: Фазиль и Глории (на конкурс)

Белые линии на чёрном фоне. Провода, связавшие адские коробы типовых многоэтажек, обрастают ледяным пухом, если колебание температуры пять-семь градусов за короткий период. Вот и теперь так. Вчера минус шестнадцать, а сегодня красная нить едва касается минус десяти. После двадцатых чисел месяца «Дэ» – сутки светлые начинают пребывать, но пока радуют не более трёх часов.
Чёрный кот с двумя рыжими полосками на спине и белыми «усиками» под носом («Ты светлый Гитлер, ты фюрер наоборот…» – говорит про него Марьяна, хозяйка молодая.) сидит на подоконнике и смотрит то на белые линии, то на крыши домов. Пластиковый подоконник. А полтора года назад был деревянный. На дереве нижним точкам приятнее, и к пластику привыкнуть не могут, немного отвлекает.
Кота использует сущность, она исследует материальный мир. Новорождённые начинают с плазмы и минералов, могут миллиарды лет быть воплощением грубых пород, и вырастают в драгоценные камни. Потом в растения, а дальше, если поняли мудрость стебельков, шишек, листиков, – становятся теми, кто поглощает флору. Сущность эволюционирует, и можно уже воспринимать мир через людей. Но иногда возвращается на нижние уровни. Так, например, получив опыт нескольких тысяч обывателей, и, скажем, четырёх десятков царей, вдруг хочется… отдохнуть, что ли.
В этой жизни она кот Фазиль (Марьяна в восторге от прозы Искандера).

Вертикальные зрачки увеличиваются, когда взгляд на белых линиях, и сужаются на крышах. Вверху больше темноты. Душа, отдыхающая в коте, вспоминает, под настроение, прошлые жизни. Кино с богатой палитрой образов: вот она старец с длинной, седой бородой, рассказывает мифы, дедушку слушает Гаутама. Вот она снова и снова (сотни жизней) трудяга, проживающий день за днём на лодке (сети, чешуя, крючки, пахнет рыбой, мокрым деревом), в лесу (топор, щепки, пахнет зеленью и смолой), за станком, у плавильной печи, у конвейера (свёрла, резцы, лава, штамповочный пресс, пахнет металлом, смазкой, жаром). Вспоминается начальный опыт, как вышла из минералов через жилы золотые, стала бабочкой с яркими оранжевыми крыльями, а перед текущим воплощением вспомнила душа, как была девочкой, бегала по траве, представляя, что у неё золотые крылья. Они выросли у повзрослевшей, невидимые. Ещё душа вспомнила, как хорошо после тяжёлого труда выпить прохладного, свежего молока.
Две рыжие полоски и белые усики.
Кот переступает с лапы на лапу и хочет широко зевнуть, но тут с проводов опадают куски ледяного пуха. Зевок замирает, сделанный на треть, влаги из-под век появляется немного, чуть-чуть для изумрудных виноградин. Омытым взглядом Фазиль внимательно осматривает пространство, где произошло движение. Ветра на улице нет, серебристая пыль сонно мерцает под фонарями. «Они появились, – понимает сущность. – Глории начинают ходить по крышам домов в конце года. И совершают обряды, теперь светлые».
Чаще называет их во множественном числе, так сглаживается неопределённость, какие они: мужские, или женские. В облике чёткие янские черты: Глорий – низкий карлик (ниже восьмилетнего ребёнка), укутанный в тёмный плащ, на голове тёмная шляпа с широченными полями. Кот видит их тенями, у которых меняется степень прозрачности. Из-под шляпы выступает то ли длинный нос, то ли трубка курительная; а может, флейта.
Когда заметил впервые их, два года назад, в голове возникло имя: Глория. Понаблюдал, и скоро понял, что не Глория, а Глорий. Почему именно такое название, вопроса не стоит, ведь жизнь в коте подобна сну – и ближе к реальности душ, чем в человеческий период; во сне важное и правильное случается само собой, подчиняется густой, витиеватой интуиции, сложные доказательства отсутствуют здесь. Наоборот, если начинаешь кривляться, искать формулы для открытого, честного сюрреализма, то получаешь негативный результат, и откатишься.
