Ромка Кактус : Лисистратов

Слабоумие и морозостойкость. И вящий нарциссизм, достигший богохульного крещендо.

Публий Аврелий Лисистратов лежал в зарослях агавы, положительно неживой. Было семь часов утра; вороны, получив численное преимущество, теснили грачей от тела, чтобы первыми разделить дары.

Но поднялся труп на ноги и пошёл, не воскресая на седьмой день. Шёл вдоль агавы, миртов, лавров и олив, в подмосковной озябшей слякоти, и деревья роняли слёзы по нём. Он вошёл в храм и почерневшей рукой смахнул с бровей примёрзшую к усам рвоту. Лики икон взглянули на него и тотчас отпрянули. Свечи погасли, и во тьме молодой священник дрожащим голосом произнёс:

– Кто ты и зачем пришёл?

Но молчал незнакомец, и моча текла с него кругом. И взирал на всё Господь с потолка, засиженного мухами.

А священник осенил себя крёстным знамением, троекратно осенил, как ни разу досель, весь в поту и кручине тяжёлой, сам чуть не обоссанный с ног до пят. Ближе подошёл, и смотрит стоит.

– Ну, – сказал наконец Лисистратов. – Свечу хочу поставить, за упокой души…
– Но кому? – изумился священник. – Живы все, и к тому…
– Я не жив.

И засмеялся труп так злорадно, словно выиграл главный приз «Спортлото».

А священник бледный как смерть стоит, в штаны с треском валит, но вида, что напуган, не подаёт.

– Со мной Матерь Божия… И всё воинство сынов Ея… Смилуйся и отведи…
– Нет! – сказал Лисистратов. – Не такого обращения я ждал! Понимания – не дождался!

Он помолчал и продолжил:

– Пойду к жидовинам, в мечеть пойду.

И засмеялся священник, продолжая по инерции дристать, злорадно так, словно позвали его на телевидение.

– Да кому ты там нужен, долбаёб? Иди уже, иди отсюда на хуй, и дверь закрой с той стороны, чтоб не сквозило…

И ушёл Публий Аврелий Лисистратов, посрамлённый в горе своём, и Господь с потолка, засиженного мухами, плюнул ему прямо в тощую спину и не промазал.