последовали многие бабули, Паломница и матушка Ирина. Я стоял и зырил по сторонам.
Мы стояли пред собором святого Петра - государством Ватикан, папской резиденцией. Пред ним находится громадная круглая площадь, окруженная кольцом единого сооружения с колоннами белыми. Колонн этих там три ряда. В центре площади стоял столб в форме четырехгранного клинка, к которому нас и повели. Иоанна сказала, что с этой точки все ряды колонн сливаются в один ряд. Она нам там рассказывала историю Ватикана - что это осталось владением папы, а раньше весь Рим и его окрестности входили в Папскую область, папа Римский был монархом полновластным в Риме. Историю папства я знал неплохо, слушал ее невнимательно, больше смотрел по сторонам. Мне очень хотелось Римского папу, я об этом шепнул Паломнице. Та раздраженно мне ответила, что видеть его совсем не хочет, что ей здесь не нравится, что она не к Римскому папе поехала. Слышала, что он весь в белое одевается, увидела бы его - плюнула.
И вот произошла первая стычка отца Сергия с гидом Иоанной. Та бесхитростно сказала, что собор святого Петра, равно как и все католические святыни Рима открыты для христиан всех конфессий, да и для верующих вообще, что Римский папа выступает за поиск общего во всех религиях. И рад, когда сюда приезжают люди из разных стран и разных верований. Отец Сергий стал выступать. Он сказал мымре: а скажите ей, что мы православные, что приехали мы не к Римскому папе, что у нас есть предание святых отцов, и объединяться с католиками нам совсем не надо. Как это изложила мымра - я не знаю. Иоанна чего долго говорила. Потом мымра перевела ее базар. Она говорит, что сама гречанка, живет и работает в Риме, православная, у нее трое детей, разведена, у нее есть друг - итальянец, католик. И они попеременно посещают вместе и православные и католические обедни. Тут церковные бабули все загалдели: в блуде живет, а нас учить взялась! А отец Сергий сказал мымре: все ясно, объясните ей, что экуменистическая папская пропаганда нам не нужна. Может ее при себе оставить.
Потом Иоанна нам сказала, что за доллары мы тут ничего не сможем купить, разве только у уличных торговцев. Надо менять баксы на лиры, причем лиры имеют много нулей. Курса я не помню, практически ничего не покупал, но вот что там нулей хватало - это помню. И она повела нас в здание слева пред площадью круглой. Там мы меняли деньги и смотрели на сувениры. Безделушки всякие стоили достаточно дорого по общему нашему мнению. Паломница хотела купить своему внуку обувь, там продавалась какая-то фирменная обувка. Попросила мымру задать вопрос гречанке. Та ответила так: эту обувь лично она своим детям не покупает, потому что достаточно дорого, а дети растут. Она считает, что у нее нет средств каждые два года покупать детям своим такую обувку. Это действительно дорого, но если у нас достаточно денег - можно купить, обувь хорошая. И добавила, что выгодно купить чего-то туристам в Риме трудно. Если ищем выгодной покупки - это в другом месте искать надо, не в Риме. Дорогой город, Неаполь подешевле будет. Я поменял 60 баксов на лиры, воды минеральной себе купил и съел небольшую пиццу. Пицца была вкусная.
Потом мы пошли к собору святого Петра. Этот собор - величественное снаружи здание с большим куполом. На его фасаде стоят статуи апостолов. Вроде на самом здании - дюжины апостолов, а вот на колоннаде, окружающей площадь - семидесяти. Слева я приметил фонтан, потом увидел стражу. Иоанна рассказала, что с давних времен Римские папы имели свою швейцарскую гвардию. В Средние века Швейцария поставляла своих граждан в армии разных стран. Швейцарцы прославились как хорошие воины. И сейчас в Ватикане служат швейцарцы. Они одеты в средневековую форму под цвета флага Ватикана, вооружены алебардами. Я увидел караул. Стояли два мужика в форме, напоминавшей одежду на иллюстрациях к «Декамерону» Боккаччо, полосатую. Темно-желтые и черные широкие полосы вдоль, прикольные штаны. Где булки - округло, а вниз - как гольфы обтягивают ноги, на голове - типа черных беретов. В Руках - алебарды, на поясе у одного был вроде узкий меч в ножнах. При нас произошла смена караула. Церемонно промаршировали заступающие на пост без разводящего, столь же церемонно повертелись пред часовыми, те тоже стали поворачиваться. Новые заступили на пост, а стоявшие прежде церемонно ушли, шагая строго в ногу. Иоанна сказала, что смена караула происходит каждые полчаса. После этого мы поднялись по лестницы и вошли в собор святого Петра.
Честно говорить, в памяти остались больше базары моих православных попутчиц - а стоит ли это все смотреть? Католическое ведь. Чисто сказать - там они меня конкретно достали. Это древность, Сикстинская капелла, капелла Пьета со статуей мертвого тела на руках девушки. А бабки эти стоят и ноют: Господи, благослови поскорее уйти отсюда. Чисто как матушка моя теперь ноет: хоть бы меньше пил, меньше наркоманил. Вот и они стоят, ноют: это все для католиков, это нам не нужно. Вот стоишь и думаешь: на этой площади казнили святых апостолов Петра и Павла, а эти стоят и ноют: нам это не нужно. А вы хоть знаете сами - чего вам нужно и чего нет? Мария Паломница стояла в соборе святого Петра и ныла: у меня от этого католического собора голова болит.
У них там голова болела. А я видел то, о чем раньше только читал или смотрел на картинках. Ваяния Микеланджело, капеллы разные, гробницы пап Римских ниже этажом. Увидел и гробницу Римского папы Бонифация VIII. Ославленного Данте в его «Божественной Комедии». Как его гробницу увидел, папы Римского, который написал в своей булле ; всякое существо да будет подчинено папе Римскому, и это подчинение является необходимым условием спасения души.», вот так сразу и вспомнились стихи Данте:
«Кто б не был ты, поверженный во тьму,
Вниз головой и вкопанный, как свая,
Ответь, коль можешь» - молвил я ему.

Так духовник стоит, исповедая,
Казнимого, который вновь зовет
Из-под земли, кончину отдаляя.

« как, Бонифаций, отозвался тот, -
Ты здесь уже, ты здесь уже так рано?
На много лет, однако, список врет.

Иль ты устал от роскоши и сана,
Из-за которых лучшую средь жен,
На муку ей добыл стезей обмана?»

Вот я видел своими глазами могилу этого Римского папы. И других пап, известных мне из истории Средних веков. О Римском папе Бонифации я знал из «Божественной Комедии» Данте. И из истории Средних веков. Какой он человек был - я не знаю. Но рад все равно был увидеть усыпальницу, где покоиться его тело. Потому как о нем читал, любил «Божественную Комедию». И бродя по папской усыпальнице. Находя написанные латиницей знакомые по истории и книгам мне имена понтификов, я был рад. Базара нет, Собор святого Петра нуждается не в такой беглой экскурсии. Это самый большой собор вроде, там есть отметки, насколько это величественное сооружение превосходит другие храмовые комплексы. Собор этот больше храма Воскресения Христова в Иерусалиме, больше Айи-Софии в Стамбуле. Мне там прежде всего купол запомнился высоченный. Там большие статуи стоят. Матери Константина Елены, Вероники, сотника Лонгина и Андрея Первозванного. Крестившего Русь, кстати. Кто любит искусство, там есть на что посмотреть. Но мы посмотрели на все это очень бегло.
Потом вышли, загрузились в автобус, поехали смотреть дальше. Собор святого апостола Павла. Там ехать было по Риму достаточно прилично. Иоанна на рассказала чрез очкастую мымру, что собор святого Павла относится к государству Ватикан. Что у Ватикана есть четыре небольших территории в Риме. И этот собор называется собором святого Павла «за стенами». Как-то на отшибе стоит этот собор, а на его фасаде - статуи двенадцати апостолов. Там есть Остиенские ворота, справа от которых находится гробница некоего видного римлянина Гая Цестия Эпулона. Внутри войдешь - такой дворик с газонами ухоженными, с пальмами, с типично католической символикой. Мы там просто разбрелись, ничего особо нам и не рассказывали. Помню ухоженный дворик и галереей колонн, помню величественный интерьер этого собора. На нашу слегка аляповатую роскошь церковных сооружений не похоже, это чисто католическое и итальянское. Чужая древность, увиденная со стороны проездом. Но интересная, вызывающая ассоциации, оставившая след.
Бродили мы часа два там. Помню, наткнулись на фонтанчик в зале этого собора. Я хотел пить, Паломница тоже. Там такие стаканчики были, мы из них попили. Потом решили набрать воды с собой в пустые пластиковые бутылочки. Говорили, что это какой-то святой источник. Только набрали, Иоанна сказала, что это фонтан для разлития святой воды паломникам. Мария тут же зашептала мне: а может не надо было этой воды брать? Она же католическая! Я сказал ей, что возьму пить в дороге, чтоб воды не покупать. Паломница покачала головой и пошла спросить отца Сергия. Потом она эту воду вылила и предупредила меня, что отец Сергий сказал ей, что от католической святой воды можно сильно заболеть. И что она уже чувствует давление на виски и тошноту небольшую. Вскоре все бабки стали ныть и жаловаться, что они все плохо себя чувствуют, что им всем тошно в католическом соборе, что у католиков не попы, а хрен знает кто. На жуликов похожи со своей тонзурой. Они-то думали, что какие-то мощи будут святых угодников, где можно было бы получить благодать, а вместо святыни им показывают католическую безблагодатную фигню. Отец Сергий сказал, что у католиков все мощи под спудом, что, по его мнению, указывало на то, что Римская церковь утратила благодать.
Потом мы снова загрузились в автобус и нас повезли к знаменитой древности Рима Колизею. Его так называют потому, что рядом с ним стоял колосс Нерона - гигантская статуя этого принцепса. А так он назывался Амфитеатр Флавия. Потому что начали его строить при принцепсе Веспасиане, а окончили при его сыне Тите. Мы зашли во внутрь. Иоанна нам рассказывала, что Колизей был поврежден землетрясениями и в течении более чем тысячи лет разрушался людьми. Отсюда выламывали каменные плиты для строительства своих домов. И так было до XVI века, когда Римский папа особым эдиктом запретил разламывать стены этой древности и установил крест (крест там стоял слева от входа у края арены) в память о первых христианах, принимавших на этой арене мученическую смерть. Пока я зырил по сторонам, осматривая действительно величественные развалины, Иоанна рассказывала, что Колизей вмешал до 50000 зрителей, что сверху при дожде или сильном зное натягивали тент особый. Что римляне сюда ходили смотреть гладиаторские бои и представления разные. Что особенно популярными были бои гладиаторов со зверями. И первых христиан тоже выпускали вот на эту арену, дав им оружие, чтобы они отбивались от зверей.
И вот тут снова отец Сергий схватился с нашим гидом. Он принялся громогласно доказывать, что этого никак не могло быть. Это была смиренная смерть, мученикам никакого оружия не давали, а если бы даже дали, то они бы его в руки не взяли. Мымра эта переводит, а потом обратно переводит: нет, так написано в исторических книгах, христианам давали оружия. Ведь если бы оружия у них не было, их бы быстро разорвали звери, что публике было бы вовсе не интересно. Отец Сергий принялся доказывать, что мученики не стали бы ни за что брать в руки оружия. Мымра запарилась все это переводить. Он несколько раз повторял: а Вы ей скажите, что она должна вот так сказать. В конце концов Иоанна предложила компромисс: оружие выдавали, но мученики от него отказывались. Препирались они так минут 20, если не больше. Вдруг зазвенел трескучий звонок. Было шесть часов. И Колизей закрывался. Так мы его толком и не посмотрели. Отец Сергий и церковные бабки очень жалели, что так и не смогли подойти к памятному кресту. И бабки шушукались, что Иоанна сделала это нарочно. Так долго спорила с батюшкой, чтобы не могли получить благодати православные паломники. А научили ее этому иезуиты. По части получения благодати в Риме они чувствовали себя в большом обломе.
