Шева : Сюжет

Вне рабочих рамок Илья Яковлевич Прицкер позиционировал себя в социуме сетевым писателем.
Средней руки. Как принято говорить - широко известным в узких кругах.
Был у него даже постоянный кружок своих читателей.
Человек пять, не больше.
Но - и то. У других и того не было. Иногда со злорадством и плохо скрытым тщеславием и честолюбием думал Илья Яковлевич.
Однако последнее время писательская ипостась давалась ему всё с большим трудом. Что, конечно, не могло его не тревожить.
Проблема была в сюжетах.
С каждым новым рассказом всё труднее становилось подыскивать новый сюжет. Причём образовывался замкнутый круг: с одной стороны, каждый новый опус придавал весу Илье Яковлевичу в его глазах, с другой - заставлял мучиться в поисках очередного нового сюжета.
Но не был бы Илья Яковлевич Прицкером, если бы не придумал хитрый, обводной ход. Или манёвр.
Раньше это называлось ноу-хау, сейчас - технологиями. Хотя самому Илье Яковлевичу почему-то больше нравилось слово «метода».
Метода заключалась в следующем. Перед тем, как отойти ко сну, Илья Яковлевич брал в кровать книгу. А то и две. И как минимум полчаса предавался чтению.
Затем, упаси боже, никаких чаёв или телевизора, сразу выключал свет и засыпал. Не каждую ночь, нет, не каждую, но - если везло, то ночью, обычно под утро, в голове Ильи Яковлевича само-собой возникали печатные строки текста.
Будто кто-то надиктовывал их ему.
Как правило, текст был странным и сторонним. Сам Илья Яковлевич такого бы не придумал. Несколько раз во сне он даже пытался внести в текст небольшие изменения, но был тут же строго одёрнут.
То ли потому, что сделал он это робко, то ли потому, что не дорос он до правки таких текстов. Мол, - не по Сеньке шапка.
Но что было очень хорошо, - слова текста буквально впечатывались в память. Поэтому поутру, проснувшись, Илье Яковлевичу оставалось только взять белые листы бумаги, ручку, и быстро занести на бумагу ночные письмена.
Да, было некоторое ощущение чувства неловкости и смущения, что кто-то другой, чужой водит его рукой, что не его это текст, но Илья Яковлевич эти глупые и совершенно ненужные мысли гнал в сторону.
Главное - что метода работала.
Как правило, эти ночные тексты имели налёт, или даже привкус того текста, который Илья Яковлевич читал на ночь.
Ну и что? Плохих книг Илья Яковлевич не читал.

Вот и вчера вечером он прочёл страниц пятьдесят очередной приключенческой повести модного и успешного автора, работающего в жанре стилизации под классиков девятнадцатого века.
Затем, правда, в качестве вишенки на торте, или бесплатного бонуса, пробежал еще и несколько страниц «Жюстины».
Как говорил Филдинг Четвёртый в известном фильме, - У каждого свои слабости.
А сейчас, утром, Илья Яковлевич заканчивал фиксацию на бумаге очередного ночного текста.
Записав последнее предложение, довольный, откинулся на спинку стула.
Вещица, похоже, вышла отменной, что и говорить.
Илья Яковлевич, пробежав глазами исписанные листы, с нескрываемым удовольствием выхватывал из текста отдельные фразы:

…Он начал лихорадочно щупать рукой, чтобы узнать: не спит ли он? Увы, - ни он не спал, ни тот не спал. Того, его небольшого, но наилучшего друга, не было. Исчез. Испарился. Вышел погулять. Куда? С кем? Да как он, подлец, посмел?
…Мне даже странно, милостивый государь, что вы так удивительно рассуждаете. Позвольте, как же так возможно? Вы, невзирая даже на прискорбные обстоятельства, имеющие место со мной быть, должны понимать свою позицию, знать её и придерживаться. Иначе что же это получается? Ежели каждый, вы сами понимаете кто, возомнит себя, и побежит за первой попавшейся профурсеткой, то позвольте, что же тогда делать мне? Кто первый её увидел! Опять же - а как? вернее - чем? исполнять мне естественные физиологические надобности?
…Сударь, да вы забываетесь! И ведёте странные разговоры явно не по чину. Опять же, вынужден заметить, судя по пуговицам вашего вицмундира, вы служите совсем по другому ведомству. Еще и съязвил с ухмылкой, - Явно более скучному и бюрократическому.
…Как гончая, учуявшая запах зверя, застывает на мгновение в предчувствии чего-то волнительного, так и он, услыхав шум зашуршавшего дамского платья, мгновенно повернулся в ту сторону, нервически вздрагивая тонкими, изящными ноздрями, втягивающими изумительный тонкий запах юного женского естества. Девица, будто почувствовав его взгляд, встревоженно, но одновременно - заинтересовано начала оборачиваться, демонстрируя при этом белую, тоненькую шейку и пречудесные чёрные локоны, выбивающиеся из-под шляпки последней парижской моды. Он было уже начал подвигаться к ней ближе, как вдруг его, как обухом по голове, огорошило, - а, собственно, с чем он к ней подкатит, - ввиду отсутствия наличия? Даже слезинка навернулась в его глазу, - так жалко ему стало себя. И это была слеза не ребёнка, но мужа.
…Радостно, дрожащими руками, он приставил его между ног. Но тот не держался. Тогда он приблизил его к лицу, начал жарко дышать на него, - вдруг поможет? Подумал было, - А может? но самому же стало неловко и стыдно, посему решил, - Не стоит!

Зачёл концовку: …И, опять же, как это всё могло произойти, - не понимаю! Но что страннее, что непонятнее всего, - это то, как авторы могут брать подобные сюжеты. Это уж совсем непостижимо.
Концовка чудо как была хороша!
Вдруг нехорошее предчувствие возникло у Ильи Яковлевича. Неожиданно он резко отодвинул стул и метнулся к высоким книжным стеллажам.
К пятитомному собранию сочинений в грязно-коричневой обложке.
Ага, вот, - в третьем томе. Концовка - на странице семьдесят три.
Бля…
Один к одному. Почти.
То, что у Николая Васильевича был нос, а у него - не нос, было слабым утешением.
Тоже ведь…из трёх букв.
Грозную тень Дмитрия Михайловича за спиной классика Илья Яковлевич поначалу и не заметил.
Ну что, разлюбезный читатель, пожалуй, пора нам удалиться от греха подальше. По-аглицки, не прощаясь.
Господа литераторы уж как-нибудь без нас разберутся.
Или, напротив, сообразят на троих…развесёлый сюжетец.
А у нас - свой драмкружок.