Ammodeus : Однажды вечером

Он смотрел младшему брату прямо в затылок.
Странно, подумал он, я никогда не замечал, что у него две макушки…
Они шли по свежевспаханному полю – младший шёл, глядя себе под ноги и потирая подбородок с намечающимся мягким пушком, а старший с наслаждением вдыхал запахи земли.
Он любил эти запахи больше всех других – это был запах свежих надежд и чистых ожиданий.
Но сегодня этот запах жёг ему ноздри и царапал горло.
- Далеко ещё? – спросил младший.
- Уже пришли, - ответил старший и поднял с земли бледно-жёлтый, с серыми пятнами череп. Это был череп какого-то животного – длинный, плоский, с круглыми глазницами, жёлтыми клыками и длинными, будто зачёсанными назад, тонкими рогами.
- Да, такого я не видел, - воскликнул младший. – Хотя видел, кажется, всех своих четвероногих тварей… Тяжёлый?
- Тяжёлый, - кивнул старший брат. – Тяжелее дюжины бараньих будет…
- А где остальные кости? – младший выглядел встревоженным. – Это ведь странно, да?
- Ты что, боишься? – усмехнулся старший. – И от страха даже начал задавать вопросы…
- Я не боюсь, - ответил младший. – Кого мне бояться?
- Того, кто забрал все кости, кроме этого черепа, - продолжал улыбаться старший. – А череп оставил… Почему?
- Началось… - скривился младший. - Ты всегда найдёшь, о чём спросить… Тебе всё интересно, да?
- Конечно, - сказал старший. – А тебе разве нет?
- Нет, - отрезал младший. – Если череп лежит здесь – значит, так нужно.
- Вот так вот просто? Лежит себе – и ладно? – старший перестал улыбаться. – А кому это нужно?
- Ну, мало ли, кому нужно… - замялся младший. - И почему должно быть сложно? И зачем?
- Я не знаю, - сказал старший, не отводя глаз. – И ты не знаешь… Знает только он…
Младший улыбнулся.
- Ты просто на него обижен… И зря. Он любит тебя – как всех нас… Просто ты слишком… э-э-э… дерзок.
- Дерзок? – переспросил старший. – Это он тебе сказал?
- Нет, конечно, - ответил младший. – Это отец сказал… Он сказал, что тебе вечно чего-то не хватает… Что ты не умеешь просто радоваться жизни…
Старший брат нахмурился.
Отец опять недоволен мною…
Он всегда мною недоволен…
И всегда смотрит так, будто хочет что-то разглядеть у меня на лице - и будто боится разглядеть…
- Радоваться жизни? – опять переспросил старший. – А разве я не радуюсь? Я возделываю землю, выращиваю хлеб… Я дышу свежим ветром, пью сладкую воду и скоро попробую вино из виноградной лозы, которую я же и вырастил… Я радуюсь, когда поле вспахано от края до края…
- Но я же вижу, - тихо сказал младший. – Что-то гложет тебя…
Старший покачал головой.
- Гложет… - повторил он. –Ты мастак выдумывать слова, брат. И у тебя есть на это время – когда ты лежишь в тени, а твои стада спокойно пасутся подле тебя. А мои руки в мозолях, я ничего не вижу перед собой, кроме края поля, до которого я должен дойти… Но что за этим краем? Что там, где заканчиваются наши поля и пастбища? Куда убегает наша река? Куда улетают птицы со странными голосами, когда ночи становятся длинней и холодней?
- Зачем тебе это знать? – спросил младший почти умоляюще. - Что за… блажь?
- Не знаю, - ответил старший. – Может, мне мало этого поля и этой реки? Может, мне грустно от того, что глупые птицы видят больше меня, человека? Я хотел бы послушать их рассказы… Разве хотеть узнать – плохо?
- Я не знаю, что плохо, - ответил младший. – Я знаю только то, что хорошо… И мне хорошо дома!
- И ты готов так жить? – спросил старший. – Так, как живут твои овцы, бегущие за бараном, который бежит за тобой? Чем вы отличаетесь тогда друг от друга?
Ему вдруг стало очень неуютно в этом чистом поле и густая и горькая, как забродивший мёд, жалость к себе наполнила его.
Он вдруг возненавидел все вокруг – и запах земли, и тёплый ветер в лицо, и сине-розовые сумерки…
И своего брата.
Ему вдруг стало душно и он понял, что до сих пор держит череп за рог. Он сжал ладонь покрепче.
Похоже, что брат прав – этот череп не просто так здесь оказался. И он знает, что с ним делать.
Он принесёт новую жертву…
И эта жертва очень не понравится кое-кому…
Но ему и так никогда не нравились его подношения... Вот только это уже не будет иметь значения – жертва будет вовсе не ему.
Он принесёт жертву всему миру.
Миру, который он ещё не знает, но однажды познает. Потому, что миру нужна жертва – чтобы мир почувствовал движение. Чтобы он сорвался с привязи. Чтобы жизнь в нём обрела…
Смысл?
А для этого нужно, чтобы жизнь стала чем-то большим, чем простом совокуплением барана и овцы в бессмысленном акте сотворения ещё одной овечьей жизни…
Он сделал несколько широких шагов и оказался прямо за спиной брата - он не ощущал больше тяжести черепа, череп был просто продолжением его руки, послушны орудием… орудием…
Он не мог придумать слово – и жаль, что придумать будет некому…
Он видел, как брат повернулся к нему спиной – и вновь увидел две белобрысые макушки. И, наконец-то, понял, что именно он хотел сделать все эти годы...
И придумал слово.
- Каин! Авель! – откуда-то издалека, будто из-за горизонта, донёсся голос.
Каин вздрогнул и выронил череп.
- Пора ужинать, мальчики! – голос стал слышнее и Каин узнал голос матери.
- Идём, мама! – крикнул Авель и пошёл к матери, стоящей у края поля. Но через мгновение остановился и повернулся к брату.
– Ну, скажи честно - разве этого мало, брат мой? Что может быть лучше этого? Сейчас мы будем сидеть вокруг жаркого пламени, разговаривать и смотреть друг на друга, а маленькие огоньки в небе, которые называются звёздами, будут смотреть на нас… А потом мы заснём… А утром взойдёт солнце и мы проживём под ним ещё один день. А потом опять придёт ночь и она позволит нам набраться сил для нового дня… А потом опять будут сиреневые сумерки и ночь… Почему бы не жить так, брат?
Каин ничего не ответил.
Его голова вдруг наполнилась невесть откуда взявшимися голосами, яростно шептавшими ему о крови, проклятии, печати и скитаниях. Но отчётливее всего он слышал свой собственный голос, с издевкой произносящий странные слова о брате и стороже.
Он не понимал их смысла, но точно знал, что после них всё и навсегда изменится.
И он узнает, что видели глупые птицы своими глупыми глазами там, за краем поля, куда убегает ленивая серая речка.
Он узнает - это обязательно случится.
Но уже не сегодня…