Вечерело. Мы какое-то время почалдонили вокруг Колизея. Иоанна показала нам триумфальную Арку Константина, поставленную в 312 году в память победы над Максенцием, пред который был круглый фонтан, построенный принцепсом Титом. Вроде сюда приходили купаться гладиаторы. За этой аркой возвышается Оппиева гора и находиться парк с древними руинами. Среди этих руин Иоанна показала нам остатки Золотого Дома - дворца Нерона и Термы Траяна. Вообщем, устали все, мы там в парке недалеко от Колизея полчаса отдыхали, пока Иоанна ходила к водиле автобуса - чтобы он его сюда подогнал. Мария Паломница откровенно раскисла, говорила, что сердце у нее пошаливает чего-то. Нас облепили уличные торговцы и стали достаточно назойливо впаривать нам всякие сувениры и всякую всячину. Мария Паломница было хотела у одного негра, носившего кожаную куртку на шесте, купить ее, но не сошлись в цене, да и другие бабки ей отсоветовали - якобы в Бари все дешевле купить можно. Негр плюнул да и ушел восвояси.
Потом автобус подъехал, мы загрузились. Иоанна сказала, что сейчас мы посмотрим еще церковь Святой Марии ин Космедин, а потом она с нами простится, и нас повезут в порт на судно. Мы подъехали, посмотрели и эту древнюю церковь. Фасад у нее красивый, а особенно хорошо смотрится звонница с двухарочными и трехарочными окнами. В портике там полустертая от древности мраморная маска, которую в Средние Века почему-то считали способной откусить руку человеку, погрешившему против истины. Поэтому эту маску называют УСТА ИСТИНЫ. Внутри храм очень красиво сделан, мы немного там побродили, да и полезли обратно в автобус. Иоанна простилась с нами, а отец Сергий вздохнул с облегчением и предложил снять стресс пением молитвы. Весь автобус запел ЦАРЮ НЕБЕСНЫЙ.
Обратная дорога заняла примерно столько же. Мне сильно нездоровилось, я чувствовал, что поднимается температура еще выше. И в пути просто дремал. С трудом поднялся на судно, сходил в лазарет на процедуры, а потом не ужиная лег и уснул.
На следующее утро в судовой столовке обсуждали Рим. Андрей и Мария Паломница считали посещение Рима бесполезным для приобретения благодати, а следовательно - духовно вредным. Это была позиция отца Германа. Я узнал, что группы, где духовные руководители не были ригористами, успели посмотреть гораздо больше. Отец Герман свою четвертую группу не пустил никуда, кроме Колизея и собора святого Петра. И гиду слова сказать не давал, захватил микрофон и вел свои назидательные беседы всю экскурсию. Спорить мне с ними не хотелось, я просто сказал, что был очень рад увидеть Вечный город, хотя понимаю, что осматривать его надо не в таком бешеном темпе. Тетя Марина согласилась со мной и выразила желание приехать в Рим и вообще в Италию с двухнедельным визитом.
Я сказал, что теперь мы будем все более и более приближаться к дому, что плывем уже 11 дней. И что я что-то скучаю по маме. Я действительно по ней тогда скучал, хотя чувствовал, что за два с половиной года после смерти бабушки что-то в наших отношениях стало разлаживаться. Я ведь так долго до этого еще не был с матерью в разлуке. Паломницу это почему-то возмутило, она взялась мне читать нотацию. Что я не маленький мальчик, которому лет шесть, в моем возрасте стыдно скучать по матери. Почему - она так и не объяснила. Я ей на это ответил - а я скучаю, да и разболелся не на шутку. У меня была температура 38,5 тогда. Мария неодобрительно покачала головой.
Надоели мне они. Пошел на палубу. Было около 20 тепла, но свежий ветер. Народу было немного. И я тупо втыкал на морскую пучину, думая о своем одиночестве здесь. Никому я не нужен. А нужен ли я церкви, куда я столько ходил? Такая мысль возникла в моей голове. Я нужен матери. И несомненно нужен Отцу Небесному, приведшему меня из небытия в бытие. Я давно чувствовал внутри, что в одной церкви молюсь о другом. Что молимся мы разным богам вообщем-то. В церковную паству я до конца не влился и вряд ли уже вольюсь. Не та публика, в которую бы хотелось влиться.
Где-то около полдня снова показался дымящийся вулкан Стромболи. На этот раз судно проходило его гораздо ближе, чем в прошлый. По судовому радио стали рассказывать про этот вулкан. Он вообще часто извергается несильно, в этот раз нам просто не повезло. А наш капитан видел извержение Этны на Сицилии. Я сфоткал вулкан и разглядывал его пристально. У меня удивило, что на этом острове с севера виден маленький городок, а южнее - небольшой поселок, южнее которого с вершины шли застывшие лавовые потоки. Люди жили у подножия вулкана буквально, и их это, видимо, вполне устраивало. Горы с тихо дымящимся верхом они как-то не боялись. Дьякон Олег, прибежавший смотреть на вулкан, сфоткал меня на фоне Стромболи.
За обедом я рассказал, как меня удивило наличие у подножия вулкана поселений. Марию Стромболи не интересовал совершенно, она мне сказала: а чего на него смотреть - гора как гора. Я лучше батюшку послушаю. Андрей был геологом по образованию. И сказал, что крупных извержений здесь давно не было. Вулкан ему тоже не интересен был. Он рассуждал на ту тему, что становиться патриотом России. В Израиле ему не понравилось, в Риме тоже не понравилось, да и в Греции не понравится скорее всего. У нас как-то дома и люди лучше выглядят. И еще просто базар был, что было штормовое предупреждение. Вот пройдем Мессинский пролив обратно - а там шторм, еще сильнее, чем было.
Мессинский пролив мы проходили где-то около пяти часов вечера. Я увидел снова, как начинают сужаться берега, как подваливает справа по борту Сицилия, а слева надвигается берег Калабрии. Объявили по судовому радио, что проходим чрез пролив, покидаем Тирренское море. А в Ионическом большой шторм. Я поднялся на верхний мостик. Дул резкий холодный ветер. Над Сицилией плыла гряда темно-седых облаков с рваными краями, были видны за ними полосы дождя сильного. Море штормило на баллов 6, судно приметно качало. Я помню, сразу все с мостика свалили, а я остался. И смотрел на сближающиеся берега Калабрии и Сицилии. На ретранслятор Мессины и дома приморские города Реджо-ди-Калабрио. Ветер все свежел. Судно вошло в Мессинский пролив, берега стали снова раздвигаться, потемнело, хлынул дождь под порывы шквального ветра. И я свалил с мостика. Не стоять же с температурой под дождем проливным на верхней палубе.
В Ионическом море вроде начинался шторм, но не такой сильный, какой был после Хайфы. Я проходил мимо отца Германа со своими престарелыми поклонницами. Он им говорил: бес - он очень могущественный, это бесы волны на море поднимают. Вот святой Серафим Саровский говорил, что бес может кончиком пальца опрокинуть весь земной шар, да только Бог ему это сделать не дает. Будем молиться. Как они там молились -0 я не знаю, но скоро море стало успокаиваться. Тучи с седыми рваными краями остались за кормой. Шторм прошел стороной. Что в вечерней беседе душеполезной отец Герман приписал заступничеству Николая Угодника. Он сказал, святой Николай Угодник очень рад православным паломникам из России, так как только в России два раза в год совершают праздник в его честь. И в честь нашего прибытия в город Бари его мощи источат очень много мирра. Чтоб на всех хватило. Чувствовал я этим вечером себя еще хуже, в лазарете мне дали померить температуру. 39,6. Так что полечившись вместе с владыкой Агафангелом я пошел к себе в каюту спать. А пока я спал этой ночью, наш лайнер уже вошел в Адриатическое море. И направился к городу Бари. Центру Апулии - области на каблуке итальянского сапога суши.
А когда утром проснулся, судно пришвартовалось в порту города Бари. Мы там наскоро помолились, пошли на завтрак. На этот раз сухого пайка нам не выдавали, так как не было и никаких экскурсий. После завтрака снова получали паспорта, и нам судовое радио вещало, что Бари - очень криминальный город. Туристов здесь просто грабят. Срывают сумки, а своих вроде так не трогают. Ну, тут много студентов, голодного молодняка, безработных. Юг Италии, чего вы тут хотите? Поэтому одному или нескольким по Бари лучше не ходить, от своих не отбиваться, много наличности не иметь, и с фотоаппаратом на улицах не светиться. Сейчас все пойдут в церковь с мощами Николая- Угодника, потом вернемся на судно похавать, а в 15 часов желающие будут отвезены в магазины, где можно выгодно закупиться. Ночью у мощей святителя будет литургия, кто желает - может исповедоваться и причаститься. Вот такую программу нашего пребывания в Бари нам объявили.
Загранпаспорта с теми итальянскими листками нам раздали на этот раз очень оперативно. И я успел посмотреть с палубы на этот действительно большой портовый город. Порт там большой, стояло в акватории гораздо больше судов под разными флагами, чем в Хайфе. И наряду с флагом порта приписки был поднят итальянский триколор. Небольшие портовые сооружения, склады на огороженной территории. И невысокие здания города Бари. Там была невысокая застройка, преобладали дома светло-желтой окраски и светло-серой.
Мы прямо по трапу сходили на причал, привычно показывая наши ксивы итальянским карабинерам. И прямо из порта большой толпой направились в старинный храм с мощами святителя Николая, позднеримского архиерея, ставшего почему-то очень популярным в России. Он был архиепископом ликийского города Миры, подобно многим архиереям того времени, в житии подобен образу мрачного колдуна, прославился многочисленными чудодеяниями, считался покровителем моряков и рыбаков. Его мощи источали миро. И мощи эти викинги, господствовавшие тогда на юге Италии, прежде входившем в состав Византийской империи, просто стырили у греческой церкви, воспользовавшись при басилевсе Алексее Комнине арабским вторжением в Ликию. Они просто приплыли, Опередив венецианцев, тоже охотившимися за мощами святителя Николая (Николай-Угодник почему предпочел Бари Венеции, а почему - хрен поймешь), викинги из Бари приплыли в Миры Ликийские, разыскали собор, в котором было всего четыре инока, спросили их о мощах, раскопали могилу и вскрыли раку, в котором было полным-полно драгоценного мирра. И великими почестями и предосторожностями перевезли раку с мощами в Бари, там торжественно встретили мощи и поместили их в старую православную церковь. Гостеприимство жителей Бари Николаю - Угоднику понравилось, и он за одни сутки исцелил там 111 человек. Потом этот храм стали благоукрашать и расширять, сделали новую раку, драгоценную, пригласили папу Римского Урбана. И тот переложил мощи святителя Николая в эту раку. Новая рака, видимо, святителю понравилась больше, потому что его мощи периодически в ней источали миро. Греческая церковь лишилась великой святыни, а католики прибрали ее к своим рукам. Но в России из-за популярности святителя Николая день перенесения его мощей в Бари является великим церковным праздником. Никола Вешний широко праздновался русскими крестьянами.