Наблюдение за карликами позволило понять, что они – мужские сущности с женскими качествами. Такое усложнение принято в развивающей игре душ с глубокой древности. Мужчина рождается с женским началом, женщина с мужским началом; всю жизнь приходится доказывать свою ян, или инь, встроенное проклятие. Фазиль вспомнил это, когда увидел странные танцы Глорий, и как созревают в воздухе широкие светлые слои, а затем сквозь этажи опускается млечное облако. «Мужское начало сделало бы слои темнее, может даже красными», – думала сущность.
Сейчас их двое. Перелетают от проводов на крышу девятиэтажки, тут по краям кубы бетонных надстроек, внутри механизмы, повелевающие возвышением и низвержением лифтовых кабин. Каждый Глорий определяется на отдельный куб. Встают напротив друг друга, настраиваются. Один спускается, центр крыши зовёт его, а потом невидимые ботиночки шагают против часовой стрелки. На третьем круге становится заметно, что карлик поднимается. Кот следит за тенью, взгляд медленно вверх. Глорий обозначил в воздухе левозакрученную спираль, спускается второй. Время странных танцев: разлетаются на границы ширины, затем по восходящей дуге парят навстречу друг другу, параллельно, не для столкновения. «Ткут направления, – понимает сущность. – Как ткань состоит из нитей, так их дело из направлений».
Завершив перелёты вдоль крыши, Глории перестраиваются и совершают перелёты поперёк. Если бы движение отмечалось цветными дорожками, то получилось бы шахматное поле.
Тёмные карлики снова на кубах. Кот, переступив лапами, быстро сглатывает слюну и вытягивает морду, впереди самое интересное. Тени меняют форму, под плащами поднимаются руки. Несколько плавных движений, над домом вздрагивает воздух, точно марево поверх раскалённой жаровни, и появляется белесый слой. (В сильные морозы похожие облачка смотрят на город, тепло и влажность собираются над разными источниками.)
Фазиль наблюдает за настройкой густоты и яркости. Год от года слои становятся светлее. Начинает думать о смысле происходящего, о смысле, который раньше искать не хотелось.
А Глории управляют сотворённым облаком. Призрачный зефир чуть поднимается, и равномерно оседает вниз. Медленно въедается в бетонное перекрытие, заполняет девятый этаж, каждую комнату, пропитывает жителей. Сущность сосредотачивается на силуэтах в лабиринте квартир. Что происходит с ними сейчас? Облако ещё ниже (многие на девятом, кто шёл, останавливаются, а кто лежал, сидел, стоял – наоборот, проявляют активность). Заполнение восьмого. Наблюдая за фигурами, сущность размышляет о невидимых списках внутри людей. Под номером «1» то, что обязательно для исполнения, под номером «2» вроде как можно не делать, «3»: маловероятно (и так далее). Например, идёт по улице, на дороге вниз лицом лежит женщина в лохмотьях; у того, кто идёт, в голове варианты: 1. Пройти мимо. 2. Притормозить, пройти мимо. 3. Остановиться, попинать, идти дальше. 4. Остановиться, подумать, поискать, может, кто-то сделает за тебя, или хотя бы вместе. 5. Помочь обязательно, позвонить в скорую.
Для разных ситуаций у людей есть список, понимает сущность. В зависимости от преобладающей культуры – у большинства на первых местах либо эго, либо альтруизм. Да, речь не о каждом. Все не должны быть одинаковыми, чтобы шоу могло продолжаться. Но есть ещё кое-что. Развитие цивилизации вложено в большой цикл, теперь он… утренний. Поэтому Глории совершают светлые обряды.
«В тёмный период наоборот, – думает Фазиль. – Тогда они назывались, я так чувствую… Глэмами».
