МихХ : В гостях. (Часть 2 )

12:29  13-09-2017
Полуденная жара раскалила все вокруг. Пожухлая трава и пыльные деревья, казалось, существовали из последних сил.
Мы с Соломоном медленно шли по затенённой стороне улицы. Он говорил, а я слушал. До грузинского района, где жил мой собеседник было десять минут ходу.
- Познакомили меня с бабой. Двадцать лет назад из Черновцов приехала. У нее хата выплаченная, зарплата хорошая. Муж год назад кони двинул, молодой совсем, инфаркт. Правда с довеском, сынок пятнадцатилетний имеется. Ниче, воспитаем дурака, - бубнил он.
Дорога пошла в гору и тучный рассказчик начал задыхаться. Он остановился, достал чистый носовой платок и вытер лоб.
- Пока хер стоит, голодным мужик нигде не останется. Ты, это, как насчет зундер грамм, для куража?- спросил Соломон.
- Не против, - ответил я, хотя погода не способствовала. Жара.
- Тогда к Беньямину, - весело сказал он и показал рукой на продуктовый магазинчик.
Беньямином оказался старый худой еврей в выцветшей черной кипе. Сема по-хозяйски вошел в заваленное товаром помещение и с порога объявил:
- Два по сто!
Беньямин разинул беззубый рот и в недоумении уставился на посетителя.
- Вот румын неграмотный, - тихо сказал Соломон и показал два пальца.
Продавец весело закивал головой.
- Понял долбоеб, что людям надо. Я учу его, учу, а он ни слова не понимает, - тихо говорил Соломон.
Старик достал два одноразовых стакана, большую бутылку дешевой водки и две конфетки. Трясущимися руками он ювелирно точно разлил напиток.
- Ну, за знакомство, - провозгласил Соломон. Мы выпили. Водка была теплой и противной.
Соломон протянул продавцу двадцатку. Тот отсчитал четырнадцать шекелей сдачи.
Три шекеля сотка, однако, подумал я. За эти деньги целую бутылку "Балалайки" или "Казачка", купить можно.
Соломон крякнул, утер пухлые губы и сказал:
- Хорошо пошла.
Я протянул ему три шекеля.
- Ты че, Мишаня, ты же у меня в гостях, - с улыбкой сказал он.
"Значит, обойдется дороже", подумал я. Кое-какой опыт в этом деле у меня имелся.

Подошли к дому, поднялись по лестнице на второй этаж.
На откосе двери блестела невообразимо изысканная позолоченная мезуза. Соломон заметил мой удивленный взгляд и сказал:
- Когда муж ее хворал, она дура два раза мезузы меняла, думала спасет бедолагу. Поживились на горе людском пейсатые.
Сели на кухне. Сема достал из холодильника большую никелированную кастрюлю и поставил ее на газовую плиту. Открыл крышку. Понюхал. Скривился.
- Опять эти сраные фаршированные перцы, - процедил он.
- Че, нормальная закуска, - не согласился я. Время подходило к обеду.
- Разве что закуска, я по мясу специалист, - сказал недовольный Соломон, зажигая газ.
Он пододвинул табурет и с трудом взобрался на него. Одой рукой держась за верхние кухонные ящики, он другой рукой пошарил вверху.
- Вот она родная, не нашла ищейка глазастая заначку мою, - радостно сказал Сема, доставая из закромов литровую бутылку дорогой, по тем временам водки – "Голд".
Пока перцы грелись, мы выпили два раза.
- Так я же не до конца про Вальку рассказал, - спохватился Соломон:
- Короче, на резиновом кольце болтается разорванный на лоскуты гондон. Вонь - караул. По спине мурашки. Руки трясутся. Тошнит даже. Головой по сторонам верчу, вокруг ничего подходящего нет. Метрах в тридцати, сидит на корточках Валька. На лице слезы, тужится.
- Валька, ты чего, иди сюда! Кричу. Думал вытереться подолом ее платья. Она подскочила и бегом от меня. Один на один с действительностью остался. Штаны внизу, скачу по двору как поц. Смотрю Валькины трусы, и то дело. Две старые серые тряпки в тему оказались. Подумал о колонке, что на соседней улице. Слышу малолетки какие-то идут прямо на меня. Делать нечего. Взвыл я и брюки натянул. Бегу и ширинку на ходу застегиваю. Иду по обочине дороги. Такси и троллейбусы не для меня. Через несколько часов до реки добрел. Обмылся кое-как, а в голове мысли о заразе от суки этой нечистой. Иди, знай с кем эта алкашка по жизни трётся. Во как бывает.
Соломон замолчал, я прибитый поведанным рассказом тихо сидел за столом.
- Только вот обошлось все Мишаня, минула меня чаша сея. Одно воспоминание осталось, - сказал Соломон и улыбнулся.
- Вот я не пойму Мишаня, может ты, как молодой, разъяснишь мне, - громко сказал Соломон, разливая по стаканам.
- Может, - ответил я.
- Почему, здесь у этих фраеров не пуганных такое безразличное отношение к полировщикам? Почти оправдание.
Резкая смена темы ввела меня в ступор.
- Полировщики – это слесаря, фрезеровщики? – выпалил я первое, что пришло на ум.
- Да какие слесаря, ты что гонишь. Это – козлы позорные, что бабам отлизывают.
Пышущие жаром ярко-красные перцы на тарелке передо мной навевали неуместные ассоциации.
- Бери сметану, перегрел я закусь чутка, - сказал он. Сема отломил вилкой большой кусок перца, подул на него. Через секунду он, смачно чавкая с аппетитом жевал.
- Вот мы на зоне, ну в семье нашей. Ты же знаешь, что у хозяина зэки друг за друга держаться, как семья короче. Так мы с близкими порешили, что кто эти дела хоть раз попробовал, унизился, сразу к козлам приравнивается.
Я не совсем понимал, что происходит и как себя вести. С одной стороны Соломон говорил про не совсем традиционный секс с женщиной, с другой про семью в тюрьме. У меня эти два слова – тюрьма и семья ассоциировались совсем уж с другим. В голове шумело, я все больше и больше пьянел.
- Ну что скажешь? Ведь все равно: или языком пилотку полировать или жопу подставлять, – не унимался хлебосольный хозяин.
- Ага, - сказал я, лишь бы что-то сказать.
- Так я и знал, что ты Мишаня все правильно понимаешь, - сказал Соломон и, скривившись, плюнул на пол. - Давай еще по одной, и покурим, - добавил он, разливая остатки водки по стаканам.