Нам предстояло убедиться, что в Бари гопоты хватает. Итальянские мусора на время нашего прохода к церкви оцепили русских паломников, видел много ихних блондинок, перекрывавших доступ с улочек и проулков. По мере приближения к церкви за полицейским оцеплением увидели и местных гопников. Это молодые пацаны, обязательно двое на одном мотоцикле. Они действительно съезжались, чтобы высмотреть себе добычу среди паломников. Пока мы дивились беспрецедентным для нас мерам безопасности. И бабули крестились и шептались, что тут, видно, жулья своего хватает.
От порта до величественного католического собора идти минут двадцать было. Собор этот принадлежит ордену доминиканцев Мы туда зашли, нас пригласили занять места на скамейках, когда мы разместились, пред нами выступил тамошний аббат, весь одетый в белое, как и подобает доминиканцу. Он приветствовал нас, а один из доминиканцев переводил - обращался он к нам по-итальянски. Толкал речь, что доминиканцы, на которых выпала высокая честь хранить мироточивые мощи великого святого всех христиан. Что лично он считает всех православных и католиков братьями во Христе (бабки тут закрестились и зашушукали: упаси Боже, да он батюшку совсем не похож!). И что они рады приветствовать в стенах этого собора христиан всех конфессий. Что в Бари еще есть чисто православный храм, но там считают своих российских единоверцев еретиками и к себе паломников из России не пускают. Это был храм ригористов из Русской зарубежной православной церкви. Правда, в тот раз, как я слышал, они сделали исключение для владыки Агафангела. У того были какие-то особые, близкие отношения с зарубежной церковью.
Ну, а потом аббат нам рассказывал про этот собор. Этот типично католический собор построен на основе старинного православного храма значительного позднее переноса мощей. Но сами мощи почивают в катакомбе своего рода, где ранее и проходили православные службы. Ну, до разделения церкви. Теперь это нижний этаж собора, где сохранена и восстановлена обстановка того старого храма XI века. Когда сюда мощи и доставили с великими почестями. И предложил нам туда сходить. Кроме того слева от входа в собор есть церковная лавка, где мы за 5 баксов можем приобрести миро, источаемое святым Николаем.
Мы стали спускаться по лестнице полукруглой в подвальное помещение. Действительно, там была обстановка, более привычная глазам православным. Иконы - типично византийского типа, только с немного непривычной цветовой гаммой. Возможно, именно такие иконы и были тогда. Скамеек не было, потемневшие своды, лампады. Правда, имелись исповедальные будочки, иконостаса как такового не было, католический алтарь и престол. Долго стоял в очереди к мощам, прошел мимо, приложился к ним. Мощи были в саркофаге из драгметаллов с роскошными украшениями, но скромнее, чем в наших храмах православных. Я видел у католиков мощи только под спудом, как у нас вверх и под стекло их не выставляют. Я такого не видел в Италии. Мария Паломница сияла от счастья. Мы немного с ней побродили по этой крипте, но смотреть там нам больше не на что, мы покинули собор. И пошли отовариваться миром от Николая Чудотворца.
Отоварившись миром, мы решили вернуться на судно, пообедать, потому что близилось время обеда. Ведь в очереди к мощам мы прождали полтора часа. Оцепление сохранялось. И за обедом мы узнали, что предосторожности не были лишними. Ограбили помощника капитана нашего в Бари, едва только он вступил на улицу. Вырвали портмоне. И ограбили одну девушку - сорвали сумку. Она плакала на палубе - там у нее были все деньги ее и самое печальное - загранпаспорт. А российское генеральное консульство было в Милане. Судовые власти как-то договорились с итальянскими мусорами, что те пускают на судно, а в Салониках было наше консульство, которое было извещено и согласилось оперативно выдать новый загранпаспорт ей. Оставалось договориться с греческими властями.
Оказалось, Бари действительно криминальный город. Местные гопники работают так. Они ездят на мотоциклах. Один за рулем, а сидящий сзади срывает или врезает сумки, портмоне, фотоаппараты. Есть и много щипачей, работающих в больших супермаркетах. Об этом нас предупреждали по судовому радио. И говорили, что в одиночку или небольшими группами не надо шататься по городу. Часа в три нас отвезут в большой торговый центр, где все сравнительно дешевле, немного покатают по городу, а в 10 вечера нас ждут в храме. Будет литургия, после которой возвращаемся на судно, сдаем документы и около 4 утра отправляемся в Салоники, где будем уже послезавтра. Было тепло. Само собой за обедом мы только и обсуждали, чего тут можно купить. Паломница сомневалась, стоит ли совмещать паломничество с шоппингом, но молодой монах за соседним столом, который ехал со своей старой матерью сказал, что лично он чего-нибудь поищет себе здесь. Сомнения у Паломницы тут же исчезли, и она попросила у него благословения купить что-нибудь в качестве подарка своим близким. Монах ее благословил.
Я пошел собираться, вышел на причал, там даже ксивы не ломали. Стоя там и жду Паломницу. И начинаю беспокоиться. Потому как она уговорила отдать большую часть денег ей на хранение. Ну, она их в лифчик свой заныкала, как и свои держала. А ее нет. Пить хочется, нога болит, а мне даже водички не купить себе. И вдруг она выходит со своей глуповатой улыбкой. Я указываю ей на опоздание, что я пить хочу, а она мне говорит: а мы говеем, лучше тебе стараться вообще не есть и не пить, ты ж причащаться будешь! А я с батюшкой поговорила, у нас духовная беседа была. Это ж важнее, чем покупки все эти. Чертыхнулся я в себе, взял у нее остаток лир и пошел на них себе бутылку воды покупать. Только купил, прибыли автобусы, куда мы стали загружаться. Паломница не одобряла того, что я пил воду. И решила провести со мной духовную беседу. Я вот, например, так себя настраиваю, стала говорить она, будто сама с собой разговаривая. Вот если меньше есть, будет меньше пить хотеться. А меньше пьешь - меньше в туалет ходить хочется. Я вот так себя на пост настраиваю. А если пост держать - блудные помыслы в голову не приходят. Я возразил Паломнице, что лично больше всего трахаться хотелось, когда я по уставу церковному постился. Стоишь и думаешь - а что у девчонок из церковного хора под юбками и кофточками и как было бы хорошо туда залезть. Мария перекрестилась и сказала с ужасом: это - искушение! Надо обязательно батюшке рассказать! Ты нашему батюшке это говорил? Я ответил, что говорил. Паломница поинтересовалась, что он мне сказал в ответ. То же самое. Что это обычное постовое искушение. Мария призадумалась и сказала мне: видно, ты человек богоугодной жизни, раз сподобился искушений великих подвижников, у меня таких искушений никогда не было. И закончила своим извечным: Господи, прости меня, грешную!
Везли нас чего-то долго, и вроде даже куда-то под Бари. Я видел сельскую апулийскую дорогу с пиниями. Ландшафт там немного другой, нежели под Римом, но италийская природа чувствуется. Привезли к очень большому торговому центру, там выгрузились. Заходим туда и видим сразу - облом капитальный. Ничего дешевого, что было бы достаточно выгодно купить. Увидев цены в лирах, Паломница сразу забила на свое намерение купить своему внуку Максимке кожаную куртку, ограничилась мячиком и футбольными перчатками. Я вообще не знал, чего покупать, шоппинг никогда не любил, температурило все сильнее и сильнее. И сильно ныла и горела нога. Топтался по торговым залам из последних сил. А иные бабки отоварились и кожаными куртками и фирменной обувью итальянской. Три часа этого шоппинга были для меня форменной мукой. И я там ничего себе не купил, кроме булочки в кафе и чашечки кофе. И был рад, когда стали грузиться в автобус. Покупки у всех были вообщем-то жиденькими.
По дороге к порту мы обратили внимание, что улицы Бари, на которые спустилась уже ночная тьма практически пусты, а заборы вокруг коттеджей нередко сверху оклеены битым стеклом. Можно было предположить, что преступность здесь высока. Прибыв в порт, выгружаясь от автобуса и поднимаясь по трапу, мы увидели, как в трюм судна сзади загружают подержанные иномарки, приобретенные иными благочестивыми паломниками.
Ужина в тот день не было, потому как всем вроде положено было говеть. Вроде, потом шли слухи, что на этом настоял владыка Владимир, а так - хрен знает. Может, просто разгильдяйство. Но если бы ужин был - точно больше половины бы паломников есть не стало. Принято среди церковного люда при причащении ночью за двенадцать часов до причастия прекращать есть и пить. Я где-то добыл градусник и померил температуру. Сил не было, нога горела, жгла и дико болела. Столбик термометра поднялся до сорока с половиной. Самарские батюшки были поражены моему упорству идти на литургию ночную у мощей. Они мне говорили: да куда тебе идти, ты ж не выстоишь точно. Я только рукой махнул, сходил в лазарет на процедуры. И около десяти вечера поперся со всеми на эту литургию.
Чего говорить, было очень хуево. Стоял из последних сил. Видел, как отец Герман с большим удовольствием засел в католической исповедальни. Кратко подошел и исповедался ему, ведь за пять дней почти не нагрешил, даже не дрочил. Сказал там, что гордый, раздражительный, заболел рожей, впал в уныние, скучаю по матушке. Наш судовой гуру только и сказал: прости, Господи! Накрыл мне голову своей епитрахилью и прочел разрешительную молитву. Возможно, на Небе мои усилия оценили, ибо к середине литургии верных, когда все горланили ВЕРУЮ, я почувствовал, что меня прет нехило. Ну, а ж когда ОТЧЕ НАШ пели - да, благодать. Я ее почувствовал. А хули, меня жарило уже поди на все сорок один. Да. Причастился, послушал разные проповеди, приложился к кресту, послушал прощальное благословение аббата-доминиканца, в котором он предложил нам приходить еще не раз, еле доковылял до судна, залез в свою каюту. Дьякон Олег сделал мне теплоты, то есть, смесь портвейна и кипятка, потом налил мне стопку итальянской водки граббья - типа кавказкой чачи, что гонят из черенков винограда. Я все это выпил, лег на верхнюю полку свою. И меня просто зарубило до утренней побудки.
Проснувшись, я понял, что ночью здорово пропотел. Весь мокрый от пота, да и простыни промокли просто. Видимо, ночью было что-то типа кризиса. Температура спала, ноге стало лучше. Святитель Николай оценил мои усилия. И исцелил от рожи. С того дня пошел на поправку. За завтраком об этом я и рассказал своим попутчикам. Мария Паломница закрестилась: чудо, чудо! Ты исцеления сподобился! Об этом я батюшке расскажу. Видимо, язык она распустила, потому что когда я сидел на скамейки на палубе, началось маленькое паломничество церковных старух ко мне. Бабкам было интересно посмотреть на чувака, сподобившегося исцеления у мощей святого Николая-Угодника. Они так подойдут, встанут вдали, позырят на меня, перекрестятся и пиздуют дальше. А я так сижу и думаю: чего это на меня так палятся? И чего, Зоя, думаешь? Оказывается, Паломница рассказала об этом аж самому отцу Герману. А тот сказал, что исповедовался, рассказал про рожу на ноге, видно было, мне очень плохо. Да, это чудо несомненно. Святитель Николай из Мир Ликийских сподобил меня исцеления чудесного. А чего? Он должен видеть, как мне хуево было, как нога у меня болела. А я из последних сил к мощам его пришел. Резон был меня исцелить.
