Юраан : Австралийский антиген

Дорога до школы занимала у Алеши ровно восемь минут.
Но это, если идти привычным путем: мимо соседских домиков. Прямо, потом свернуть направо, а затем, вдоль забора какого-то невнятного СМУ-49, разрушенного здания морга с залитыми во избежание подвалами и – напрямик – до родной восьмилетки. Тогда само это слово, восьмилетка, не несло отрицательных коннотаций.
Просто название - и ничего более, хотя маячили за ним менее благозвучные «чушок» и «технарь», но в шестом классе думать о них было еще рано.
Была и другая дорога, но там ездили грузовики, не особо соблюдая правила, поэтому родители и, особенно, бабушка туда соваться не советовали. Вплоть до применения еще не запрещенных ювенальной юстицией мер физического воспитания формирующейся личности.

Шёл дождь. Шёл и шёл – ничего необычного в нашем климате, не Африка же. В октябре часто льет с неба и хлюпает под ногами, просто сегодня – особенно обильно.
Алешка намотал на горло шарф, прижав криво завязанный узел пионерского галстука. Застегнул молнию куртки. Потом с трудом продел руки в лямки школьного рюкзачка, попрыгал на месте, словно боец спецназа, заставляя учебники и прочее барахло занять удобное положение, и раскрыл зонт. Подумал, закрыл его и сперва вышел на крыльцо, где от небесной воды пока еще защищал навес. Запер за собой дверь, встал на цыпочки и дотянулся до шпингалета приоткрытой форточки, вешая ключи.
Воровали в те времена общего равенства возможностей редко, а вот потерять ключи в школе было делом простым и незатейливым. Снова раскрыл зонт и шагнул по ступенькам вниз. Капли забарабанили по натянутому нейлону, который (опять же, тогда) все называли болоньей.
Калитку запирать и вовсе не было необходимости: висевший сверху толстый кованый крюк, служивший верой и правдой на различных деревянных дверях, дверцах и воротах разным хозяевам уже лет сто, вошел в петлю, стоило захлопнуть за собой разбухшее деревянное сооружение.
Андрей уже ждал на улице, притоптывая от холода под своим зонтиком.
Цветастое черное полотно с какими-то цыганскими на вид розами мерно покачивалось над ним слева направо и обратно, в своем ритме, не совпадавшим ни с порывами ветра, ни с прыжками на месте хозяина. Зонт был большой и какой-то подчеркнуто женский. Небось, опять свой в школе забыл и пришлось стянуть запасной у матери.
- Чего долго? – буркнул Андрей, переставая притоптывать. Не ожидавший такого зонт последний раз вздрогнул и встретил подходившего Алешку веером брызг.
- Одевался… - неопределенно ответил тот. Не рассказывать же, что до последнего момента играл в подаренных бабушкой солдатиков. Классный набор из резиновых пупсов размером с мизинец, в плоских, блинами, фуражках, и короткими автоматами на плече, составлявшими словно часть тела. Не агрессивную, но, несомненно, важную. Делавшую из пупса солдатика и никак иначе.
- Я вчера думал, - продолжал Андрей, заметно шевеля при разговоре толстыми щеками. – После школы пойдем в парке покатаемся, шины накачал на велике. А тут - такая фигня…
Из-за щек вся его речь звучала чуток невнятно, словно с легким акцентом – шфколы, шфыны, ффигня. И по-русски, вроде, но смешно.
Смешфно, как говорил он сам.
Говорить было лень, и до забора СМУ они дошли почти молча, чуть посапывая простуженными по погоде носами и еле слышно ругаясь, когда то один, то другой наступали в лужи, покрывавшие разбитую асфальтовую дорогу.
- Первый - что? – спросил Алешка, выбирая, куда бы наступить, чтобы не угодить очередной раз в воду по самые шнурки.
- Русский, - недовольно откликнулся Андрей, пытаясь пройти вдоль забора по почти сухой полоске бетонного основания. Зонт ему пришлось держать боком, и выигрыш в ходьбе оборачивался брызгами дождя за воротник. – Зойка, сучка, диктант обещала на неделе. Вдруг сегодня?
