Михаил Пионер : Рубинштейн

Мы встретились когда я сменила оланзапин на амитриптилин. Нас познакомили общие друзья в каком-то баре на улице Рубинштейна. Я обычно выпивала три бокала вина, один из которых, случайным образом обязательно разбивала. Он носил смешные взъерошенные волосы, большие очки в роговой оправе и твидовый пиджак, из чего я сделала преждевременный вывод – препод. В баре было темно, светилась только зеленая неоновая вывеска в конце длинной дубовой стойки, и очень людно. Все выпивали и громко общались. Наши бедра и колени соприкасались под стойкой.
– Привет, я Егор.
– Привет, Катя.
После быстрого знакомства хмельной разговор потек в русле непринужденной беседы. Выяснилось, что мы оба любим одну и ту же музыку, смотрим фильмы одних и тех же режиссеров.
– Смотрела что-нибудь новое недавно? – спросил Егор.
– «Шультес» и «Охотник» Бакурадзе, на одном дыхании просто залетели, ты смотрел? У него очень молчаливые фильмы. Бывает так, что герой за весь фильм всего пару фраз произносит…
– Не-е, теперь обязательно посмотрю. А сериалы ты смотришь? – услышала я сквозь гул бара.
– Обожаю, сейчас смотрю «Черное зеркало», только я люблю так – когда все серии выйдут, тогда я смотреть начинаю. Ненавижу ждать новую серию целую неделю, лучше потерпеть пару месяцев, а потом сразу залпом, хоп – и посмотрел.
Он также залпом допил свой бокал вина, схватил меня за руку и вывел на прохладу улицы. Закурил две сигареты, одну отдал мне.
– Давай купим вина и погуляем? – спросил он, выпуская табачный дым.
– Можно...
Утром я проснулась одна в чужой квартире. Мне нравилось лежать в мятых простынях кровати незнакомой комнаты, вдыхать слабый запах его парфюма на подушке и ощущать легкую головную боль похмелья. На столе нашла записку: «Убежал на работу. Не хотел тебя будить. Пойдем вечером в кино?», далее шел номер телефона с двумя острыми и громкими семерками на конце. Окно комнаты выходило во двор-колодец, мне хотелось улыбаться солнцу, которое сюда никогда не заглядывало.
Тем вечером он сказал, что работает врачом-психиатром, чуть позже, что на женском отделении. Я влюблялась в инженеров, дизайнеров, художников, одно время у меня был режиссер и кинооператор одновременно, и вот теперь я влюбилась в психиатра.
Затем последовало в меру теплое и дождливое лето Петербурга. Я бросила третий по счету институт и была абсолютно свободна. Перестала бить бокалы в барах. С амитриптилином и Егором мне стало легче. Мы ходили в кино, театры, на выставки в музеи и галереи, на концерты и вечеринки. Гуляли держась за руки по мокрым улицам и набережным города, бесконечно долго целовались и разговаривали по ночам, спорили о нигилизме, фашизме и гуманизме.
В сентябре я переехала к нему, в декабре мы поженились. Свадьбы как таковой не было, сходили в ЗАГС, поставили подписи – получили свидетельство, сообщили только родителям и близким друзьям. Все прошло буднично и рутинно, как будто мы оба делали это не в первый раз. Мы даже колец не покупали, вместо этого сделали парные татуировки.
С началом января Егор стал больше пропадать на работе, взял дополнительные дежурства, объясняя это тем, что «нам надо на что-то жить». Днем я или читала книги, или плакала. Мы по-прежнему ходили куда-нибудь по вечерам, но теперь мы спорили и ругались. Я снова начала бить посуду, не в барах, наши чашки и тарелки. Алкоголя становилось больше, коктейль из триптилина и вина уже не помогал.
Во мне начинало расти чувство ревности. Я могла ревновать его только к работе, других поводов и доказательств у меня не было. Но ложь становится ложью, когда о ней узнают. У нас были негласные правила личной переписки в мобильных телефонах и социальных сетях. Никто никуда не совал нос, и все было хорошо, до того момента, пока у меня не появилось это подлое чувство. Обострения обычно случались ближе к вечеру. На его телефоне стоял пароль из шести цифр, Егор был в душе, я набрала комбинацию даты его рождения и открыла ящик Пандоры. Он даже не удосужился почистить переписку.
В какой-то из дней нам просто не из чего стало есть, вся посуда в доме кончилась. Ничего не клеилось. Егор принес из больницы мне новые таблетки и «рислинг» из ближайшего винного магазина. Мы пошли на примирение, сменили пароли на своих гаджетах и простили друг другу все. Я подала документы на восстановление, и мы стали вместе ждать лета.
Общее лето так и не наступило, в конце весны, я вспомнила в каком баре мы познакомились. «Терминал». Теперь мы сидели за стойкой на расстоянии полуметра друг от друга, я допивала третий бокал, предыдущий я задела локтем, и он упал на кафельный пол, чем привлек к себе внимание всех посетителей. Стойкость и терпение как хорошие перчатки, они могут служить долго, но не вечно.
– Егор, я знаю, что ты изменяешь мне со своими пациентками. На прошлой неделе, кажется, за полгода уже пятая. Это правда?
Ответом мне было молчание. Он никогда не скандалил и не кричал, в отличие от меня. Я оставила недопитый бокал со следами губной помады и вышла. На улице я услышала тихое мяуканье где-то неподалеку. Котенок сидел на колесе под крылом автомобиля и дрожал от страха. Я вытащила его наружу и прижала к груди, в знак благодарности он сразу же расцарапал мне руки. На всякий случай оглянулась в поиске хозяев или мамы-кошки. Вокруг никого не было.
– Ну что, мой маленький, пойдем искать нам новый дом? Назову тебя Терминал или Рубинштейн! Тебе как больше нравится?