Седьмой этаж. Сущность выделяет худенькую фигуру над столом, перед светящимся экраном. Подросток, мальчишка, играл в «Катакомбы 2033»: поверхность планеты захватили звери с агрессивным интеллектом. Человечишки скрылись под землёй. В игре управляешь молодым парнем по имени Атон, недавно миновал подземелья, где полчища разумных крыс впадали в транс от гимнов, а ещё бился с гигантским кротом, его skill – боевая философия. Когда светлый слой заполнял этаж, подросток жадно всматривался в экран, в яркую надпись: «Лучшие бабочки Атлантиды, новогодние скидки».
Облако овладело седьмым. Мальчишка о чём-то вспоминает, и переключает изображение: «Загадки цивилизации».
Кот дёргает губой, облизывается. Движение на шестой. Вдруг появляется тихая мелодия. Внимание возвращается к Глориям, звук от них. Выясняется, что под шляпами не курительные трубки, а флейты. В следующей жизни, думает сущность, надо попробовать эволюционировать и стать кем-то, вроде Глорий.
Чёрные уши дёрг-дёрг в разные стороны, Фазиль уловил вмешательство в приятную мелодию. И слой будто замедляется, восприятие совершает трюк, в результате неожиданной лягушкой выпрыгивает гудение. Оно не принадлежит Глориям, рождается в лабиринте шестого этажа. Сущность погружается в источник: гудит голова мужчины, идущего по коридору. Сильные мысли внутри (голова мальчишки будет гудеть похожим образом, когда подрастёт он), мучительно сильные, и мучение это сглаживается предвкушением: «Когда выпью – истома, нега и блаженство растечётся. Послушаю музыку Кети, её голос в сочетании с мелодией, с перебором гитарных струн рождает многослойное наслаждение, со вкусом и послевкусием, и всякий раз получаешь от неё только хорошее, это музыка, в которой открывается новое постоянно. И ещё выпью. Поем кисло-сладких персиков в сиропе, может быть, шоколад. И уделю внимание коллекции бабочек… О, милые мои, сколько нежности и теплоты вы дарите. Они моё счастье, они и больше никто. Ты находишь себя только тогда, когда с частью того, чего в тебе нет, с частью – от того и слово «счастье».
Фазиль проникается переживаниями мужчины, и там, среди могучего, затаилась стройная измождённость от того, что каждый день надо быть мужественным. Но и бабочки не разлетелись: «Пускай это имитация настоящего. Но в так называемом реальном мире то, что вызывает во мне такие ощущения и переживания – задавлено, забыто, запрещено. И что такое реальность. А что такое сон. Может, моя реальность не здесь, и я нахожусь тут по ошибке… либо на каком-то чудовищно сложном задании длинной в человеческую жизнь, где вынужден десятилетия, день за днём терпеть психологический ад, страдать ради непонятной, неоглашённой миссии. И, может быть, моя настоящая, родная реальность именно там, откуда приходят образы милых бабочек. Может быть, в мироздании устроено, что существа, изгнанные из своих миров, или направленные с тайным заданием, могут иногда, во сне, или наваждениях, увидеть родное».
Сущность отвлекается, отметив точное попадание в выводе уставшего мужчины (выполняешь миссию и утверждаешь смысл себя через нахождение части). Кажется, опять подумал, что выпьет ещё… «…посмотрю snooker, интеллектуальный, психологический поединок, требующий готовности в каждое мгновение быть и тактиком и стратегом».
Подходит к серванту, оттуда приветливо смотрит тёмно-янтарный друг, бутылка коньяка «Барклай де Толли». А светлый слой в это время овладевает шестым этажом. Рука тянется, останавливается. Тонкая книжечка своровала внимание, неосознанно берёт. Кое-что становится вдруг интереснее, чем едкий друг. Возникает понимание, что останется сегодня трезвый, в голове вопрос, пробудивший уверенность: «Почему конституция есть у всех стран, кроме Изадаля и Наглии?»