Вот после Бари духовная дисциплина на судне стало явна падать. Открыли еще один бар, стали продавать крепкие алкогольные напитки. Заполнили бассейн на корме морской водой, было тепло. 23 градуса. Я узнал об этом за обедом. И хотел искупаться, о чем и сказал. Батюшка Александр и сказал мне: так иди. Я тебя благословляю. Я об этом и рассказал за столом. Очкастая Марина мне на это ответила: ты спятил что ли? У тебя же рожа! Ты других чрез воду можешь заразить. А я ей говорю: а меня батюшка благословил купаться. Мария Паломница и Андрей взялись ей объяснять, что батюшки все лучше знают; что раз батюшка благословил, то я просто обязан пойти и искупаться. А кроме того, святитель Николай-Угодник меня чудесно исцелил. А я возьми и вспомни рассказ японского писателя Агутавы Рюноске. Как бикса из Нанкина болела сифоном, переспала с Христом якобы во сне, ну, она верующей была. А товарки ее ей говорили, что надо ей кого-то заразить. Но она не хотела делать клиентам зло, а один такой навязчивый попался, она от него стала прикрываться распятием. И глядит, что лик на распятие, что фейс навязчивого клиента - один и тот же. Ну, до биксы сразу дошло, что снимает ее Иисус, пришедший взять на себя немощи наши и понести наши болезни. Вот конкретно к ней пришел взять на себя ее сифон. Переспала с ним и исцелилась. Я им изложил суть этого красивого рассказа японского писателя. Так Мария после этого стала доказывать тете Марине, что вот батюшка специально благословил меня искупаться в бассейне. Чтобы я кому-то по Божьему суду свою рожу передал, а сам от нее очистился. А вот кому мою рожу забрать себе - Господу виднее. Тетя Марина так нас послушала и сказала: коли так, я в этом бассейне купаться не буду. А Андрей стал доказывать, что все надо воспринимать со смирением. Тетя Марина сказала, что им с песней вперед купаться со мной в бассейне и очищать меня от рожи. А она - пас.
И вот после обеда я взял полотенце и пошел купаться в бассейне. Паломница меня пошла сопровождать. У бассейна она меня спросила: неужели ты на самом деле хочешь, что кто-то взял твою болезнь на себя? Ведь тебе ее Бог дал! Я ей сказал, что просто вспомнил литературное произведение. Мария покачала головой и неожиданно испуганно перекрестилась. И зашептала мне: смотри, отец Герман купается, точно тебя ждет. Он прозорливый, он на себя твою болезнь взять хочет. Лёня, да это ж чудо! Вот потому тебя и купаться благословили. Скорее лезь в воду. Просить меня лишний раз было не надо. Разделся и полез. Плавать было прикольно. Судно качало. И волны шли по бассейну. Я часа полтора оттуда не вылезал. А когда вылез, вытерся и переоделся, то увидел, что слева по борту пошла земля какая-то. Большой остров или материк.
Я залез на нос судна и зырил на идущий слева берег. Берег был гористый, хотя не такой гористый, как Крит. Высота гор все время варьировала, временами они переходили в высокие холмы. Склоны гор поросли кустарниками и какой-то вьющейся растительностью, а на вершине росли вроде кипарисы и какие-то хвойные деревня. Как бы сосны, но непохожие на наши. Попадались и деревушки и небольшие поселки и дороги с движущемся транспортом. Я посмотрел на флагшток. Вместе с либерийским флагом был поднят бело-синий полосатый греческий флаг. Мы шли в территориальных водах Греция, и я видел землю Эллады. По судовому радио передали, что мы идем уже в Эгейском море. Названного по имени древнего афинского царя Эгея, бросившегося вот примерно с такой же скалы, мимо которой мы тогда проходили, в это море, потому что его сын Тесей, расставшийся со своей подругой Ариадной, с горя забыл поменять паруса. И его отец думал, что его сын погиб и снова приходит критский корабль за данью кровью для ненасытного Минотавра. А может, он просто так принес себя в жертву Посейдону, с котором заодно и заделал Тесея.
На этой земле на горе Олимп (а она недалеко от Салоник, вроде я должен ее увидеть) в очень давние времена жили легкомысленные, но вздорные божества, сходившие вот на эту самую землю, чтобы валовать себе здесь девушек и парней, а иногда просто побухать с людьми. Нагулянные дети становились древними царями и героями. На этих горах когда резвились кентавры, весьма похотливые, пока их всех не перебили. А родоначальником кентавров был Иксион, царь лапифов, царствовавший в Фессалии, в столицу которого, называемую ныне Салоники, мы и плывем. Иксион был другом самого Зевса, который к нему частенько захаживал, так как встречался с его женой Дией. Зевс приглашал его и к себе на Олимп, и Иксион тоже гостил у Зевса. Супруга Зевса Гера ему очень понравилась, и дело кончилось тем, что он начал к ней приставать. Гера пожаловалась Зевсу. Зевс спал с женой Иксиона и был не против, чтобы и Иксион переспал с его супругой. Но видно, Иксион Гере не понравился, встречаться с ним она категорически отказалась. Тогда Зевс напоил Иксиона нектаром хорошенько и сделал облако в виде Геры. Иксион трахался с этим облаком, думая, что трахается с Герой. Это облако и родило кентавров, извергнув дождем их на землю. И они унаследовали от Иксиона его страсть к чужим женам.
Три поколения древнегреческих героев на этой земле совершали свои подвиги, а в промежутках между ними развратничали. Видимо, в те времена здешние девчонки были слабы на передок и раздвигали ноги без особых проблем любому желающему. Сюда возвращались победители Трои, чтобы быть побежденными у себя дома. По этой земле шли войска царя персидского Ксеркса, потом - Александра Македонского, потом - Митридата, Суллы, Юлия Цезаря и Помпея, Антония и Октавиана, потом сюда пришли орды готов и прочих варваров, потом - легионы Юстиниана, потом - турецкие янычары, а совсем недавно - части немецкого вермахта и английские войска. Я видел Грецию. Родину знаменитых древних мудрецов, философов, поэтов, демагогов, царей, героев, полководцев, шлюх, ораторов, прославленных их соотечественниками - древними историками. Я любовался на Грецию до самого вечера, только делал дважды перерыв, чтобы еще раз искупаться в бассейне.
За ужином я рассказал, что Салоники в древние времена назывались Фессалоники, были столицей Фессалии. Именно предкам жителей города, который мы собираемся посетить, апостол Павел написал два послания своих. И сам дважды был в Фессалониках. В свой первый визит он три субботы проповедовал в местной синагоге благую весть, склонив часть местных иудеев и эллинских прозелитов, среди которых преобладали знатные женщины, к христианскому учению, живя в доме некоего Иасона, первым уверовавшим. Однако не все иудеи были согласны с проповедью Павла. И они настучали городским властям, что пришли какие-то возмутители, Иасон их принял в своем доме; а они преступают повеления кесаря и учат, что помимо римского кесаря есть другой царь Иисус. Городские архонты, разумеется, встревожились, но когда Иасон изложил им суть христианского учения, успокоились, влезать в препирательства иудеев в синагогах не стали. Тем не менее апостол Павел и его спутник Сила решили не дразнить гусей и свалили в Верию. А еще в древние времена Фессалия славилась своими ведьмами. Именно в Салониках один не в меру любопытный юноша, пришедший погостить к своей тетке, оказавшейся колдуньей, превратился в осла, о чем писал Апулей, сам привлекавшийся к суду за колдовство, в своем романе «Золотой Осел». Мария, услышав про это, перекрестилась и сказала мне: вот помянешь еще мое слово, не доведут тебя книги до добра. Господи, прости меня, грешную! А Андрей заметил, что ведьм здесь, наверно, и сейчас хватает, но тем, кто молиться и поститься, они ничего сделать не могут, потому что Бог не допустит. Я начал было им рассказывать про кентавров, но тут Мария вынести уже больше не могла. Я вот про это даже слышать не хочу! - возмутилась она. И не понимаю, как тебе может хотеться про такую погань читать! И поспешила допить чай и свалить.
До вечерней молитвы среди паломников только и было базаров про то, что греки - православные, и поэтому очень любят русских. И что в Салониках торгуют мехами и дешево можно закупить меховые изделия. А дьякон Олег сделал мне интересное предложение. Он выпросил у официанток Оксаны и Татьяны 8 литров портвейна. И пригласил побухать с ними и отцом Владимиром, а отец Александр погуляет со своей матушкой по палубе и попробует где-нибудь уединиться с ней. Почему бы и нет? Портвейн тот мне нравился. И я акцептовал это предложение.
Мы бухали и базарили за жизнь. Отец Владимир рассказал мне, как они с братом стали священниками. По образованию они инженеры - строители, а сам отец Владимир работал в райкоме комсомола, был комсомольским активистом и крутил роман с какой-то райкомовской секретаршей. Девушка та оказалась легкомысленной, он узнал, что она встречается не только с ним. А ему в 26 лет уже хотелось создать семью. Он критически осмотрел других райкомовских комсомолок и понял, что они для создания семьи не годятся. И однажды он вспомнил, что по слухам у местного батюшки подрастает семнадцатилетняя дочь. Ему почему-то показалось, что юная поповна идеально подходит для создания семьи. Выпив для храбрости, он пошел в церковь, после окончания службы подошел к седому угрюмому попу и сказал ему: батюшка, я Вас очень прошу, я хочу жениться, создать семью. Познакомьте меня с Вашей дочерью, я на ней женюсь. Старый поп критически осмотрел его и сказал ему: а ну пошли! Привел его к себе домой и велел своей попадье накормить гостя. И неотрывно смотрел, как тот ест. По окончании трапезы налил ему бокал большой кагора и сказал: а ну, пей! И столь же неотрывно смотрел, как тот пьет. Потом позвал дочь, познакомил ее с гостем. А провожая его, сказал ему на прощание: как ты ешь и пьешь, мне понравилось, можешь жениться моей дочери, иди в храм алтарником, после свадьбы выхлопочу тебе рукоположение. Пошел алтарником в храм, стал ухаживать за поповной Ириной, чрез полгода они поженились, а чрез год он стал священником. Тут как раз и райкомов не стало. Матушка Ирина познакомила его брата с какой-то своей дальней родственницей, дочерью дьякона. Брат его тоже подался в церковь, женился на ней и тоже стал священником. Так они переквалифицировались из партийных работников в священников.
Рассказывали про будни церковно-приходской жизни поволжского захолустья. Своего архиерея Сергия, епископа Самарского и Сызранского, они откровенно не любили. Получив эту епархию, он стал переводить священников с прихода на другой приход за малейшее неповиновение и промашки, установил высокие церковные сборы, не предоставляя по ним никаких поблажек. Обязывал закупать церкви книги для церковных книжных лавок, причем поставлял неплохие богословские книги, но не пользующиеся спросом среди деревенских богомольных старушек. Одного батюшку, отказавшегося закупать у епископа книги, владыка Сергий лишил его прихода и вывел за штат. Самодур и хапуга - так характеризовали они своего владыку. Среди клириков ходили слухи о его гомосексуальных наклонностях, а что его келейник испортил не одну девушку из церковного хора - так это вся епархия его знала. Но у владыки Сергия была какая-то мохнатая рука в Синоде. И управы на него было явно не найти. Церкви держатся на старухах, молодежь старается держаться от церкви подальше. И вся надежда на то, что удастся получить доходный храм или свой храм превратить в доходный. Доходные храмы - это рядом с транспортным узлом и рынком. Туда приходят спекулянты, ставят много свечек и дают неплохие пожертвования.
Отец Владимир все расспрашивал меня про наш храм, я рассказывал ему, как он восстанавливался буквально с нуля. Особенно его заинтересовали сборы церковные, но я сказал, что три года их не платили - ведь наш отец Дмитрий в свое время был келейником нынешнего патриарха (не всем так везет, прокомментировал батюшка). Рассказал про хор. Надюша его заинтересовала, он хотел сманить к себе ее и сделать регентом. Еще он хотел сманить меня. А как? Он стал выспрашивать, почему я в 31 год еще не женат. Я ему сказал, что думал уйти в монастырь. Отец Владимир очень удивился и отсоветовал мне принимать монашество. Сказал, что в монастырях нынче процветают мрак, невежество, дебоши и разврат. Рассказал, как при посещении им монастыря здоровый монах, поставленный читать дневные Четьи минеи, услышав, как один паломник за столом о чем-то спросил своего соседа тихо, взял чайник с горячим кипятком и, не прерывая чтения, отоварил его чайником по бошке. Подумав о церковной публике, я с ним внутренне согласился. Не хуй мне там делать.
