Эдуард Конь : Ночной позор (часть I)

Вечер заканчивался как обычно. Родаки в своей комнате тупили в ящик. Матушка сходила на кухню и вернулась, чем-то звеня. Ну, да ясно – чем. Сейчас опять вискаря своего напьются. А потом ебаться пойдут.
«Суууука! – мысленно выл жирный Саня. – Они же старые! Им же больше сорока. Куда им ебаться?!»
Жирный Саня в такие моменты ненавидел своих родаков. Каждую ночь – каждую, сука, ебаную пропиздоблядскую ночь – они делают то, о чем он, жирный, только мечтает. Делают то, чего он лишен. А почему лишен? Потому что именно они – родаки – родили его на свет таким вот толстым уродом с мутными глазками, пухлым подбородком, безвольным ртом. И сейчас родаки, наверное, смеются над ним. «Смотри, мол, сыночек, какие мы молодые еще. А ты сиди, сиди перед своим компьютером – так и не поебешься никогда».
Жирный Саня не обольщался на свой счет. Он отдавал отчет в том, что видел в зеркале. Ему действительно никогда не дадут.
«Надо срочно разбогатеть, - думал Саня. – Телки любят богатых».
Разбогатеть было куда вероятнее, чем поебаться.
Способы имелись. Жирный Саня ведь учится на экономиста. Когда он получит диплом, он, конечно же, устроится на крутое место. Будет там ни хуя не делать и получать деньги. Осталось лишь потерпеть еще каких-то четыре года. Долго! Но что делать?
А родаков такое положение дел как раз устраивало.
Матушка однажды затеяла у него выяснять, почему у него нет девушки.
- Ну, мама, - плел жирный. – Я – существо высокоорганизованное, со сложным внутренним миром.
- Угу, а девчонки – с простым, - сказала мамаша.
- Ну, конечно! – не спорил жирный Саня. – Я еще не встретил такую, которая в полной мере оценила бы мой внутренний мир.
- Да, это постараться надо, - кивала мамаша.
Жирный не мог понять: это она издевается или все-таки понимает?
- А скажи, пожалуйста, ты не этот самый случайно? – вдруг спросила мать.
- В смысле?
- Ну, не гомосек?
Жирный застыл, не зная, что и ответить. Недопрожеванная сосиска по трамплину языка поехала к выходу изо рта.
Мать! Родная мать! Как она могла такое подумать?
- Мама! – тонким, внезапно писклявым голосом возмутился Саня. – За кого ты меня принимаешь? Я что – парней сюда вожу?
- Нет, - сказала матушка. – Но ты и девчонок не водишь. Вот я и решила спросить. На всякий случай. Нет-нет, это ничего не значит.
Разговор этот, вроде бы, забылся. Но осадочек остался.
Впрочем, был еще один вариант добиться сексуальной привлекательности. Надо было накачаться, превратить жировую массу в сталь мускулов. Этот вариант Саня иногда вяло катал в голове.
Однажды он записался в зал. Местные качки (их тут было угрожающе много, этих тупых скотов) насмешливо смотрели на него. Сане казалось, что скоро они начнут над ним издеваться – он четко предвидел такие вещи.
Качки смотрели на жирного Саню как на что-то небывалое. Казалось, что даже если бы в их зал пришла сама Кончита Вурст, и то на нее смотрели бы с меньшим удивлением. «Чему они удивляются? – думал Саня. – Не могли они уродов не видеть. Заходят они наверняка в спортзал. Я же зашел?» К тому же некоторая часть качков наверняка была бывшими уродами. Кто-то из этих атлетов наверняка был раньше хил и сутул, а кто-то, как Саня, изнемогал под пластами сала.
После первого занятия Саня помирал. Руки налились тяжестью и словно сами стали бесчеловечными гантелями. Ноги болели. Сане казалось, что это никогда не пройдет. Однако на третий день все-таки прошло. Саня снова пошел в зал – и снова наутро испытывал тяжесть и боль.
