Ирма : Мальчик кричит «Волки!»

Мальчик кричит: «Волки!» и показывает пальцем на растянутую на полу шкуру канадского ощерившегося хищника. Этого все еще страшного зверя отцу мальчика подарили на крайний юбилей. Отец мальчика бородатый, вихрастый мужчина, человек занятой, рассудительный, нервный. Будучи ученым человеком, он уже на протяжение четверти века занимается изучением сибирской язвы. Теперь же к старым заботам прибавилась новая – вывозить чахнущую и беззаботную жену свою Алену, девушку лет двадцати пяти с небольшой наценкой на моря-океаны, чтобы подрумянилась ее такая капризная к холодному и влажному ветру кожа, прошли все эти цыпки и дерматиты. Чтобы не выкручивало эти тонкие благородные кости. Чая, что отяжелеет второй раз ее, проколотый в пупке стрекозою живот. В надежде на то, что перестанет она ночами летать над Норильском.
Первый раз Валерий Николаевич увидел Алену, стоящей у изголовья кровати год назад. В красной байковой пижаме с медвежатами, заботливо купленной им в местном торговом центре, чтобы ночами не мерзла. Рот ее был перепачкан черничным вареньем, в липких пальцах надкусанная маковая булка. Босая и озябшая, не переставая жевать, она как-то странно смотрела на Валерия Николаевича.
- Проголодалась, милая?
- Ом-ом-ом, – только и сказала, а потом запрыгнула на мужнину грудь. Только не как человек, а как огромный нетопырь – крылья черные бархатные, морда в рыжей шерстке забавная, но все же страшная; глазки-бусинки, нос собачий. И пахло от нее премерзко – черничным вареньем, чесночными гренками, соседскими тараканами, болотной тиной и армянским коньяком. Обнюхала его всего, зубами острыми сверкнула. В форточку вылетела. Остатки ночи Валерий Николаевич провел в тяжких раздумьях. Выходил курить на балкон. Пил казахский соленый чай. Гуглил в Интернете: «Чем питаются летучие мыши?», «Покровители летучих тварей», «Смириться или бороться?», «Как избавиться от ненужного соседства?», «Ваша жена – нетопырь».
Вернулась Алена к утру. На своих двоих. В пижаме. Помятая и несвежая. Испуганная. Поскреблась в дверь спальни.
- Лерик, прости, – на пороге и рухнула. Очнувшись, к докторам наотрез идти отказалась – вдруг определят, что не человек она больше, а самка-нетопырь. В клетку посадят, опыты проводить начнут, а потом и вовсе усыпят. И ничего он, муж ее против этих ученых не сделает.
Спать она по ночам боится, вдруг в летучую мышь вновь обратится. Есть не может – на зубах хрустит хитиновый панцирь. К мальчику тоже не подходит, вдруг захочется его укусить. Валерий Николаевич новой своей жены и сам боялся. Стала она ему предлагать такие гадкие и волнительные для любого мужчины вещи. В минуты черной меланхолии, граничащей с затянувшимся бессмертием, хотела она исступленно любить. Не нужно ей было ни конфет, ни цветов, ни вина в запотевшем бокале, ни новых подарков, ни слов ласковых. Бери и пользуй. Сначала это нравилось, сводило с ума, а потом стало таким обыденным и пугающе навязчивым.
«Алена, я старый больной человек», – вяло отмахивался от ее приставаний. Стал намеренно задерживаться на работе. А если приходил вовремя, то пьяный. Запирался в кабинете. А потом не нашел ничего лучшего, как переспать со старой своей любовницей – Агнессой Ивановной. Почти ровесница, она работала вместе с Валерием Николаевичем лет десять назад над одним проектом закрытого типа, а потом, разочаровавшись в науке, так и не выйдя замуж, полностью посвятила себя написанию детских книжек и выращиванию декоративных орхидей. Вновь встретились они случайно, у входа в «Метро». На Агнессе была модная искусственная шубка, какие-то куцые кожаные штанишки, чудная нелепая шляпка и стиллы. Не блиставшая яркой красотой и в молодости, дряблощекая и оплывшая, она являла миру свое ассиметричное и ставшее вдруг до неприличия семитским лицо рано постаревшей женщины.
«А надо ли?», – засомневался было, когда она прошла мимо и даже его не заметила. Валерий Николаевич шагнул вперед, потянул Агнессу за холодный локоть искусственной шубки, с хрипотцой в голосе сказал: «Здравствуй!»
- Какая встреча! Вы помните, вы все, конечно, помните.
В отеле железнодорожного вокзала все и случилось. Рядом с ним лежала неизбалованная, неприхотливая и главное – умеренная в своих половых желаниях женщина, далеко не красавица, с коротковатыми ногами, широкостная, ничуть не воздушная нимфа. В меру умная, в меру глупая, болтливая и без каких-нибудь там мистических завихрений, абсолютно несклонная к перевоплощениям.