А отец Владимир предложил мне вот что. Приехать к нему в Самарскую область в его храм на высоком берегу Волги, он там меня возьмет чтецом - алтарником, познакомит с одной молодой девушкой из церковного хора. Ей в марта должно будет исполниться 18 лет, она хочет ехать учиться в московском святоиоанновском православном институте, но родители ее не отпускают, бояться за нее, молодая она еще, мало ли что будет. Кто знает, чего с ней случиться в большой Москве. Жениться лучше на таких молоденьких девушках, совершенно не знающих еще жизни. Из нее я могу вылепить то, что нужно мне самому. Да, девчонка любит плакать, плаксивая. Но ведь я вроде нормальный мужик, бить ее не буду, обижать не буду. В принципе, я могу просто приехать, познакомиться с ней, не понравиться жить в Самарской области - увезу ее в Москву. Мне он может гарантировать только то, что я стану дьяконом в его храме, потом получу какой-нибудь недоходный храм, стану там настоятелем. Скромную карьеру провинциального батюшки из глубинки и молодую жену без особых запросов. Я сказал, что подумаю. В итоге так и не поехал. А может, зря. Но это был бы такой же разрыв с представлениями мамани о жизни, аналогичный тому, который я сделал в другом направлении.
Чего говорить? Набрались мы, разумеется, изрядно, стали горланить церковные песнопения. Долго тянули «БЛАГОСЛОВЕН ЕСИ, ГОСПОДИ, НАУЧИ МЯ ОПРАВДАНИЯМ ТВОИМ». Потом стали залипать. Пришел батюшка Александр, два батюшки помогли мне залезть на мою верхнюю полку, потом укладывали туда дьякона Олега, выпившего больше всех. Со своей верхней полки он грохнулся на пол каюты, но серьезных повреждений при этом не получил. Пришлось батюшкам поднимать его по новой и укладывать. На этот раз благополучно. И нас зарубило. Последнее, что я помню - дружный храп бухих батюшек. И тут же поди сам захрапел также.
Утром проснулся с тяжелой головой. Дьякон Олег уже опохмелялся остатками вчерашнего портвейна, налил немножко и мне. Утреннего правила не было, раньше позвали на завтрак. Потому как мы стояли уже в Салониках, и на борт поднялись представители пограничных властей Греции. Нам сказали, что наши духовные руководители групп поводят нас без гидов по местным соборам и по магазам, а потом мы можем гулять по Салоникам до вечера. Возможно, удастся организовать автобусы, но ездить по узким улицам Салоник на автотранспорте очень трудно из-за пробок. Лучше погулять пешком.
Пришел я завтрак, где первым делом продолжил похмеляться портвейном. Все были в сборе. Тетя Марина хотела себе купить в Салониках меховую шубу, а может - несколько на предмет перепродажи. Проигрыш в финансовых пирамидах ее ничему так и не научил. Она рассуждала так - люди покупают, приедут потом, продадут уже по нашим ценам. И поездка эта окупиться. Люди умеют жить. Мария Паломница ожидала благодати, а Андрей рассуждал, что по пути домой неплохо было бы посетить Киево-Печерскую Лавру. Похавали, пошли за паспортами, собрались и стали выгружаться на греческую землю. Греческие погранцы лениво ломали ксивы.
Порт в Салониках очень красивый, на мой взгляд. Вот сходишь с судна по трапу, там такая огромная площадка, размеченная полосами, портовое здание, но в город выходишь слева от него мимо поста, где у тебя никто ничего не спрашивает. И оказываешь на достаточно узкой улице с кафешками и лавочками всякими. Мы шли большой толпой, в которой перемешались все группы. Нас за полчаса привели к греческому православному храму, якобы стоящему на месте той самой синагоги, где проповедовал апостол Павел в свой первый визит в Фессалоники. Внешне архитектура ее разнилась от привычной для России церковной архитектуры, а разница в интерьере оказалась еще больше. Да, там был привычный православному глазу иконостас, привычные иконы (вот цветовая гамма икон несколько отличалась, да и лики святых выглядели более греческими). Но были и скамьи в церкви, чего нет в наших русских храмах и за что наши православные упрекают католиков. Мол, церковная служба должна приносить усталость телу, а иначе не получишь благодати. Хотя названия некоторых песнопений и частей церковной службы вместе с уставными комментариями в богослужебных книгах отражают существовавший в более ранние времена обычай при определенных частях богослужения вставать, а при определенных - сидеть. Когда мы там зашли в храм тот, шла литургия. Песнопения по-гречески звучали красиво, естественно, совершенно непонятно. Церковные ризы священнослужителей были привычными, а вот форма их головного убора - немного разнилась. Разнился и состав прихожан. Людей среднего возраста практически не было (ну, будний день был). Были люди старшего возраста и много детей и подростков. И если у нас среди прихожан преобладают старушки, то там было приметно больше старичков.
Были мы там минут двадцать, не больше. Потом нас повели к собору, где и были мощи великомученика Димитрия Солунского. Это был один из архонтов Фессалоник, христианин, который принял мученическую смерть при императоре Максимиане - одном из ярых гонителей христиан в Поздней Римской империи. Прославленный многочисленными чудесами, не менее святителя Николая, но гораздо менее почитаемого в России в отличие от его родной Фессалии. Но в византийскую эпоху он был очень даже почитаем по всей Византийской империи. Наиболее известен тем, что его мощи в VII веке начали мироточить, то есть, выделять некую жидкость, отличную от воды, которая обладала целебной силой. Слава его была такова, что якобы даже турецкие воины не стали разорять его гробницу, а благоразумные из них брали это миро, чтобы лечить им свои боевые раны.
По пути к собору нам показали магазин с мехами, завели в лавку с сувенирами и разной церковной утварью. Я там кадильницу и ладан купил в подарок еще одной набожной семье, икону этого Димитрия Солунского, Мария Паломница накупила там себе разных икон и крестиков нательных. Потом мы вышли на соборную площадь, нам показали археологический раскоп, где искали то, что осталось от древних Фессалоник. Потом завели в собор. В соборе мы были долго. Надо сказать, что для этих греческих православных храмов еще было характерным отсутствие горящих рыжьем и камушками окладов, аляповатых золотых завитушек и прочей показной роскоши, характерной для самой захудалой деревенской церквушки нашей. Интерьер их простой, цельный, без излишеств, а в остальном - тоже, что и у нас. Самая обычная московская церковь более горит от позолоты и жемчуга, нежели этот собор с мощами великого местного великомученика. Но размеры собора, разумеется, впечатляют.
Разумеется, там мы встали в очередь к мощам святого великомученика. Они там в раке попроще, чем у святителя Николая, но тоже закрыто все. И как они мироточат - я не знаю; может, там трубочки внизу или по бокам есть. И чего-то нам никакого мира не предлагали приобрести. Зато был источник этого святого, из которого мы пили воду и набирали ее в бутылочки (я специально набрал бутылочку для шизанутой старушки, с которой ранее ездил в Дивеево). Походили, помолились, где-то там часа два были. Потом нас повели назад. По пути, само собой, нас облепили бойкие греческие уличные торговцы и стали впаривать нам разные сувениры. Нас проводили до одной улице широкой, с которой вдали открывался вид здания порта. Сказали, что ориентироваться можно по соборной площади с раскопом, выйти вот на эту улицу и по ней прямо к порту. А дальше до вечера можем гулять по Салоникам как хотим. Есть желающие посетить окрестные монастыри - в четыре вечера подадут автобусы. Но поедем не по группам, а кто как хочет.
Мы пошли вроде вместе по направлению к порту. Но чрез пять минут большая часть паломников, включая и батюшек, разбрелись по многочисленным магазам. Увидев это, Паломница заревела в три ручья. Я не понял. Я спрашиваю ее: что-то случилось? Я о грехах своих плачу, Леонид, ответила она мне сквозь слезы. Наверно, мы самые грешные люди. Шли ведь в церковь, а идем в магазин. Так мы ж были в церквях, к мощам Димитрия Солунского приложились, сказал я ей. То-то и оно, ответила мне Паломница, вытирая слезы. Не храним благодати Спасителя нашего, сначала к святыне великой, а потом за суетой в магазин. И теряем всю благодать. А это хорошо разве? Грех это, грешны мы. Вот скажи мне, ты чего хочешь себе купить?
Я так подумал. А хрен знает, чего покупать. Покупать ничего мне и не хотелось. Я Паломнице ответствую: а я даже не знаю, чего и покупать. Вроде вот икону великомученика купил, подарки для наших церковных. А чего еще можно купить - я даже не знаю. В голову не приходит.
Паломница перекрестилась. Окончательно вытерла слезы и сказала: вразумил меня Господь тобою. Ты не знаешь, чего покупать, и поэтому не идешь в магазин. А не знаешь, потому что ты чужд суеты, живешь богоугодной жизнью, ничего тебе не хочется. Тебе батюшкой быть надо и учить нас, окаянных грешников, уму-разуму. Иди учиться на батюшку. Ты куда сейчас идти хочешь? Да на судно, сказал я. Или у моря погуляю. Ну, и я с тобой пойду, сказала она. И мы пошли вместе.
По пути, однако, Мария вспомнила, что хотела купить что-то в подарок внуку и дочери. И спросила меня: а как ты думаешь, вот если не для себя купить, а Максимке или дочери - это греха не будет. Да не должно быть вроде, ответил я ей. И решили мы зайти в лавку. Заходим, а там только драхмы и берут. Баксы - ни в какую. Я там табло вижу знакомое, как у нас в обменниках. Мы туда пошли, заходим, а седой вахтер банка, показывает нам на время. Сегодня уже все, банк не работает. Знамение от Бога, так это прокомментировала Паломница. Не благословляет Бог нам чего-либо покупать. И правильно. Ведь за благодатью ехали, а не за покупками. И перекрестилась.
Ну, пошли мы в порт, почалдонили по набережной, чуем оба - устали. Было где-то так 18 тепла. Поднялись на судно, отдохнули в своих каютах полчасика, да и пошли на обед. За обедом собрались все. Тетя Марина рассказывала, что ничего тут дешевого нет, никакой выгодной покупке, вот только для себя шубу купила. Андрей рассказывал, что накупил здесь церковной утвари в пожертвование одному храму, где служил его духовник. Стали до нас доебываться - чего мы купили. Я говорю: иконки, кадильницу. А Паломница сказала: а меня, грешную, Господь на всю жизнь вразумил, что я сюда за благодатью приехала, а не за покупками! И больше я никуда не пойду. Я лучше в каюте помолюсь. Я сказал, что едем-то в монастыри. А Паломница отвечает: я это уже знаю. Сначала вроде к святым местам везут, да еще католическую гадость тебе при этом подсунут, а потом по магазинам за суетой. И это все для того, чтобы в суете мы погубили души наши. Плохенькая я, к таким соблазнам не готова. И до Одессы, думаю, мне с корабля лучше никуда не ходить. И не пойду.
Ладно. В 16 часов объявляют, что поданы автобусы. Я схожу на берег (кстати, днем все было без контроля какого-либо). И вижу, поданы двухэтажные автобусы, на которых ранее мне ездить просто не доводилось. Все группы перемешались. Сел, занял привычное заднее место. Вдруг в автобус влезает Паломница. И ко мне подсаживается. Оказывается, ей сказали, что на этот раз никаких магазинов не будет, а только одни православные монастыри. И сам отец Герман благословил ее ехать. Вот она и пошла.