На втором занятии, во время упражнения на пресс Саня пернул. Случилось это неожиданно. Совсем не как обычно. Обычно Саня пердел осмысленно. И даже любил это занятие. Очень хорошо было пердеть в ванной. В теплой воде поток кишечных газов образовывал пузыри, иногда крупные. Саня любил за ним наблюдать. Еще с Виталиком (это был его друг) они, случалось, играли в гороховые карты. Правила были простые – кто громче пернет. Саня обычно побеждал. Потому что собирался с силами, специальным образом напрягал живот, распределяя по нему комья сала, и выдувал из нутра громогласным фейерверком. В последний раз они пробовали поджигать струи, но ничего не получилось.
В общем, пердеть Саня умел. Но в спортзале он выстрелил непреднамеренно. Сначала было непонимание: «Кто это пернул? Что это за дебил?» А в следующее мгновение пришло леденящее открытие: «Да это же я!» Два-три следующих мгновения растянулись на минуты. И Сане все казалось, что обошлось, что никто ничего не услышал и не унюхал. Но нет, когда миновала и эта стадия весь зал, все, кто в нем был, обернулись и посмотрели на Саню. Были здесь и телки. Смотрели и они. Наверное, то, что Саня видел в их взглядах, называлось презрением. Кто-то сказал: «Фу!», кто-то заржал. Одна из девушек попросила проветрить помещение.
- Так, прекратили! – сказал дядька-тренер. Но не убедительно сказал. Чувствовалось, что он вовсе не на стороне Сани.
Жирный понял, что если не сегодня, то уже скоро его начнут откровенно чмырить. А этого никому не хочется. Поэтому на спортзал он забил. Никто и не вспоминал. Хотя мать один раз вспомнила, но жирный ей наврал, что ходит, мол, он. Конечно же, ходит!
***
Сегодня днем заходил Виталик. Говорят, что при Советском Союзе на стенах медучреждений висели плакаты о вреде подросткового онанизма. Правда, сколько Саня ни искал в Интернете, он их не находил. На эту тему были только фотожабы более позднего происхождения. Но Виталя, как казалось жирному, вполне был достоин стать героем такого плаката. Да что там – идеально просто подходил!
Виталя был сутул, прыщав. Правая рука у него была вечно в мозолях. Глазки его бегали туда-сюда, из стороны в сторону.
И он постоянно врал. Если верить Витале на слово, то ебался он каждый день по два-три раза. Правда, с телкой Саня не видел его ни разу. Зато врал Виталя так вдохновенно, что иной раз Саня даже начинал ему машинально верить.
Вот и сегодня он пришел, уже «поебавшись».
- Какой телке я сегодня засадил! – начал Виталя врать прямо с порога. – Вот с такими сисяндрами, прикинь! А пизда – мокрая-мокрая.
Своей брехней Виталя уже начал ставить друга Саню в трудное положение. Не верить всему этому было бы не вежливо, но и верить оказывалось чревато. Чем дальше, тем больше Сане казалось, что Виталя (у которого в классе была кликуха Глист) держит его, жирного, за идиота.
Брехня Витали шла все по той же унылой колее.
- Сначала мы, прикинь-прикинь, сосались прямо на улице, - выплевывал вместе с капельками слюны он свой унылый бред. – А потом мы пошли… мы пошли…
- На стройку? – ехидно предположил Саня.
- На кладбище! Ништяк на кладбище ебаться.
- Ты там уже четыре раза ебался, - поддел друга Саня.
- На самом деле пять. И вот нашли мы могилу, где вообще, прикинь, никто не ходит. И вот там она такая раком встает. А у меня тут же – стояк! Я – туда-сюда. Куда-то воткнул. И думаю: «Что-то не так. Пизда сухая!» А я до того ее мацал, так пизда мокрая была. А как пизда мокреет, чувак, так словно сопливая становится. А тут – сухая. Что такое? И говном воняет. А это я в жопу ей засадил, прикинь!
Сегодня Виталя Глист бесил жирного Саню. «Зачем он мне это рассказывает? – пытался понять жирный. – Что с ним случилось? Почему он пытается поднять свою самооценку, рассказывая мне этот бред?» Но главное, что бесило Саню, так это то, что Глист врал – и врал нагло, а, значит, держал Саню за идиота. Глисту не дала бы даже бомжиха и даже за деньги. Не то, что красивая телка с сиськами. И уж, конечно, не в жопу.
- И сколько раз? – спросил Саня этого секс-террориста.
