Шева : Музыка Чайковского, слова народные

Жили они коммуной.
Уже два года как.
Всё-таки так веселей.
Нет, ну понятно, что Фёдор, для сторонних, - Федька, жил с Мартой, а Кузьма, - с Марией, то бишь, с Машкой.
А так-то, всё, или почти всё, было у них общее. Так оно сподручней.
Опять же, - и ссориться не из-за чего. Всё - наше, всё - твоё.
К шмотью они вообще были равнодушны. К чеховскому «в человеке всё должно быть прекрасно…» относились без пиетета, а точнее - индифферентно.
Не потому, что не разделяли, а потому, что не читали.
Кстати, - так жить проще, когда голову не забиваешь тем, что в жизни не пригодится.
Может, потому, что они мозги себе этой высокой материей не…, скажем мягко, - не забивали, были они по жизни очень естественны. За счёт чего и выглядели импозантно.
Кто их видел, всегда говорил, - до чего красивая и гармоничная пара.
На самом-то деле, ведь что для жизни надо? Чтоб было что пожрать, да время от времени какое-нибудь удовольствие получать.
Не зря всё-таки топчешь.
Ну и, конечно, чтоб пара у тебя была. Без этого худо жить. Совсем.
А остальное - фанаберии, мерехлюндии, воздушные замки.
Которые совсем ни к чему и для жизни бесполезны.
Вот с чем им повезло, так это с домом. Ну, дом громко сказано, конечно.
Так, хибарка деревянная, типа большой собачьей будки, до них еще была. Кто в ней раньше жил, - неведомо.
Да и неважно. Но для них оказалась в самый раз. От дождя-снега укрыться, ночевать, опять же, - в четырёх стенах, а не на улице.
На улице, когда погода хорошая, свежим воздухом дышать надо, моцион совершать, гигиенические процедуры. Можно еще блох и других насекомых друг у друга выискивать.
Но самое главное в их доме, почти «хижине дяди Тома», было то, что находился он на самом берегу немалого озера. Рядом с дачным посёлком.
От МКАДа двадцатка всего.
А из удовольствий самым любимым у Фёдора и Марты, кроме секса, конечно, было поплавать в озере в предзакатные часы.
Когда ветер обычно стихал, поверхность озера превращалась в зеркальную гладь, и лишь за их телами, медленно рассекавшими, рушившими эту идиллию, красивым, идеальным треугольником тянулись маленькие, невысокие, будто игрушечные волны.
Утки, жившие на озере, уважительно перед ними расступались.
Багряный диск солнца, уже совсем не такой пышащий жаром, как днём, одобрительно посматривал на них, одновременно подыскивая себе удобное местечко, где он мог бы ловко спрятаться за горизонт.
Иногда, когда везло, перед окончательным исчезновением верхний краешек солнца посылал им, будто в качестве бонуса, секундный зелёный луч.
И тогда они радовались как дети. Нашедшие в песочнице оброненную кем-то из взрослых серёжку, или другую блестящую побрякушку.
А еще когда из посёлка доносились звуки громкой музыки, на душе становилось совсем хорошо, - кайф, да и только.
Марта любила ретро, - Пугачёву, Киркорова. Фёдору, наоборот, больше нравился современный женский зарубежный вокал: Лана дель Рэй, ЭлПэ.
Lost on You - вообще, как про него была.
Плавали обычно подолгу, и лишь потом, уже в сумерках, выйдя на берег и отряхнувшись от воды, шли в свой неказистый домик укладываться на ночь.
Спать.
С едой Бог миловал, - хватало. Грех жаловаться. Да еще и иногда кое-кто из посёлка подбрасывал. Кто жалел их.
Конечно, не деликатесы, но чтоб набить желудок, иногда и простого белого хлеба хватит. Водичкой из озера запил, да и лады.
Так и жили, - не тужили.

А потом Фёдора не стало.
Убили.
Выстрелом из ружья.
Как случилось? А вечером, когда они плавали вдвоём.
Марта очень убивалась.
Страшно жалела, что не обоих сразу.
Как ей теперь, одной?
Ну и что, что не человек был?
Тем более, лебедя-то, за что?

А через две недели жители посёлка вычислили, кто.
Теперь он не бегает, не плавает, и не летает по посёлку, как раньше.
Так, ползает еле-еле.
С вывернутыми коленками.
Переваливаясь.
Как гусь лапчатый.
Вот такое па-де-де.