Нас повезли, с пробками (вполне реальными на узких улицах Салоник) мы не столкнулись. Выехали за Салоники, ехали по холмистым дорогам Фессалии мимо красивых греческих деревушек, стали подниматься в горы. Нам сказали, что гора одна - это и есть тот самый Олимп, известный мне из древнегреческой мифологии. Ехали около часа, забираясь все выше и выше. Привезли нас к монастырю святого апостола Иоанна Богослова. Греческие монахи вынесли нам рахат-лукум и какие-то вкусные соки, мы это пили и хавали, посмотрели собор с очень простым убранством, старыми иконами. Там нам никто ничего не рассказывал, Мария Паломница приложилась ко всем иконам, чрез полчаса стали грузиться в автобусы, предварительно попив воды из источника, и поехали обратно. В Салоники приехали уже в темноту. Там нам показали еще один собор, но толком про него ничего не рассказали, привезли в порт. Мы пошли, поужинали, причем ужинали вдвоем с Паломницей без наших сотрапезников - те где-то гуляли. Мария пошла спать, а я вышел на берег, до девяти вечера посидел в портовом баре, пил пиво и пялился на смуглых гречанок. Одна греческая девушка подсела ко мне, на ломаном английском попросила угостить ее джином. Я ее угостил. И мы как могли, пообщались. Она была полиглоткой начинающей. Из смеси русских, английских и непонятно каких слов я понял, что зовут ее Янина, что она учится, ей 19 лет. Возможно, она была не против поработать, но толком я ее не понял, да и опыта таких встреч у меня еще не было, ну, и время поджимало. Десять баксов тем не менее она у меня выпросила, а мне позволила ощупать ее груди. На прощание мы поцеловались в уста. И я пошел на судно, а она осталась в баре. На судне я сдал свой загранпаспорт судовым властям, чего-то устал, пошел в свою каюту и завалился спать на своей верхней полки. Посреди ночи проснулся, чтоб слить, ощутил легкую качку и понял, что мы плывем в море.
В обычное время судовое радио разбудило меня, позвав возлюбленных отцов, братий и сестер на утреннее правило, добавив к этому, что судно бросило якорь у святой горы Афон. И что завтрака сегодня не будет, равно как и обеда. Помолившись, я поднялся на палубу и смотрел на территорию самой настоящей монашеской республики на территории Греции. Ведь издревле гора Афон была полностью автономной. Вот, Зоя, прикинь. Похолодало, море сильнее волнуется, светло-свинцовая морская пучина, живописная бухта и высоченный горный массив, поросший лесом с сухостоем. Вот и все виды Афона с моря. Собственно говоря, Афон - это полуостров с грядой горных цепей. Место действительно идеально подходит для иноческой жизни. Чернорясые вылезли на палубу и смотрели на Афон с каким-то ожиданием и надеждой, а богомольные старушки - с восторгом. А по судовому радио нам рассказывали, что в мире есть две горы. Синай, где Бог дал людям Закон, и гора Афон, где этот Закон исполняют. У меня сразу возникло чувство, что мне толкают фуфло. Тот Закон, который был дан на горе Синай, если исполняют, то не здесь, а в квартале Меа Шеарим в Иерусалиме, мне-то втирать не надо, я это фуфло все равно не захаваю. Афон вырос на подвижниках Фиваиды, но только не на Синайском откровении. Масти разные.
Да, нам рассказали про обычаи афонских иноков, как они живут. Это - один из уделов Богородицы, находящийся под ее защитой и покровительством. Рыжая Мариам - деспотесса Афона, это признано византийскими кесарями, об этом сложена легенда церковная. Как Дева кидала жребий вместе с апостолами, где проповедовать, а выпала ей Иверия, то есть, Грузия; она некоторое время осталась в Иерусалиме, переписывалась с Лазарем, бывшем епископом Кипра, тот снарядил для нее корабль. Ну, поплыли Мария с Иоанном Богословом и другими некоторыми апостолами сначала в гости к Лазарю на Кипр, а потом в Иверию. Бурей корабль отнесло к Афону. Голос из языческого капища призвал людей, прельщенных Аполлоном, встречать Матерь Божию. Они вышли и встретили судно с великими почестями, Мария им проповедала евангельское учение, они тут же уверовали и крестились. Вообщем, понравилось ей там, отправляясь дальше, она сказала, что это ей удел от ее Сына. И благодать ее пребудет во веки на месте сем.
Это церковная легенда. А так отдельные отшельники стали заселять Афон и строить кельи в лесах его где-то в VI веке. При императоре Константине Погонате, который собственно и отдал этот горный полуостров во владение инокам, здесь возникают первые иноческие обители, которые с течением времени приумножаются и богатеют. К мнению обитателей этих гор прислушивались во всем православном мире. Окончательно определил их статус император Константин Мономах, поименовав эти монастыри Святою Горою Афонской. Афон был захвачен крестоносцами, а потом - турками. Во времена Османского владычества пришел в упадок, хотя турецкие султаны разогнать афонских иноков не стремились, они просто не жертвовали им ничего в отличие от византийских императоров. Возрождаться Афон начал после обретения Грецией независимости от Османской империи в 1829 году. А так при любых перипетиях Святая Гора жила своей особой жизнью.
Ее иноки, унаследовавшие дух первых иноков египетской Фиваиды, живут в кельях, только келья там - это не то, что у нас в России привычно называть кельей; это как бы маленькая обитель на территории большого монастыря. В принципе, так в первых монастырях Египта и было. Всенощная там идет с захода солнца до восхода и перетекает в обедню, то есть, проводят в богослужении иноки примерно 14-15 часов. Если всенощной нет, то монахи встают в полночь, приступают к полуношнице, которая плавно перетекает в утреню. И со всеми службами опять-таки проводят в молитвах и богослужениях те же 14-15 часов. Афон закрыт для женщин, а сейчас вообще-то пускают туда только того, кого иноки из прибывших сами видеть хотят. Когда приходит паломническое судно, старцы начинают молиться, и Святый Дух им открывает, кого им тут надо видеть. У них есть своя полиция, ей передается список гостей, приплывает катер, приглашают и везут на Афон. Стоим недалеко от русского Пантелеимоновского монастыря, ждем этого катера. А еще сказали, что тут бывают сильные грозы, летом часто молнии вызывают лесные пожары на вершинах гор.
Катер прибыл где-то к половине одиннадцатого. И подходил еще три раза. Паломники смотрели, кто садиться в него и умиленно крестились. Я видел, что в катера загружались отец Герман, владыка Владимир, какие-то монахи. Длинноносая монашка собрала своих сестер на носу корабля, где они пели акафист Иверской иконе Божией Матери - хранительницы Афона, к ним присоединились некоторые паломники, включая Паломницу. Бабки шушукались, что может сподобятся увидеть явленное чудо. Здесь бывают чудеса иногда. Ожидание было долгим и нудным, да еще на тощий желудок. Я все рассматривал Афон, надеясь там чего-то рассмотреть, но кроме деревьев, сухостоя, камней и редких строений церковного типа ничего не видел.
Этот вид Афона мне стал уже надоедать. Мне хотелось есть. Я спустился в каюту и съел остатки колбасы, что маманя дала мне в дорогу. Мне хотелось жрать - я и пожрал. Я не знаю, это был ли коллективный псих или просто бабла на хавчик не хватило под отмазку посещения Афона. Я знаю только, что доел остатки данного мне матушкой в дорогу и залег на свою верхнюю полку полежать. Акафисты петь меня не прикалывало, нога все-таки болела, хотя намного слабее. Ну и хули мне на палубе делать или церковные параши слушать? Лучше полежать.
Полежал, подремал, снова пошел на палубу. Одних паломников уже катер возвратил на судно, видимо, отправился за другими счастливчиками, чтобы вернуть их на судно. Мне это было по барабану, мне хотелось пожрать посущественнее. На носу судна продолжался молебен, импровизированный монашками какими-то. Какой молебен - хрен поймешь. В своих догадках я не ошибся, катер вернулся и вернул новую партию Нам предложили пройти в салон для безвозмездного получения даров со Святой Горы Афон. Я пошел вместе со всеми. Увиденное в салоне этом напомнило мне бабушкин пересказ притчи моей прабабушки, несомненно староверческого разлива. Типа, жил старик, в церковь не ходил. Внуки до него докапываться стали. Дед, мол, почему ты в церковь не ходишь, наверно, ты колдун, так про тебя люди говорят. Он пошел. Там речка была, он по воде, как по суху прошел. Как святые ходили. Пришел в церковь, а там старухи лаются, дерутся, сплетни сводят. Не выдержал. Укорил их: вы ведь Богу пришли молиться, а не сплетни сводить, не домашних обсуждать! Ну, обедня отошла, пошел назад, а по воде пройти уже не может, проваливается. В церкви согрешил. И вывод моей милой бабушки из этой народной притчи был таков: в церковь ходят самые грешные люди! Туда пойдешь - согрешишь! Я что ли не видела, как бабки на крестном ходе дерутся, чтоб их батюшка святой водой покропил? Лезут, старые дуры, а одного не понимают - не так к святыне подходят Я вот закрылась в ванной, помолилась, как умею - и мне хорошо стало. Бог - не фраер! Он все видит, Он намерения и поведения видит.
Придя туда, я вспомнил слова моей милой бабушки и ее мачехи. Бляха-муха, у Святой Горы Афон бабки пихались, толкались, срамно ругались, а иногда и вцеплялись друг другу в волосы, срывая платочки друг с друга, за несколько капель елея из Пантелеимоновского монастыря, за какие кипарисовые шишечки, за разные бумажные иконки и кипарисовые крестики. Вот в натуре - готовы перегрызть друг другу глотки, сбить с ног и пройти по телу. Монахи, раздававшие дары, пытались еще как-то их увещевать: братья и сестры, соблюдайте благочиние, если так будет продолжаться, никакой раздачи не будет, не надо так толкаться. И ни фига! Церковным старушкам все это мимо ушей. Эти батюшки уже сами на рады. Старушки орут, что лезут без очереди, кипешуют, толкаются. Я так на это посмотрел и понял, что тут я - точно пас. Западло в такой кипеж церковный влезать. И от этого ничего не проиграл. Паломница потолклась там и надыбала для меня и елея афонского, и веточек с шишечками и всяких бумажных иконок. Все это я потом долго раздавал в нашей церквушке церковному люду. Часть у меня до сих пор осталась. И не знаю теперь, куда мне эти церковные сувениры девать.
Они там в салоне кипешуют, я свалил на палубу. Чтоб голова отошла от их ора. Где-то так в часов 16 вернулись все, чрез полчаса судно подняло якорь и взяло курс в открытое море. И тут пошел базар о чуде. С о Святой Горы Афон до нашего судно стелился будто висячий мост дыма. Если так разобраться, то ветер из трубы нашего судна от его дизеля стелил дым до монашеского полуострова. Но для восторженных паломников это было явленным долгожданным чудом. В открытом море усилилось волнение, и погода портилась.