- Э, чувак, ты меня знаешь! Не зря спросил! – распинался Глист. – Два раза! Да! Второй – тоже в жопу. Телка говорит: «Ой, как круто было! Я никогда в жопу не еблась! Давай еще раз?» А я – куда мне. Я ведь только что кончил. Говорю: «Потерпи пятнадцать минут, детка!» А она говорит: «Не могу терпеть! Моя жопа, - говорит она, - снова требует твой хуй. Давай, - говорит, - я тебе пососу?»
Иногда Глиста заносило в неразведанные дали гнусного бреда. Вот как сейчас.
- После жопы? – брезгливо спросил Саня.
Глист на секунду притормозил. Понял, наверное, что заврался. Но вот глаза его снова загорелись и он воскликнул:
- Да! После жопы, прикинь! У меня хуй весь в говне, а она такая: «Дай пососу!»
- Может, хватит мне врать? – сказал Саня.
Никто не тянул его за язык. Роковые слова, без которых не было бы нашей истории, сами слетели с его языка.
Глист застыл.
- Что? – словно бы не веря собственным ушам, спросил он. – Что ты сказал?
- Хватит. Мне. Врать, - раздельно, отдельными фразами, сказал Саня. – Ты заебал.
- Ты, значит, думаешь, что я тебе вру? – решил обидеться Виталя.
- Думаю, - Саню тоже уже несло. – Я думаю, что ты – вообще девственник.
Это был удар ниже пояса. И Глист стал ловить ртом воздух, словно действительно выхватил либо по яйцам, либо под дых.
- Да как ты смеешь? – с угрозой спросил он. – У меня было много телок. Несколько десятков. Ты столько и не видел.
- Ты тоже.
- Да ты охуел, - трусливо нахмурился Глист.
- Ты тоже. Я не пойму, зачем ты мне врешь? Думаешь, я тебя уважать больше стану? Но на деле-то – меньше. И я говорю тебе: ты заебал.
- Точно так же мне говорила сегодня эта телка на кла…
- Ни было никакой телки, - устало вздохнул Саня. – Ты заебал парить мне мозг своим бредом. Ты – девственник.
Слово «девственник» было страшным оскорблением. Оба они – и жирный Саня, и тощий Глист – конечно же, «ебались». И заявляли об этом, стоило только их спросить. Они, что один, что другой, на словах переебали десятки телок. Правда, все эти юные и красивые создания предпочитали одноразовый секс, а потом растворялись где-то в мегаполисе. Райские создания. Ни одна из этих телок не захотела отношений, ни одну из них никто никогда не видел. С этим можно было жить. Можно было делать вид, что принимаешь на веру сексуальную ахинею друга, притом, по умолчанию, друг тоже принимал на веру встречную аналогичную хуйню.
Но Глист давно уже перешел все границы. Его – посмотрим правде в глаза – стало заносить уже давно.
- Зачем ты мне пиздишь? – спросил жирный Саня.
- Я не пизжу!
- То есть, всех этих баб ты ебал?
- Ебал! – не дрогнув прыщами заявил Глист. – А если сам не ебал телок, про которых рассказывал, то это – твои проблемы. Значит, ты пиздун и девственник.
От такой наглости жирный даже оторопел. Даже обида накатила.
- То есть, пиздишь ты, а пиздун – получается, я? – спросил жирный.
- Ты и есть пиздунишка, - наглел Глист.
- А ты, типа, великий ёбарь?
- То есть, ты мне не веришь?
- Ни единому слову. Ты – девственник. И ты ни разу не то, что не ебался. Ты даже не целовался!
- От нецелованного слышу!
- То есть, ты хочешь сказать, что ты круче, - присел на умняк Саня. – А на основании чего? На основании того, что ты просто наглее пиздишь. Вот и все! Я, получается, должен тебя уважать на основании твоего пиздежа, в котором нет не то, что ни слова правды, а даже сраного правдивого междометия!
- Ты понимаешь, девственник, что это война?
- Понимаю, девственник. Не я ее начал. Видит Бог, я этого не хотел.
- Я, конечно, мог бы дать тебе по ебалу, - задумчиво протянул Виталя Глист.