Домой возвращаться Валерию Николаевичу было совестно, но все же необходимо. Встречаться договорились два раза в неделю – по средам и факультативным субботам.
Во второй раз Алена обратилась в летучую мышь сразу после того, как поняла, что муж начал ходить «налево». От вихрастой головы его невыносимо пахло орхидеями, чужой влюбленностью и пирогом «Зебра».
Ах, как она страдала! Как заламывала тонкие руки свои, хрустела пальцами, грозно топала ножкой. Разбила три темно-синих, почти черных бокала, изрезала на лоскуты четыре галстука, что-то там пересолила и переперчила.
«Перегрызу этой старой курве горло», – только и сказала, как вновь стала нетопырем.
Дома у Агнессы Ивановны прямо в ванне кисла посуда, на кухне чирикали канарейки, по углам воняли черепахи; на перевернутых кверху обложками книгах стояли припыленные чашки. Уборка наводилась от случая к случаю. На рыжем безвкусном диване дремал вполне себе симпатичный рыжий кот.
Через час в квартиру ввалилась рыхлая женщина, одетая дорого и броско, в бусах и стразах, в заграничном синем платье. Упала на пуфик в прихожей: «Наконец-то я дома!» С трудом сняла массивные ботинки с отекших ног. Это была брюнетка в очках, с шеей короткой и толстой, с лицом скучным, но не богомерзким, если уж быть честной. Алена затаилась на портьере, рассматривая свою соперницу. Агнесса нарезала круги по кухне, заглядывала в холодильник, шуршала обертками, отхлебывала чай и кофе из припыленных чашек. Дымила яблочными сигаретами. Нашептывала на диктофон про Кащея и Человека-паука. Прижимая плечом к уху сотовый, рассказывала некой Ниночке, что она побывала на концерте совершенно сумасшедшего, то ли серба, то ли цыгана. Что ходила она туда не одна, а догадайся с кем. Что «у догадайся с кем» – совсем плохо с женой.
«Отобью и разведу. И что мне ее молодость? А мальчик, что мальчик? Пусть с ней остается. Ах, как он меня ебет! Как ебет!». И тут в пропитанные травяным бальзамом волосы Агнессы Ивановны вцепилась летучая мышь. Форточка и окно были закрыты. На улице зима. Да и откуда взяться летучей мыши в такое время года в Норильске? Агнесса Ивановна закричала: «Блядь! Что за хуйня». А потом ее увезла «скорая».
Дома Алена была ниже травы, тише воды. Приготовила ужин, уложила сына, не приставала к мужу с глупостями, не лезла нагло целоваться. Взяла отложенное еще после родов вязание, старательно спускала петли и вновь возвращалась к первому ряду. В другой комнате Валерий Николаевич шептал кому-то в трубку: «Мистика! Борик, мысленно я с тобой. Ты только держись».
Для закрепления эффекта Алена решила навестить Борика еще раз. Агнесса Ивановна уже оправилась после припадка и самозабвенно строчила новую сказку о кыцюре и мышонке в распашонке, в перекурах намешивала две гигантские «Зебры». Запищал домофон, затеренькал телефон, звонко свистнул чайник, и сказал «коко» таймер на духовке. Алена хотела бы опять вцепиться в волосы соперницы, а потом разодрать ее румяную морду. Но из прихожей раздались чавкающие звуки. Прямо возле большого зеркала, ее родной муж Лерик довольно куртуазно имел Агнессу Ивановну. За чаем и немного подгоревшим полосатым пирогом любовники обсуждали, конечно же, Алену.
- И зачем она тебе больная?
- Я не представляю, что мне дальше делать.
- Брось ее, брось, миленький.
- Понимаешь ли, она у меня особенная. С ней надо помягче. Я ведь обещал ее свозить на Гоа.
- Вот и катись к своей жене!
Валерий Николаевич, пинаемый со всех сторон и обязанный каждой из своих женщин, и, правда, не имел и малейшего представления, что ему дальше делать. Уйти окончательно к Агнессе или мучиться с Аленой?
- Как веревочке не виться – все равно конец будет, - щеголяла мудростью Агнесса Ивановна.
- До гроба будем мы, а после нефига, - сеяла мрачность Алена.
В ту зиму особенно нестерпимо холодную даже для Норильска, когда на термометре было минус 64 С, и весь город парализовало в ледяном коллапсе, на пороге дома, что стоял на углу Ленинского проспекта, появился молодой искренне серый волк. Пришел он прямиком из сказки. Что-то там пошаманил с подъездным кодом, оставляя когтистые следы и капая слюной из голодной пасти, волк поднялся на третий этаж. Дунул в дверной замок и просочился в кабинет Валерия Николаевича. Тот спал в кожаном кресле и ничего не заметил. В детской на ворсистом ковре сидел хорошенький, но перекормленный мальчик и запускал юлу. Мальчик посмотрел на волка сначала удивленно, потом дружелюбно:
- Ти ктьо? – спросил мальчик
- Я – волк, – по-человечьи ответил волк.