Вот так идем, темнеет, позвали по судовому радио ужинать. Я первый пришел и с жадностью начал хавать. Тут мои сотрапезники приходят. Мария Паломница и говорит: как хорошо было сегодня воздержаться. А я хаваю куриную ногу. Обглодал кость и говорю: воздержание - так это только по доброй воле. Вот у меня жрать есть, а я сам не хочу. А ежели я хочу пожрать и мне не дают - так это не воздержание, а черт знает что! Мария Паломница крестится и говорит: не надо только по чернаку ругаться, как тебе не стыдно! Андрей начинает базарить, что единственно, что ему понравилось, что самое лучшее было - так это Афон. Я ответил, что еще было бы лучше туда подняться. На горы этого полуострова. Он спросил - а как подняться? Как альпинист? А Марию Паломницу так вовсе перекривило. Кипешнула она: зачем? Поганить Святую гору? Да просто так, ответил я. Посмотреть, как оно там и что там к чему. Ну, и ландшафт посмотреть, само собой. Это - ответ глубоко неправославного человека, думай сам, сказал мне Андрей. Пропадешь ты. МЕНЕ ЖДАША ГРЕШНИЦЫ ПОГУБИТИ МЯ, СВИДЕНИЯ ТВОЯ РАЗУМЕХ, ВСЯКИЯ КОНЧИНЫ ВИДЕХ КОНЕЦ, ШИРОКА ЗАПОВЕДЬ ТВОЯ ЗЕЛО, - ответствовал я старославянским стихом из псалма 118. М-да, сказал на это Андрей. В вероучительных вопросах с тобой лучше не связываться. А то научишь чему-то не тому.
После ужина я гулял на палубе, и вдруг увидел, что мы идем в темноте мимо береговых огней. С двух сторон. Судовое радио объявило, что мы проходим пролив Дарданеллы. Коровий брод. Тот самый, чрез которой переплыла девушка Ио, на которую ревнивая Гера наслала овода. В виде коровы Ио тогда была (ну, и Гере дан эпитет Гомером - волоокая; стало быть муж Геры один и тот же тип женщин выбирал), а пользовал ее сам Зевс. Дарданеллы во тьме показались пошире Босфора мне, да и подлиннее приметно. А выглядели менее приглядно. С двух сторон темные горы с разного рода огнями - и все. И проходящие по проливу суда. Чрез какое-то время берега стали снова раздвигаться, стало холоднее, и я решил посмотреть, что происходит в походной церкви. А там держал слово наш судовой гуру отец Герман. Он говорил: я вижу, что батюшка Николай вас так ничему и не научил. Вы думали, что в Бари дешево купите, а не получилось. Но батюшка Дмитрий из Салоник вас вразумил, надеюсь. Вот ко мне одна матушка подошла. Спрашивает меня: батюшка, я в Салониках меха купила, как быть с шубой? Я ей говорю - одень на себя, в Одессе будет холодно. Она спрашивает - а вторую? Говорю - ну, две шубы можно одеть. Одень две. Она - а третью куда девать? Я так подумал и говорю - одень себе на голову третью шубу. Она меня благодарит и спрашивает, куда девать ей четвертую шубу. Я так подумал и сказал ей, что четвертую шубу ей придется одеть на голову таможенника. Я заржал и свалил к отцу Олегу. Которому официантка Оксана уже нацедила баклашку двухлитровую одесского портвейна. Который мы и распили на двоих на верхней палубе. И пошли после этого спать.
Пока я спал, судно прошло Мраморное море, Геллеспонт греков (в этом море утонула девушка Гелла, упав с золотого барана, на котором она летела со своим братом Фриксом в Колхиду), Босфор. После Афона духовная дисциплина рухнула окончательно. Паломничество совершено, все решили расслабиться. Совместных молитв больше не было, молились келейно, то есть, кто как хочет. Мои самарские батюшки вообще не молились. Пред завтраком я поднялся на палубу. Резко похолодало, дул северный холодный ветер. Черное море было все в гребешках. Мы явно плыли навстречу зиме. Я понял, что гулять последний день по палубе надо в максимально теплой одежде, которая у меня есть. Температура воздуха была +12.
За завтраком мы обсуждали увиденное нами в этом паломническом путешествии. Андрей повторился, что зарубежные страны сделали его более патриотом. Ничего ему не понравилось, ни одна страна, у нас все равно все лучше. Базара нет, свое - это родное, привычное. Но я никогда не ставил знак равенства между своим и лучшим. Чужие страны и народы были для меня именно другими, а не плохими или хорошими. Различие стран и культур не имеет ничего общего с этической оценкой. Равно как и различие религий. Примерно так я и сказал. Андрей мне на это ответил, что я стою на очень опасном пути, который может привести меня к духовной смерти. А тетя Марина удивлялась, как я не боюсь темными вечерами гулять по палубе - вдруг мне кто-то чего-то сделает. Я ей ответил, что принимал участие в обороне Дома Советов, что мне и там никто ничего не сделал, а здесь и подавно. Она помотала головой и сказала: отчаянный ты! А Мария Паломница молчала. Она молчаливая вообще. Говорила, что не любит суесловия, ведь грех это.
После завтрака я оделся потеплее и пошел гулять на палубу, но больше двух часов погулять не мог. Ветер усилился, волнение на море тоже возросло, температура понизилась до +8. Я продрог и вернулся в каюту. Залег на свою полку и читал «Иудейские древности» до обеда. А после обеда оделся и попробовал гулять снова. На этот раз, хоть и холоднее стало до +5, ветер немного стих. И я последний раз гулял по палубе до самого ужина в полном одиночестве.
На нашем последнем ужине говорилось мало. Мне лично, да и Паломнице откровенно хотелось домой. Было чувство усталости и выполненного долга. Тетя Марина прикапалась ко мне насчет того, есть ли у меня девушка. Я трахался с разными замужними женщинами и с Надюшей, но за свою девушку я ее не считал. Да я не понимал вообще, что такое своя девушка. По базарам матушки это было нечто подобное собаки. Свистнул - подбежала, раздвинула ноги. Такого не было. И я ответил, что девушки у меня нет и не было. Очкастая тетя Марина мне предрекла, что я никогда не женюсь, раз в 31 год девушки у меня нет. Она лоханулась, в сорок лет я уже женат вторым браком на трассовой биксе. А хули докапываться было: была ли когда-либо у меня девушка? Я ж не спрашивал, сколько парней ее ебали.
А после ужина было прощальное собрание. Там епископ Владимир толкал речь. Возлюбленные братья и сестры, завтра мы будем в Одессе. Давайте поблагодарим благочестивую семью Манько, организовавшую нам свое паломничество. Среди нас есть недоброжелатели, среди нас есть враги. Они хотят написать святейшему патриарху Алексию II, что эти люди - мошенники, что это паломничество - грандиозная афера под прикрытием его высокого сана. Скажите, чем вам не угодили? Курица в Иерусалиме оказалась протухшей? Да это мелочь. Потом приезжайте ко мне на Буковину, я каждому из вас по две курице дам. Одну - копченую, а другую живую. Подпишите обращение Святейшему, что всем довольны и очень благодарны супругам Манько. И молитесь за них. Этот владыка ехал на халяву и на халяву вез весь свой так называемый хор - 30 монахов. Паломница спросила меня: ты будешь подписывать? Я сказал - нет. Я в такие игры не играю. Я платил за другую каюту. Я не буду с них ничего требовать, но и подписывать, что доволен, тоже не буду. И больше с ними никогда связываться не буду. Странный ты человек, сказала мне на это Паломница. А я подпишу. Это - твое дело, ответил я ей. Пусть их Бог судит. Он всех нас рассудит на Страшном Суде. Мария перекрестилась и сказала: да, хорошо сказал. Она осталась, а я свалил.
Последняя ночь на судне была достаточно разгульной. Не было ни вечернего правила, ни душеполезных бесед отца Германа. Все расслаблялись, кто во что горазд. Дьякон Олег пригласил побухать с ним в судовом баре. Там мы крепко набрались, неожиданно столкнулись с нашими старыми знакомыми официантками. Оксаной и Таней. Стали бухать вместе. Потом Таня и дьякон Олег куда-то пропали порознь, а я и Оксана бухали дальше. Оксана рассказывала мне про свою жизнь молодой девушки 22 лет, работавшей в Одесском пароходстве, я рассказывал ей про свою жизнь. Пиво, виски, коньяк, вино. Базарим за жизнь. Так часа полтора посидели, основательно набрались. И неожиданно перешли на эротические темы.
Оксана стала выпытывать меня, вот чего мне хочется от жизни. Будто я это знал. Я ей честно сказал, что просто не знаю. Она спросила: ну, вот ты молишься, а тебе хочется, чтоб у тебя была жена, ребенок? Я ей сказал, что хотелось бы. Только не ребенка, а много детей. Сколько получится, пусть столько и будет. Оксана засмеялась. И говорит мне: а целоваться-то ты умеешь? Кое-как, - говорю ей. Оксану тут вообще пробило на ржачку. Посмеялась и говорит: а со мной переспать не хотел бы? Я ей честно сказал, что она мне с самого первого дня понравилась и переспать с ней я был бы не прочь, так я ж не знаю, даст она мне или нет. Так надо было сразу сказать, стала ржать Оксана по новой. А потом сказала мне: а давай пойдем ко мне в каюту служебную. Я там с Танькой. Но ее сейчас, наверно, нет. Портвейн попьем, а дальше - как получится. У меня сейчас парня нет, а ты мне нравишься.
Ну, пошли в ее служебную каюту двухместную, там, правда, не было никого. Сначала зашли на камбуз, Оксана налила нам полторалитровую баклажку портвейна, потом направились в каюту ее. Посидели, побухали, а дальше как-то само собой стали целоваться. Оксана поцеловала меня первая, я ее потом целовал. Потом стали обниматься вдобавок к поцелуям, потом как-то само собой я стал расстегивать пуговицы ее форменной белой блузке, лапать груди в бюстгальтере, потом залез и под него, потом расстегнул, завалил Оксану, задрал ей юбку, стянул трусики и отымел без резинки. Эта одесская девушка хорошо подмахивала, извивалась в моих объятиях. Оба остались довольны. Потом привели себя в порядок, попили портвейна еще, потом снова потрахались. Короче, последняя ночь на судне «Лев Толстой» была у меня достаточно бурной. Что называется, переспали бутербродиком. Часов в пять я проснулся, причем на другой полке увидел спящую Танюху в объятиях дьякона Олега. С утра все были никакие. Танюха сбегала и чрез 15 минут принесла нам всем портвейна на опохмелку. Как дьякон с Таней пришли и что у них было - я сказать не могу. Не видел, не слышал, спал со своей подружкой. Короче, развлеклись с девушками, ничего плохого им не делая. И мне за это не стыдно.
Еще в утренней темноте поднялся на палубу и тут же слез. Ветер пронизывающий, холод собачий. Дьякон Олег явно хотел продолжения банкета. И говорил мне: на вокзале нажрусь до усеру. Приезжай к нам в Балаково! Мы обменялись адресами и телефонами, но потом со своими попутчиками, за исключением Паломницы, я никогда не пересекался. Как обычно и бывает при курортных знакомствах. Оксане я оставил свои координаты, раза два в Москву она мне звонила, вроде бы собиралась приехать, но так и не приехала. Я ее только добром вспоминаю. Я благодарен тебе, Оксаночка, за ту бурную ночь пред Одессой в Черном море. Знаю, что она вышла замуж, вроде, у нее все хорошо. Дай ей Творец, чтоб так и было. Мыслей о том, что это грех - ну, совершенно не было. Вот после этой ночи в голову мне вошла мысль, что блуд - это не самом деле не грех, а только искушение. И что Творец радуется, когда я трахаюсь с девушками. И что кончить в лоно девушки без резинки - это очень богоугодное дело. Ведь Авраам, Ицхак, Иаков, Давид, Соломон - они ж трахались во славу Божию. Вот так мне пришла в голову мысль, что можно трахаться с кем попало к вящей славе Господней.