Саня хмыкнул. Виталя был, наверное, единственным человеком мужского пола в их бывшем классе, со стороны которого жирный не боялся насилия. И Виталя, конечно, тоже Саню не боялся. Такая вот взаимная небоязнь, пожалуй, и служила основанием их плохонькой, но дружбы. Которая, кажется, уже умерла.
- Только в мыслях, - осадил Глиста Саня. – Во-первых, у меня в другой комнате родаки. А во-вторых, силенок не хватит.
- Некоторые оскорбления смываются только кровью.
- Я не ищу с тобой ссоры, Виталя, - примирительно сказал жирный. – Но признай, что ты – девственник.
- Сам это признавай, если хочешь, - огрызнулся Виталя. – От меня ты таких признаний не дождешься.
Саня чувствовал, что ситуация заходит совсем не туда. Он мог потерять единственного друга. Тот был порою невыносим. Но это был единственный человек, не считая родаков, который вообще с Жирным общался. А уйдет сейчас Глист – так только родаки и останутся. Вот веселуха, да?
Притом, и Глист оказался, в общем-то, в той же ситуации. Хотя ему было круче, чего уж там. У Глиста был младший брат. А у Сани – вообще никого.
- Давай признаем, что наша дружба подошла к точке кризиса, - осторожно сказал жирный. – Ты не можешь отказаться от своих слов, так?
- Так ты откажись от своих! – запальчиво буркнул Глист.
- И речи быть не может.
- Как тогда нам быть?
- Давай все забудем?
- Хотелось бы. Но не выйдет.
В комнате повисло молчание. Стало слышно телевизор в комнате предков.
- Я придумал, - сказал Глист.
- Новую телку? – вяло отозвался Саня.
- Это ты телок придумываешь. А меня мысль посетила. Мы заключим джентльменское соглашение. Я даю тебе неделю сроку. Ты с кем-нибудь поебешься, и тогда я буду знать, что ты не девственник.
- Ты мне даешь? – возмутился жирный. – Это тебе неделя срока, ебарь-террорист!
- Препираться мы можем бесконечно. Давай сойдемся на следующем. Ты, или я, или мы оба на этой неделе с кем-нибудь ебемся. Говно вопрос ведь?
- Говно! – запальчиво воскликнул жирный. – Только с доказательствами!
- Ты понимаешь, Саня, что только что выкопал языком себе могилу? - укоризненно сказал Глист. – Я-то доказательства предоставлю. А вот ты где их возьмешь?
- Не беспокойся, возьму!
Жирный Саня вдруг понял про себя, что он – идиот. Они могли бы встретиться через неделю, рассказать друг другу уморительные истории про еблю, примирительно поверить друг другу. А теперь надо предоставлять доказательства. А где их возьмешь? И ведь сам предложил. Ничья коварная рука за язык не тянула.
Доказательствами решили считать фотографии с телками. Или видеозапись ебли. Или саму телку, которая, будучи спрошена прямым текстом, подтвердила бы, что – да, она действительно ебалась либо с Глистом, либо с жирным.
- Канают ли за доказательство трусы или лифон? – деловито спросил Глист.
Но Саня раскусил его в тот же момент.
- Не катят, Виталя! – отрезал жирный. – Ты просто спиздишь трусы у мамки и скажешь, что ебался. Трусы не принимаются.
Глист снова укоризненно на него посмотрел. И Саня снова понял, что сглупил. Снова он упустил очередную возможность примирения. А ведь могло бы получиться: Глист мамкины трусы спиздит, да Саня тоже. И вот и славно, вот и поебались оба. В общем, очередная и, кажется, последняя точка бифуркации растворилась в туманной дымке.
- А переписка в Интернете? – с надеждой спросил Глист.
- Нет! – отрезал последнюю возможность Саня. – Потому что ты создашь липовую страницу телки, попереписываешься сам с собой, и скажешь, что поебался. Только телка. Или фото. Или видео.
- Ну, смотри, трусливый мальчуган! – с угрозой произнес Глист. – Я-то поебусь. А вот за тебя я – вовсе не уверен. В общем, так. Через неделю либо ты, либо я предоставляем неопровержимые доказательства случившейся половой ебли. Кто предоставит – тот крутой парень. А кто нет – тот чепушила и девственник.
На том и договорились.