Шева : Не в ту дверь

На удивление, командировочные задания удалось порешать быстро, и уже в четыре часа пополудни, когда на улице было еще светло, Комов неспешно прогуливался по центру города, куда его занесли служебные дела.
Неспешно, потому что как для февраля мороз был совсем небольшим, не мороз, а так, морозец. Да и спешить Комову было совершенно некуда.
Да, при поселении в гостиницу он по привычке пофлиртовал с миловидной, похожей на казашку, а больше даже не на казашку, а на Люси Лью из «Ангелов Чарли» уже не юной девушкой на ресепшене. Даже пригласил её вечером в гости, но сделал он это, скорее по инерции, как бы отрабатывая ритуал заселения в гостиницу уже немолодого, но и не старого холостяка, у которого, конечно же, немеряно пороху в пороховницах.
Оба они понимали, что никто никуда ни к кому не пойдёт, но почему людям, уже пожившим на свете и, в силу этого, достаточно повидавшим, не поиграть на публике в игру.
Как, в своё время, расходились довольные Карцев и Ильченко в одной из своих миниатюр, - Да не сделаю я ему ничего! – Да оно мне и не надо сто лет!
Поэтому и шёл Комов, осматриваясь в незнакомом городе, - куда бы себя деть?
Его внимание привлекла афиша в прозрачной витрине, - «Не в ту дверь». Выставка фотографий лауреата международных конкурсов, неоднократного победителя…бла-бла-бла…, работающего в стиле «ню».
- Почему нет? – подумал Комов, - Опять же, - «не в ту дверь», - это про анальный секс, что-ли? – и решительно, даже с интересом, открыл дверь в выставочный зал.
В отличие от Комова местная публика, судя по количеству народу в зале, интереса к выставке не проявила.
- Или, наоборот, в первые дни все ринулись и посмотрели, - усмехнулся Комов.
По выставке сомнамбулами бродили тощий ботан в очках и парочка непрерывно хихикающих девчонок, по виду – перво- или второкурсниц.
Поскольку девчонки прыскали и фыркали практически возле каждой фотографии, Комов окончательно утвердился во мнении, что фишка анального секса рулит.
И оказался неправ.
Ибо анальным сексом, как это ни грубо и звучит, на фотографиях не пахло.
Фишкой был метод, придуманный и любовно опробованный автором.
Все фотографии были постановочные, что само по себе было не ново, и Комову жутко не понравилось. Но автор, явно не дурак, придал своему творчеству интеллектуальный флёр, который заключался в том, что все фотографии были разбиты, или объединены по три. Причём объединены даже не темой, а сюжетом.
Например, триптих «Вдохновение» состоял из следующих фото: на первом бородатый мужик средних лет сидел за столом со старинной печатной машинкой начала двадцатого века. Судя по тоскливому взгляду, то ли у него голова раскалывалась после вчерашнего, то ли, действительно, вдохновение его витало совсем в других краях.
На втором фото за спиной мужика появлялась девица, надо понимать - Муза, одетая достаточно легкомысленно, чтобы не сказать - по-блядски.
На третьем фото практически голая Муза в одних чулочках и с сигаретой в зубах лихо отстукивала по клавишам Ремингтона, а довольный мужик стоял рядом, опираясь руками на спинку стула, а взглядом - на грушевидную грудь Музы.
- Настоящий пейсатель! – усмехнулся Комов.
Следующий триптих назывался «Спорт». На первом фото за рюмками «чая» маялись два немолодых мужичка. На втором они же, почему-то уже полураздетые, сидели за шахматной доской с красными рожами.
- Мельдония им подсыпали, что ли? – подумал Комов.
На третьем фото эти же краснорожие, но повеселевшие, судя по количеству фигур на доске, партию заканчивали. За тем, кто же победит, безучастно наблюдала стоящая возле столика полураздетая девица, похоже - по вызову.
Надо понимать - приз.
- Серьёзные дядьки! Как бы победитель вместо приза не получил доской по голове, - ухмыльнулся Комов.
Очередной триптих назывался «Выздоровление». На первом фото грустный, опечаленный грузин пил что-то из маленькой склянки. Явно - не чачу и не коньяк.
На втором - он лежал в постели и куда-то звонил по телефону.
На третьем, самом интересном - в квартире уже была бригада «Скорой».
В составе одной чёрненькой и одной беленькой. Беленькая на переднем плане изящно стягивает последнее, что мешает любоваться её телом, - трусики. Чёрненькая в полурасстёгнутом и приспущенном ниже груди халате уже сидела на коленях привставшего с кровати и повеселевшего грузина.
- Интересно девки пляшут! – одобрил сюжет Комов.
Следующий триптих вызывающе и брутально назывался «Жеребец».
На первом фото неряшливо одетая дама бальзаковского возраста с рюмкой типа коньяку звонила по телефону. Похоже, из своей спальни.
На втором - сидя в ночной рубашке перед трюмо, делала макияж. Лицо уже ожившее, в предвкушении чего-то хорошего.
На третьем - она же, в той же ночной рубашке, но с приспущенными бретельками, сидела за столом и по-матерински заботливо наблюдала, как молодой ботан, надо понимать, которого ей прислали, уплетал угощение - тарелку пирожных.
- М-да, не в коня корм, - посочувствовал даме Комов.
На выставке он пробыл довольно долго, наверное, с час. И фотографий было много, да еще и Комов зачитывал тексты под ними.
Тексты – мини-рассказы были под каждым триптихом. Объясняющие «для тупых», как надо понимать тот или иной сюжет.

