отец Онаний : что, где, когда...

Каждое утро я мог наблюдать как в небе пугливо разбегаются облака, обнажая горизонт. За окном начинался октябрь. Сезон дождей со вспышками любви к прошедшему лету, называемому всеми почему-то бабьим. Холод уже высвобождал себя из каждой щели. Выползал на свет и бродил огромными тенями, заставляя двигаться быстрее, а глупым юным модницам намекал на неминуемую смену гардероба.
Жители этого населенного пункта, с выцветшим, почти не бросающимся названием жили на повороте у судьбы. Просто именно на повороте находилось кафе для проезжающих под названием "Это судьба". Вот и вышло, что на повороте у судьбы. Они рождались на повороте и умирали. Судьбы сплетались и расходились как в море корабли. А за поворот редко кто заезжал. Так как уже в дешевой разливной водке чувствовалось, что дорога здесь в один конец.
За то всякий из жителей имел привычку вставить свои пять копеек. Что бывший глава Лыгин, прозванный "Лыжой" за непомерную худобу при росте в метр девяносто, что бывший начальник автоколонны Просяной. От начальства, так по крайней мере казалось, не возможно никуда деться даже после их выхода на заслуженную пенсию. Опыт не пропьешь!Возможно, они и из своих могил будут направлять всех нас. Возможно. Но, слава богу, совсем не обязательно.
Самым соблазнительным являлся воскресный рынок. Сборища торговцев, еще из тех, коих Иисус выгнал из храма (шутка) и торгующихся, чаще ради забавы. На базаре два дурака. Всем известно. Но на воскресном рынке их всегда было гораздо больше, порой даже с избытком.Рынок начинался с сена-соломы, дров и навоза. Далее по ранжиру шли приезжие хуторские молочницы, твороженицы и яйценоши. Прорежали их вязальщики веников и пьянчуги-рыбаки. Вход в "преисподнюю" через ворота. Сразу за воротами слева и справа сомкнув брови и прискорбно хлюпая носами от октябрьского недоброго холодка стояли тряпичных дел мастера. Одежда, обувь, постельное белье. Весь цвет и колорит местной торговой знати. И у каждого, заметьте, удостоверение инвалида как минимум третьей группы во внутреннем карманчике. То то же. Короче, хочешь ешь, а хочешь режь.
На рынке лоснятся коты и собаки, которые имеют особые привилегии подле мясных рядов. Те, на кыс-кыс или куть-куть без куска карбоната не реагируют вовсе. Не тот посол.
Но, диву даваться здесь каждый раз некогда. Надоедает игра в одни ворота. Надоедает одетый как с инкубатора люд. Крики, возьня, воровливые цаганские дети. Срущие от страха кролики и куры с отупевшим от постоянного сидения в клетке взглядом. Покупаешь ведро толченой речной ракушки за пятьдесят рублей и валишь поскорей.
Приходишь домой. Смешиваешь в оцинкованном ведре дробленую пшеницу и ячмень, сыпешь ковш ракушки- вот она куриная радость. И у самого душа не болит, что будут яйца клевать от не хватки кальция.
Так порою проходит целый день. Живность, какие-то домашние заботы. Глядь и уже ночь на дворе. Тучи расползлись по лужайке неба и крошками звезд обозначились все млечные пути.Такой огромный безмолвный простор. И голова тяжелее арбуза. Голова тянется к подушке. Телевизор урчит как голодное брюхо. А утром даже и не вспомнится что, где, когда.