Зоя Игоревна была одной в трех лицах – учительницей русского языка, литературы и классной руководительницей сразу. К Андрею она относилась благожелательно – всё же мать работала в магазине и, пусть редко, но подгоняла ей нужное: то мясо по госцене, то дефицитные конфеты.
Алешке с его мамой - воспитательницей детсада ловить было откровенно нечего и оценки у него оставляли желать лучшего.
- Вторник только… - задумался вслух Алеша, наступая таки в холодную воду. Носок на щиколотке сразу намок и в ботинке при каждом шаге начало что-то хлюпать. – Бля-я!
- Пионеры не ругаются! – наставительно ответил Андрей, но на последнем шаге сорвался с бетонной полоски и тоже шлепнул по луже. – Ай, ёбтеть!
Алешка, несмотря на промоченную ногу, довольно засмеялся:
- На себя посмотри! Пионер…
Андрей зло глянул на него, опустил зонтик почти на самую голову и молча потопал вперед, не дожидаясь друга.
За поворотом появилось прикрытое частоколом голых осенних деревьев здание старого больничного морга. Летом там частенько сидели старшие ребята, курили, жгли костер на втором этаже и, по слухам, даже пили пиво. Никто из друзей сам, конечно, не видел, но разговоров в школе было много, особенно когда старшеклассники изнасиловали там малолетку. После этого в морге забили окна первого этажа и повесили замок на дверь.
- Давай там носки выжмем? – предложил Алешка, прикидывая, что шлепать еще пять минут до школы в мокром ботинке ему не улыбалось, да и там так ходить придется – сменка сменкой, но дежурные носки в коридоре выжимать не позволят.
- Дурак что ли? – почему-то испугался Андрей, подняв зонт от удивления. – Там же покойники.
- Сам дурак! Когда они там были, покойники? Сто лет назад? Дом как дом, под крышей зато и лавочки там внутри есть. Я пойду, а ты иди один в школу, с мокрыми ногами.
- Ну ладно… - недоверчиво протянул Андрей и поежился.
Дверь была притворена, но замок с нее давно сбили, сразу после навешивания, – наверное, те же старшеклассники, с пивом. А может и кто другой – какая, в сущности, разница?
Скрипнув ржавыми петлями, дверь пропустила их в пустое помещение с ободранными стенами, следами костра на кафельном полу и двумя лавками, стоявшими друг к другу под углом. Наверное, чтобы компанией сидеть удобнее.
- Дверь… Не закрывай! – попросил Андрей, но из проема летели брызги и Алешка уже захлопнул ее за собой.
- Вот еще! Сыро там. Давай разувайся.
Сам Алешка тоже присел на лавочку и начал быстро расшнуровывать ботинок слегка задубевшими мокрыми пальцами. Мешок со сменкой и зонт он бросил рядом на лавку.
На стене перед ним, штукатурка которой вздулась и местами осыпалась на пол, была изображена картина, достойная кабинета гинекологии: лежавшая на спине женщина с неестественно раскинутыми ногами и торчавшими вверх буграми грудей на заднем плане. Центром композиции была любовно выписанная вульва нечеловеческих размеров, способная родить взрослого кабана, украшенная по краю острыми зубчиками то ли волос, то ли сразу зубов. Середина органа густо замазана тем же углем, являя собой какой-то вход в ад, не меньше.
- Андрюх, бабу видишь? Раньше не было…
Андрей, пыхтя от натуги, стаскивал с ноги высокий ботинок. Ему было не до Алешки, не до баб, да, вообще, ни до чего.
- Да и фиг с ней! – ответил он. – На русский опоздаем, Зойка ругаться будет. Выжимай уже.
Алешка с удивлением понял, что так и сидит с носком в руке, зачарованно глядя туда, в вертикальный глаз темноты работы неизвестного художника.
- Ааа… Да. Сейчас.
Ему показалось, что в неравномерно закрашенной темноте пизды что-то слегка шевельнулось, пугая до жути и притягивая взгляд всё равно.
Захочешь – не отвернешься.
Он сжал рукой носок, из которого на ногу потекли холодные капли воды, оставляя серые от грязи отпечатки на коже босой ноги.