- Ти харёший или пляхой?
- Очень хороший, только голодный.
- Тада я тебя лублю.
Мальчик отбросил юлу, подошел к волку, почесал его за ухом и повел нового друга на кухню. Комнаты в квартире были расположены так, что путь на кухню лежал через гостиную. Перед электрическим камином растянулся канадский дареный волк, которого так боялся мальчик. В шахматном порядке стояли книги, строго по фэн-шую статуэтки птиц и зверей. В кадушке рос карликовый лимон. В огромном в полстены аквариуме плавали пестрые, несъедобные на вид рыбки. Волк впервые был в доме людей; в его сказке было куда проще, уютней и без всяких излишеств. На кухне курила молодая женщина. И не было на ней ни красного капюшона, шапочки или других опознавательных знаков. И была она на вид так себе – костлявая, уставшая, злая-презлая, да еще и заплаканная. Но волк точно знал, что это она. И был далеко не дурак, чтобы так сразу ей показываться. Алена поперхнулась дымом. Попыталась улыбнуться мальчику, но ничего не получилось.
- Ма, он есть хочеть, – сказал ей мальчик.
- Кто есть хочет? – переспросила Алена.
- Вольк.
- Какой еще волк? Не придумывай.
Алена встанет к плите; сын, не дожидаясь первого, начнет клянчить колбасу. Заспанный и такой старый муж тоже выйдет на запах. Приподнимая крышку кастрюли, не скажет, а пропоет своим противным фальцетом:
- Что у нас тут? Супчик! А на второе?
- Рыба с подливой.
Аппетит не найдется между зубами. Из вредности Алена обделит мужа водкой, сына – сладким. Отругает обоих за крошки и «опять не доели». К полднику затеет генеральную уборку, а потому прогонит своих мужчин к соседям смотреть футбол.
Как только этажом выше зазвучат фанфары, и зычный голос спортивного комментатора объявит о начале матча. Алена устроит дома черте-те что: сначала проверит все карманы мужниных рубашек, брюк, пиджаков, курток, плащей и пальто; не поленится заглянуть и в коробки с летней и демисезонной обувью; вывалит на пол содержимое бельевого шкафа. Будет рыскать, противно щелкая мышкой по всем документам и папкам компьютера. Своего тоже. Досконально изучит «историю». В общем, будет вести себя как дурная ревнивая баба. Расплачется. Некрасиво краснея, пойдет белыми пятнами по лбу и шее. И как начнет жалеть себя – «козел старый!», «сатана безрогий!», «отдала лучшие годы!», «лучше бы я с Юркой», «как же я его ненавижу» и совсем уж бездейственное в таких случаях – «чтоб у тебя отсох» и «будь ты проклят». Хорошо, что есть всегда полный бар, приличные сигареты и вкусные, но слишком крепкие сигары. Алена напьется в три залпа. Пьяно хихикая, вдруг припомнит, что муж не вечный, а наследство у нее богатое. И быть летучей мышью не так уж и плохо.
А в детской положив голову на большие лапы, дремал волк. В соседней комнате что-то там падало и ронялось на пол. Кто-то неумело и безыскусно ругался матом. Потом раздался жалкий, не верящий, будто сам в себя смех. «Баю-баюшки-баю, не ложися на краю, придет серенький волчок и укусит за бочок», – знакомое с детства. Вот он пароль. Алена вошла в сон волка на цыпочках и поначалу приняла его за красивую, породистую собаку.
- Эй, ты как здесь оказался?
- Я волк.
- Съешь меня, волк, а, – предложит Алена, обдавая страшного зверя парами полынной микстуры.
- На тебе ни мяса нет, ни жирка. Пошли со мной в закат.
Валерий Николаевич хватится жены не сразу. Отнесет спящего сына в детскую. И мигом – в свой кабинет. Строчить любовное послание Агнессе. Но вот уж почти десять – никто не зовет к столу, не предлагает бергамотовый чай. Пройдя по всем комнатам, он убедится, что жены и, правда, нигде нет.
- Эх, опять улетела.
В большом городе часто случаются страшные вещи. Агнесса Ивановна до смерти боялась камазов, бродячих собак, небритых кавказцев, свиных голов, сухоньких бабок-богомолиц и подростков с петардами. При среднем женском росте – метр шестьдесят два, имела вес – восемьдесят пять. В детстве болела гепатитом В. Группа крови – первая положительная. Все передние зубы – металлокерамика. Нагруженная двумя увесистыми сумками, Агнесса Ивановна так и не дошла в тот вечер домой. Из темноты глухого зимнего парка на нее набросились две твари – одно существо было волком, второе – летучей мышью. Испуская дух, Агнесса Ивановна с ужасом подумала: «А ведь это она!»
Холодея всеми членами, Валерий Николаевич читал криминальную сводку.

«… предположительно стая волков напала на жительницу Норильска. От полученных травм она скончалась. Это первый случай, когда волки были замечены этой зимой в городе».