Вдруг Соломон насторожился. Я отчетливо услышал, что в замке входной двери, провернули ключ.
- Подожди минутку, я сейчас, - сказал хозяин и в мгновение исчез из виду.
Я как зачарованный следил за происходящим.
Дверь со скрипом отворилась и в коридорчике появилась полная немолодая женщина. Она поставила у ног сумки и близоруко сощурившись, посмотрела на меня.
- Каждый день, одно и тоже! – неестественно громко закричала она.
Я напрягся. Происходящее мне не нравилось. Захотелось убежать прочь.
- Снова алкоголик этот привел дружка собутыльника. Опять игорный дом и бордель дома устроил пока я на работе! – уже с воем кричала женщина. Слезы градом катились по искривленному плачем некрасивому лицу.
- Ну, вот ты такой молодой, зачем пьешь, ведь сопьёшься совсем скоро, - уже навзрыд ревела она, вплотную подойдя ко мне.
- Да я не пью почти. Не плачьте, не надо, - сказал я. Хмель в секунду испарился. Мне стало совсем не по себе.
- Жила с человеком – золото, а не муж. В рот грамма не брал. Не знала я о таком вот. День за днем пьянки да гулянки. Покоя совсем не стало. И сын мой на это все смотрит. А вдруг он тоже таким станет. За два месяца совсем довел меня дружок твой.
Слезы, блестящими тяжелыми каплями катились из ее глаз. Мне было жалко страдающую женщину. Но более всего мне хотелось не находиться в этом месте и в это время. Я что-то говорил ей, пытаясь утешить, и все время смотрел в направлении коридора, где исчез пригласивший меня товарищ.
Сколько прошло времени я не помню. Слез становилось меньше, крик перешел в шепот. Она все причитала и причитала, доводя меня до безумия. Казалось, я провалился в отчаянную темноту и растворился в ней…

- С другой стороны мужик в доме, какой-никакой, - услышал я, уже совершенно спокойный голос. – Одной, совсем тоска. Да и умеет он удовольствие женщине доставить, - шепотом сказала она мне и подмигнула.
Я удивленно посмотрел на нее. Такое откровение из уст далеко не ровесницы поразило меня.
- Понимаешь, не может он совсем. Видно водка даром не проходит. Зато умеет взамен кое-чего приятное женщине сделать. Специалист.

- И как это мы Мишаня в совке без этих ковырялок жили? – сказал внезапно появившийся на кухне Соломон. Он успел принять душ. На его толстой шее висело мокрое полотенце. На широкой волосатой груди синел православный храм. На семи разнокалиберных маковках не было крестов. Спокойный и улыбающийся хозяин с наслаждением ковырялся в ухе специальной ушной палочкой.
Отстал Союз ваш от всего цивилизованного мира навсегда, - сказала хозяйка и улыбнулась.
- Спасибо, пора мне, - сказал я и встал.
- Давай, Мишаня, - сказал Соломон и протянул мне руку.
- Приходи еще. Если подруга есть, приводи. А нету, найдем, - весело пролепетала женщина.
Только выйдя на лестничную клетку я почувствовал облегчение.
"Не шестиконечные же звезды вместо крестов на маковки лепить", - подумал я, быстро сбегая по лестнице.