Уже в гостинице, поужинав в буфете и лёжа в одежде на кровати, Комов почему-то вспомнил выставку и подумал, - Наверное, фотограф сначала писал рассказ, а потом, уже под него, делал фото. Интересно, а наоборот может получиться?
И неожиданно для самого себя вдруг вспомнил уже подзабытые фотографии из другой, давнишней загранкомандировки.
Их было у него всего три.

…На земле той не было написано «Африка», но жар от раскалённого воздуха уже в аэропорту подтверждал, - они попали именно сюда.
Страна называлась Гвинея. Не которая Бисау, а просто Гвинея, где столица Конакри.
А девчонку, которая на фотографиях, звали Айша.
На первой фотографии она просто сидит на его кровати в номере отеля «для белых» в своём простеньком сине-зелёном ситцевом платьице. На вид - лет восемнадцать-двадцать.
Дружелюбно, искренне улыбается, сверкая золотым зубом в верхнем ряду. Что, видно, как и у нас в своё время, демонстрировало небедный статус владельца.
А может - из цыган?
Бывают же, наверное, цыгане - негры? Если есть евреи - негры.
На следующей фотографии она уже лежит на белоснежной простыни широкой двуспальной кровати.
Голая.
Широко раскинув ноги, так что зрителю видно решительно всё, что он хотел бы, или даже не хотел бы, но увидел.
Взгляд у Айши интересный, - бесстрастный.
Или для неё это не впервой, и она привыкла, или, может быть, если копнуть глубже, на самом деле в этом взгляде скрыто глубинное, сермяжное, - Какие же вы, белые, одинаковые мудаки!
Но больше всего Комову почему-то нравилась третья фотография.
Утренняя.
Тогда он уже поднялся, умылся, оделся, а Айшу всё не хотел будить.
Жалко почему-то её было.
Уж так крепко и трогательно она спала. Кондиционер слегка шевелил её необычную причёску, губы были по-детски приоткрыты, во сне она иногда причмокивала, будто во рту у неё была шоколадка Баунти.
А может, и не Баунти.
Выглядела она как восьмиклассница.
Которой снится…кто знает, что могло ей сниться?
По крайней мере, Комову это точно было неведомо.
Так же, как и сейчас ответ на вопрос - получилось бы или нет у кого-то написать рассказ по этим трём фотографиям?
Которые, на самом деле, были всего лишь вершиной айсберга, увы, уже давно растаявшего в жарком мареве чёрного континента.

Весь в приятных, но в то же время грустных воспоминаниях, Комов не сразу услышал, как в номер негромко постучали, а затем дверь приоткрылась.
И в номер заглянула близняшка Люси Лью из ресепшен.
- Ой! Извините, я похоже, не туда попала?
- Туда, туда! Айша, заходи! – вскочил с кровати обрадованный Комов.
- Но я не Айша! – удивилась Люси Лью.
С подкупающей наивностью, неподдельной искренностью и элегантностью слона в посудной лавке Комов по-гусарски не задержался с ответом, - Да какая разница!