Шева : На бреющем

Когда Фёдор был еще Федей, а точнее, - Федькой, и было ему лет двенадцать-тринадцать, он страстно мечтал стать лётчиком.
Военным, ясное дело.
Комната его была полна пластмассовых гэдээровских моделей самолётов и вертолётов, самолично им собранных и склеенных, журналами и книгами на авиационную тематику, вырезками с фотографиями серебристых дюралюминиевых красавцев-истребителей с красными звёздами или с вызывающе агрессивной, но чертовски красивой надписью US Navy на фюзеляже.
И, конечно же, Федька взахлёб читал тогда книги про лётчиков.
Один рассказ почему-то врезался в память на всю жизнь.
Молодой лётчик хотел научиться летать так же лихо и мастерски, как известный ас Валерий Чкалов. Особенно он восхищался полётами на бреющем. Это когда самолёт проносится над травой аэродрома на высоте всего лишь в два десятка метров, будто сбривая воздушной струёй скудную зелёную растительность.
Но чтобы так летать, кроме желания, надо было еще иметь и умение. А чтобы уметь, надо много тренироваться. Но где, как? А без навыка - и разбиться надолго.
Но лётчик придумал. Он начал «крутить» фигуры высшего пилотажа над верхней кромкой облаков. С ровной, горизонтальной, гладкой поверхностью, конечно.
Сначала его самолёт позорно зарывался в облака, но постепенно дело пошло.
И наступил день, когда на очень малой высоте над аэродромом он выполнил каскад сложнейших фигур высшего пилотажа, в оконцовке пройдя над взлётно-посадочной полосой на бреющем, впритирку.
Какое отношение имеет эта история к дальнейшему повествованию?
Да никакого.
Наверное.
Разве что Фёдор вынес из неё, что зарываться - нехорошо.

Отношения Фёдора с тёщей, Маргаритой Марковной, были логичным продолжением его сложных и непростых отношений с супругой Томкой. Отягощённых разве что мудростью и стервозностью тёщи.
Если для Томки, пусть хоть и на задворках её сознания, Фёдор существовал некоей букашкой или козявкой, иногда, в некоторых жизненных ситуациях, даже в чём-то полезной, то тёща Фёдора не замечала, как говорится, - в упор.
Костлявую фигуру и острый язык тёщи Фёдор побаивался даже больше, чем попрёков и крепких выражений Томки, на которые она была очень горазда.
Надо признать, её невысокую, но крепко сбитую округлую фигуру, заставляющую вспомнить Колобка, трудно было даже представить без непрерывно срывающегося матерка. Которым она обычно давала короткую, но меткую оценку происходящему.
- Что, забздел? – весело спросила она у нахохлившегося Фёдора, когда они подошли к девятиэтажке тёщи.
Фёдор не был согласен с такой уничижительной оценкой.
Ему даже не было ссыкотно. Ему было просто, как бы это точнее сказать? – неловко.
Ну не любил он скандалы, дрязги, разборки.
Да еще с возможным мордобитием.
А без этого, похоже, сегодня обойтись было затруднительно. Да и Михалыча, который у тёщи снимал комнату, Фёдор уважал.
Нелёгкая судьба у человека сложилась. Был у того, в своё время, силовой номер в цирке. Были и почёт, и слава, и уважение. Потом - нелепая травма. Ну а дальше - по ниспадающей.
Сейчас на каком-то складе грузчиком работает. Ну, попивает. И что?
И Фёдор раза три с ним посидел. Не в квартире, правда, в скверике.
Нормальный мужик. И чего тёща на него взъелась?
Решила выгнать квартиранта. Вот, их, родственников, позвала. Для подкрепления.
Томка еще раз взглянула на съёжившегося, и от этого будто ставшего еще меньше ростом Фёдора, и подытожила, - Да, не боец ты, Фёдор! Ладно, погуляй у подъезда, будешь, - хохотнула, - как в бандитских фильмах говорят, - на стрёме.
И решительно шагнула в подъезд.
Сначала Фёдор обрадовался, - хоть не участвовать в этом неприятном спектакле.
Затем он стал жалеть Михалыча.
- А ведь, действительно, ты - ссыкло! – повеяло вдруг внутри предательским холодком, - Нет, чтобы слово за него молвить, - отстаньте, мол, от человека, стоишь тут, сопли жуешь.
Вспомнил вдруг, что последний раз Михалыч на закуску взял очень вкусные плавленые сырки, из тех, что подороже. Он, Фёдор, тогда еще сказал, - Да можно было и дешевле взять!
А Михалыч ему назидательно ответил, - Дорогого гостя дешёвкой угощать - себя не уважать!
И Фёдор, почему-то смутившись, почувствовал тогда себя салагой Петрухой, сидящим в гостях у Верещагина.

Углубившийся в приятные воспоминания Фёдор вдруг боковым зрением уловил, как что-то пролетело перед фасадом тёщиной девятиэтажки.
Будто ястребок на бреющем.
Почему-то люди, бывшие во дворе, бросились к подъезду, куда пятнадцать минут назад зашла Томка.
Не спеша, осторожно, будто котяра, уже близко подобравшийся в траве к беспечному голубю, подошёл туда и Фёдор. Заглянув через плечи образовавшейся небольшой толпы, в траве под балконами он увидел Томку.
Лежащую как-то неловко, с подвёрнутой рукой и неестественно вывернутой шеей. По которой изо рта стекала неширокая струйка крови.
Тут же он услышал чей-то взволнованный, кому-то возражавший женский голос, - Нет, не сама! Я же видела! Мужик здоровенный схватил её за горло, а потом вдруг как швырнёт с балкона!
Не успел Фёдор даже хоть чуть-чуть осознать произошедшее, как неожиданно раздался громкий, нервный, мужской крик, - Берегись!
Неизвестно, помогло это предупреждение, или нет, но следующее тело упало хоть и рядом, но удачно - никого не задев.
Мозг Фёдора, находившегося в прострации, тупо констатировал, - Тёща. Маргарита Марковна.
Судя по позе тела, тёща тоже уже была нежилец.
- Однако…, - застучало молоточками в висках Фёдора.
Стремительность процесса заставила народ, суетящийся возле двух тел, настороженно и с опаской посмотреть вверх, - больше никто там не летит?
Оказалось - не зря.
На балконе седьмого этажа, балконе квартиры тёщи, Фёдор увидел Михалыча.
Тот, размахивая руками, метался по балкону, и невнятно что-то кричал.
А затем, сложив руки, как пловец перед прыжком с тумбочки бассейна, подпрыгнул, и будто нырнул с балкона.
Ласточкой.
Народ внизу уважительно расступился.

К вечеру этого дня Фёдор был мертвецки пьян.
В голове, будто по ленте Мёбиуса, крутилась одна единственная мысль, - И жена, и тёща…Единоусопшие. Господи, да за что мне такой…
Нужное, единственно верное слово он никак не мог подобрать.
Отбрасывая непотребное, так и норовившее сорваться с языка.
Ворвавшийся в бошку непонятно откуда внутренний голос подсказал, - Джек-пот.