Потом был последний скудный завтрак, на котором Паломница ничего не ела. Была сильная качка, и ее снова начало укачивать и тошнить. Были только одни базары о дороге домой. После завтрака я все-таки высунул нос на палубу. И увидел Одессу с моря. Судно заходило в порт. Минут десять стоял. И как только судно зашло за волнорез на акваторию порта, качка мгновенно стихла; я снова увидел с моря уже знакомое мне здание морвокзала Одессы. Судно достаточно медленно швартовалось, я видел только , как бросают якорь, работа экипажа была незаметной для пассажиров. Потом стало вещать судовое радио. Мол, собирайтесь в салон по столикам с номерами групп, получайте свои паспорта, потом сходите на берег, пройдете паспортный и таможенный контроль. Кто заказывал билеты на обратный путь, получит в зале ожидания морвокзала. Потом нас на автобусе доставят к железнодорожному вокзалу. И мы поедем восвояси. К своему дому. И еще обрадовали. В Одессе - -5. Я видел, что уже лежит снег. Отправлялся теплой осенью, а вернулся зимой. А одежда у меня легкая для такой температуры. Эх, матушка, и как ты только этого не предвидела?
Пошел в салон, где была походная церковь. Иконы снимали, уносили. Унесут все остатки походной церкви. И в следующий рейс здесь снова будет диско-бар. Где бухают, оттягиваются, танцуют, клеят девчонок. А в этом рейсе здесь молились, пели акафисты, слушали наших записных батюшек. Паломничество завершилось, а вот жизнь продолжается. Так я подумал, увидев, как разбирают нашу походную церковь монахи владыки Владимира вместе с судовыми грузчиками. А еще там стояли столы с номерами групп. Была жуткая давка с очередями, перебранками в очередях, толкучкой. Неприятно, а чего делать. Подавился так около часа, получил ксиву, причем замотанная девушка мне сказала, что отправляют нас из Одессы в 14.30 на поезде Одесса-Москва, ждать будут точно с табличкой МОСКВА. Надо показать паспорт, получить билет железнодорожный и идти на автобус. Отвезут на вокзал и все. Я пошел собирать вещи.
Собрался, быстро простился с батюшками из Самарской области, на вахте подождал Паломницу. И дальше мы вместе потащили наши баулы вниз по трапу. Вошли в полуподвальный этаж морвокзала, подошли к знакомому уже КПП. Украинский пограничник полистал паспорт и ляпнул штамп. Идем к мытнице, то есть таможне. Ставим наши баулы на ленту, даем таможеннику паспорта и декларации, он прикладывает к ней свою колотушку. И мы выходим внизу, поднимаемся на эскалаторе и оказываемся у уже знакомого фонтанчика, из которого Паломница во время ожидания пила воду. Я помнил, как мы здесь долго ждали посадки, всю эту бестолковщину и суету. Думал, что и на этот раз будет также. К счастья, я ошибся. У фонтана нас ждали сотрудники этого паломнического бюро, быстро и без особой суеты получили билеты, нам предложили грузиться в автобусы. Мы вышли на заснеженную улицу и торопились загрузиться в автобус. В наших легких осенних плащах при минусовой температуре было очень холодно.
Наше отправление домой организовано было явно лучше отплытия. Подождали в автобусе 20 минут, потом поехали. Я снова увидел памятник Ришелье в снегу. И удивился, что приехал в самую настоящую зиму. А что будет в Москве? Автобус ехал где-то полчаса. И вскоре мы стали выгружаться у уже знакомого нам здания железнодорожного вокзала Одессы. Пошли в зал ожидания, снова менял деньги на карбованцы немного, накупил жетоны (тогда в Одессе межгород был по старой жетонной системе). И из автомата позвонил в Москву. Набожной семье из дома напротив. Трубку поднял Алексей (было воскресенье). Сказал, что в Одессе, поезд отходит чрез два с половиной часа, номер поезда, номер вагона, время прибытия в Москву. Спросил про маманю. Она еще из Германии не вернулась, не раз звонила им, беспокоилась обо мне. Какая погода в Москве? Лежит снег, -17. Я замерзну, встречайте меня, привезите вещи потеплее, я - в осеннем плаще. Да, мать об этом думала, договорилась с шофером встречать будем. Были слухи про переворот, волнения в Москве. Что-нибудь было? Да нет, ничего не было. Все, прощаемся. Я рассказываю новости Паломнице, отдаю ей оставшиеся жетоны. Она идет звонить своим родным. С тех же телефонов-автоматов, с которых мы звонили своим, приехав в Одессу при отправлении в паломничество. Приходит радостная. Ее встречают. И признается мне, что на самом деле всю дорогу скучала по дочке, зятю, внуку Максимке. Только она это считала неправильным. И неприятно ей было, когда я говорил, что о мамане своей скучаю. Домой едем, говорит она. Леонид, ежели чего меж нами не так было, прости меня, грешную. Плохенькая я! Господь да простит тебя, Мария! - говорю я ей. Ты меня прости, ежели чего не так было! И мы лобызаем друг друга. Чисто по-христиански. А потом я иду за пивом. А Мария остается караулить вещи.
Ожидание на Одесском вокзале было не очень долгим. Прошло незаметно с пивом, которое и Паломница пила с удовольствием, достаточно неожиданно объявили посадку на наш поезд, загрузились, заняли места в купе. Положили наши вещи. В четырехместном купе мы ехали вдвоем. Потом под нами заскрипели колеса, перрон поплыл назад. И поезд медленно потащился по заснеженной Одессе. А мы еще отоварились пивом. И мы ехали домой.
Поезд минут сорок тащился по Одессе, потом пошел по заснеженной степной местности. На первой станции к нам в купе зашел мужик, который должен был утром выйти. Он жрал сало. Очень хотел нас накормить. Но я наотрез отказался есть свинину. Я как в Библии прочитал, что свинья - нечистое животное, так я свинины и не ел, хотя сало мне нравилось раньше очень. А Паломница решила воздержаться. Смерклось, я устал, прилег на мокрую постель, да и зарубило меня. И проснулся я где-то около семи часов утра следующего дня. 20 ноября, равнозначное 27 числу месяца Хешвана 5756 года от сотворения мира.
Мужика уже не было. Поезд несся среди заснеженной равнины в темных утренних сумерках Я сходил в сортир (на этот раз он оказался приличнее и почище), потом снова уснул. Окончательно проснулся около девяти часов, Паломница спала до десяти. Я за это время и пиво успел купить в поезде и два раза чай попить и отчасти похавать. Потом пил чай вместе с Паломницей.
Где-то около двух подъехали к границе. К нам заглянула украинская таможня. Поинтересовалась количеством мест. Позырили на них и тут же свалили. Потом зашли украинские погранцы, ломанули ксивы, ляпнули штамп. Потом поезд поехал и тут же остановился в Зернове. Нас навестили уже российские погранцы с той же программой. И тоже ляпнули штамп в паспорт. Потом слышал, что пошла российская таможня. Которой в соседнем купе бабки пытались всучить сувениры со Святой Горы Афон. Какой-то кипеж средь бабок был, слышу старушечьи голоса: надо ходить в храм, поститься, молиться, духовника себе найти. Потом в нашу дверь стук. Открывают. Добрый день, таможенный контроль! Оружие, боеприпасы, наркотики, антиквариат есть? Мария Паломница говорит молодому пацану: да нет, у нас с Афона благодатные дары есть. Давай тебе иконку подарю. Таможенник киснет: а вы чего, вы все из одной компании, которая с Афона? Ну да, говорю, возвращаемся домой из паломнической поездки. Все понятно, грустнеет пацан. И сваливает от нас, захлопывая за собой дверь купе. Так мы пересекли российско-украинскую границу в Зернове.
Потом ехали до Брянска, после Брянска стало темнеть. Пили чай. В Калугу приехали уже затемно. В начале восьмого. Стояли там долго. Везде лежал снег. Началась самая настоящая зима. Мы гадали, встретят нас или нет. Иначе нам будет откровенно холодно в наших осенних плащах. После Калуги Паломница хотела вытаскивать в тамбур вещи, а я воспротивился. Сказал ей, что это напоминает мою бабушку. Начинавшую, бывало, собираться за 3-4 часа выходить с поезда. Паломница так подумала и сказала: наверное, что ты, что мать твоя никогда не работали так, где надо все тут же принести. Но ехали мы долго. Стали мелькать за окном знакомые пригородные станции и платформы Киевской железной дороги. Тихонова пустынь, Малоярославец, Обнинск, Балабаново, Бекасово, где мы вошли в пределы железнодорожного кольца вокруг Москвы. Мы приближались к Москве, к концу нашего пути, к дому. В душе было томно и страшно. Ожигово, Селятино, Апрелевка. Потом пролетели Лесной городок, Внуково, платформу Переделкино. Увидел огни Солнцева, потом Востряково. Поезд въехал в Москву, пройдя под путепроводом МКАД, Увидел плывущие мимо огни родного Очаково, пожалел, что нельзя дернуть за стоп-кран и сойти в нем. Потом пролетели платформы Матвеевского, река Сетунь, Москва-Сортировочная у Поклонной горы. Станция Студенческая московского метрополитена. И вскоре мимо поплыла платформа Киевского вокзала. Поезд прибыл по назначению.
Паломницу встречали ее дочь и зять, а меня - Алексей и водила Кригер. Оказывается, матушка звонила из Германии им двоим. Кригер потащил мои баулы в свой багажник, Алексей привез мне мой пуховик. Коротко простились с Паломницей и ее близкими, поехали на машине к той набожной семье в Очаково. Ну, сначала занесли все мне домой, потом Алексей позвал меня к ним. Даже их десятилетняя дочь не спала, вся семья слушала мой отчет о посещении святых мест и первыми получили святые сувениры. Покормили, напоили кагором. В Москве было очень холодно, лежал снег, морозило на -15. Если б не встретили с пуховиком, я бы замерз, добираясь до дома. Позвонила им матушка, Я говорил с нею. Днем за мной Кригер должен был приехать, отвезти меня в Шереметьево-2 встречать ее. Все, разлука подходила к концу, наша семья воссоединялась. Просидел я у них часа два, похавал, выпил кагора, а потом пошел к себе домой. Устал, а спать не хотелось. Включил комп и втыкал в военную стратегию. Около пяти только лег спать.
Проснулся в 11 утра, жрать не хотелось. То есть, готовить не хотелось. Позвонил Кригеру, он за мной ехать не хотел, но узнав, что так маманя моя сказала, обещал приехать. В два часа пополудни приехал, поехали в Шереметьево-2. Сначала там потерялся, а потом довольно быстро соорентировался. Как раз прибывал рейс Франкфурт - Москва. Чрез сорок минут из зоны таможенного контроля вышла маманя со своими многочисленными баулами и с каким-то седеньким немцем, прибившемся к ней в пути. Мы в первый раз разлучились настолько. И помнится, очень были рады снова воссоединиться. Сначала этого левого немца отвезли в консульско-правовой отдел посольства Германии, что на Ленинском проспекте, потом поехали домой. А по пути я рассказывал мамани про паломничество, про Израиль, Иерусалим, Рим, Ватикан, Бари, Салоники, Афон, святыни, рожу. Послушала меня маманя и сказала: сыночка, если б я знала, что так будет, что все это с тобой случится, я б тебя туда не отпустила! Но я ж не знала, что так будет.
Вот так, Зоя, я вернулся домой после первого одиночного пребывания вне дома. Так я побыл паломником, пилигримом. И знаешь, это тоже никогда не забудется. А что это паломничество будет для меня тоже неким поворотным моментом - тогда я этого не знал. Но вернулся из него совершенно другим человеком. Внутренне готовым порвать с церковным людом, с которым тусовался лет пять с лишним. Осознавшим на невербальном уровне, что это - не моя масть. Давай еще пива возьмем, а?