«Списки меняются, вот что делает белое облако, – понимает сущность. – Пункты меняются местами». Становится спокойно. Кот глубоко, с облегчением вздыхает, краткое пятнышко испарины на стекле. Линия рта удлиняется, изгибается, умножая врождённую кошачью улыбку.

Пятый этаж наполовину в призрачном зефире, а внизу выделяется другой примечательный силуэт. Фазиль с любопытством всматривается в женщину на четвёртом, она за столом, тоже перед мерцающим экраном. Сначала непонятно, что особенного, скоро замечает, что фигура уже имеет отпечаток, оставленный облаком на верхних жильцах. Она из тех, кто умеет сохранять часть прошлогоднего ритуала Глорий.
Смотрит на экран, где висит заголовок: «Кофейная ночь». Ниже неуверенные слова с маленьких букв: «сладкая чернота / зоркая слепота / чуткая глухота… тра-та-та…»
Это какая-то хренота, думает женщина. На кухне прекращает урчать холодильник, в квартире повисает тишина, разбавленная шумом компьютера и тиканьем часов. Фазиль прислушивается, объект внимания тоже. Слышно, как на пятом кто-то пускает газ из нижней точки, затем журчание струи, шум слива в унитазе. На лице женщины проступает страдальческое выражение, запрокидывает голову и громко думает: «О, помоги мне!!!»
«Чуткая глухота, отчаяние в потолок, – возникают мысли. Она старается не дышать, будто не хочет учуять вонь верхних организмов. – Но что может дать потолок? И вообще, чёрт побери, где я… Я живу в лагере смерти имени Кракатау, барак номер двадцать пять, камера восемьдесят один. Круговая электропроводка создаёт вихревое поле над головой. Решётка внутри армированного железобетона экранирует всё небесное. Сверху, снизу, справа, слева ауры абсолютно незнакомых мне людей, и у каждого своя отрава. Вибрации фекальной и мусорной антенн… О, пожалуйста, помоги мне». Запрокинутая голова, глаза для потока, светлый обряд совершается на четвёртом этаже. Невидимое и сильное проходит сквозь примечательный силуэт.
Несколько движений пальцами, женщина стирает «Кофейную ночь» и прилагающуюся дурь.
Набирает другой заголовок: «Утро волков».
Дальше пишет: «Рвать лесную землю лапами, так, чтобы душа выпрыгивала меж лопаток при каждом выдохе», – читает Юла. Смотрит на стену, и не видит её, смотрит на потолок, вместо него ледяное полотно. Иссечённое лезвиями, оно снова и снова подставляет спину… Для меня, думает Юла. Углубляется в чтение, на мысленном фоне тройное эхо…»
Уютное щёлканье клавиш.
Кажется, пахнет молоком; кот быстро лизнул белую метку под носом.
- Фюреро-о-чеек, – тянется из коридора голос Марьяны. В интонации женский мотив, объединяющий сокровенные, глупые тайны, тоску по янской части, которой всё нет и нет в жизни, а ещё странную изнурённость от того, что каждый день надо быть женственной. Фазиль поворачивает голову, мечтания и задел на будущее (надо попробовать эволюционировать и стать кем-то…) уходят в подсознание, о его наличии у кошачьего народа – мало кто решается заподозрить всерьёз.
У Марьяны на правой руке заметное родимое пятно, сюда в одной из прошлых жизней попала стрела (пахнет кожаными сёдлами, кровью и землёй…). Фазилю нравится тереться об эту руку, ощущать сопричастность к истории прошлых воплощений, и не только своих.
Изумрудные виноградины устремлены на хозяйку. На краткий миг её внутренний ребёнок ощущает какое-то грандиозное понимание вселенной. Но восхищение быстро накрывается срединной и внешней взрослостью.
- О чём задумался? Эх, а спинка-то ржавая… – произносит Марьяна. Гладит рыжие полоски, неуместные на чёрном пушке.