- А, ч-ч-чёрт! – слава не пойми кому, это его хотя бы отвлекло от картины и вернуло в реальность. В этой самой реальности перед ним стоял уже обувшийся Андрей, забавно посапывая от нетерпения:
- Опоздаем же, что ты! Обувайся!
- А, да… - Алешка натянул на ногу толком не выжатый носок и начал поспешно напяливать ботинок. Тот сопротивлялся, как живой, и норовил выскользнуть из рук.
Случайно подняв глаза, он опять уперся взглядом в темноту, в тот центр мироздания, который создавала картина.
В чёрном ясно виднелось что-то красноватое, дрожащее, словно отблеск далекого, но приближающегося света, двух нараставших точек, которые…

…из расплывшихся от дождя непонятных пятен внезапно выросли в стоп-сигналы стоявшего на обочине грузовика. Наверное, из тех, что ездят не по правилам.
Широко расставленные стопари, высоко, где-то на уровне крыши его машины.
Сам удар Алексей не почувствовал, просто непонятная после короткого сна картинка мокрой ночной дороги и почти невидимого пейзажа по обочинам мигнула и провалилась куда-то вбок.
Растворилась где-то. В чем-то.
Темнота.
Одна большая темнота – без звуков, без света, но с давящей в грудь и ноги болью. Болью, нарастающей от первого неясного ощущения до крещендо яростных ударов наотмашь невидимой рукой.
- Аххх… - слабо вскрикнул он и попытался открыть глаза. Докричаться, чтобы перестали его мучить, сил не было. Но, может, по глазам поймут что-нибудь.
Проклятьеблядьсукасвинство! Ноги перестали хлестать неведомые палачи и, ради разнообразия сунули под кипяток. Сорвали кожу и сунули, звери, блядь, перестаньте, сука, сколько можно, хватит, хватит, хватитхватитхватит!!!
Грудь что-то сдавило. Остатки воздуха, еще принадлежавшие ему, но уходящие, все переместились куда-то в рот. Там они булькали, струйками и змейками выползая из-под осколков зубов и разбитых в мясо губ.
- …сторожно! Кровь срочно на анализ… …реливание… …жественные ран… Группу, да… Главное, группу! …акой австралийский антиген? Да вы ёбну…
Чьи-то слова обрывками долетали до мозга через уши, но, не найдя понимания, разворачивались обратно. Да и ему ли это всё говорили?
АВСТРАЛИЙСКИЙ АНТИГЕН.
Почему-то это непонятное осталось на поверхности, задержалось, гремело эхом и мерно билось тяжелыми слогами. Алексей зримо видел эти слова, словно выведенное золотыми буквами название станции метро, в вагоне которого он сейчас ехал. Остального света не было, вагон вокруг был пуст и затемнен, да и был ли вокруг вагон?
Впрочем, неважно.
Ан-ти-ген.
Ав-стра-лий-ский.
На вкус слова были сделаны из мокрого картона. Или даже – носка, того самого, который он не успел тогда выжать до конца, засмотревшись на нелепую картинку на стене.
- Анти… Ген… - прошептал он, хотя никто его не слушал и не слышал. Да никому и не важно было, что он там бормочет. Шансов-то всё равно - ни малейших.
Кому его слушать?
Мама давно умерла, заразившись в этом своём детсаду гриппом, давшим осложнение на легкие. Бабушка прожила дольше нее, но тоже давно на кладбище. Зоя Игоревна спилась и уже на пенсии отравилась газом. Друг Андрейка вырос, стал удачливым продавцом запчастей для японских тачек и погиб по глупости, на спор выпив почти три бутылки виски за раз. Старшеклассники - насильники, гроза школы, вышли, отсидев свое и сторчались за полтора года, умерев от наркоты в один месяц. Даже их давняя жертва, и та – всё. Говорят, рак.
Если только есть Господь Вседержитель, где-то там, наверху, за космическими орбитами и поясом Ван Аллена, над всеми нами, рассматривающими черное жерло мировой вагины, из которого скоро появятся стоп-сигнальные огни смерти.
Может быть, он послушает, а – под настроение – даже расскажет, что за антиген такой. Почему – австралийский. И кому он, в сущности, нужен.
Смешфно.