Георгий Лисицин : Лаборант Семёнов.

Опубликовано на ЖЖ в моем блоге


Лаборант Семёнов
Лаборант Семёнов разочарованно выдохнул. Впереди ещё часа три рабочего времени, а пачка сигарет огорчала своей лёгкостью. Он задумчиво потряс ею перед лицом, достал сигарету, прикурил.
— Семёнов, а Семёнов! Вот скажи мне, какого хрена ты куришь? — голос начальника, с которым в принципе были хорошие отношения, послышался из-за спины.
— Ну так хочется же! — со смешком ответил лаборант Семёнов.
Крепкое рукопожатие, плевок в сторону.
— Семёнов, а Семёнов, вот объясни мне, некурящему человеку, как это — хотеть курить?
Вопрос был неожиданным, хорошим. Лаборант Семёнов задумался, затянулся, прищурился, глядя на начальство.
— Такое ощущение, как будто пить хочется, только курить, — лаборант Семёнов погладил грудь, пытаясь объяснить, где у него возникает желание курить.
— Докуривай и иди оформляй нашу рок-звезду.
Клиент был необычный. Весь в татуировках, пирсинге, шрамах. Худой, можно сказать, что сухой. Ни капли жира под разрисованной кожей, каждый мускул видно.
— Здорово, Вагон! — лаборант Семёнов поздоровался с врачом. — Сейчас я его опишу, и он твой.
Вагон недовольно осмотрел Семёнова, стараясь вспомнить, кто это.
— Только побыстрее, у нас ещё один на очереди, — сипло пробулькал Вагон.
— Да я быстро! Чего тут делать-то?
Но лаборант Семёнов ошибся. Работы было много. Надо было описать татуировки клиента, все шрамы. Если со вторыми было просто (следы порезов на руках, пара белых рубцов на рёбрах, похожих на следы от ножа, шрамы на кулаках, на сгибе локтя), то с татуировками все оказалось сложнее. Их было много, и многие из них были выполнены на английском. Под правым глазом красовалась надпись bitch finder, которую лаборант Семёнов старательно переписал. Улыбнулся: это слово bitch он знал.
— А что такое "финдер"? — спросил он у клиента.
Клиент промолчал.
Через всё лицо, начинаясь на одной скуле, переползая на другую, по переносице шла надпись only for snow. На последней букве рука лаборанта Семёнова дрогнула, получился какой-то забор.
— Разберутся же? Разберутся! Куда денутся!
Под нижней губой, во впадине на подбородке, тонким шрифтом было выведено voice of gossips.
— По-русски не мог написать? Галиматья какая-то, — прошептал Семёнов так, чтобы клиент не услышал.
Чтобы сократить свой труд, лаборант Семёнов принял волевое решение: записать все надписи, а потом добавить: "И ещё надцать рисунков". Идея казалась здравой. Между сосками, на груди, значилось: empty space, на левой груди была изображена детская погремушка. Она была так хорошо выполнена, так искусно. так понравилась лаборанту Семёнову, что он решил её описать поподробнее, не смотря на принятое решение лениться. Ещё пара надписей была перенесена на бумагу: My Lord — на животе, my brain — на лобке. На указательном пальце правой руки стояло blame pointer, на безымянном, вместо кольца, — reserved.
Лаборант Семёнов уже пытался разобраться в надписях на ногах клиента, когда сзади послышалось сопение Вагона. Вагон мучился похмельем. Впрочем, в другом состоянии лаборант Семёнов его и не помнил. Названный Вагоном за свои габариты и звуки, возникающие внутри его огромного тела, Вагон считался хорошим специалистом.
— Закончил? — недовольно спросил Он. — Что у нас тут?
— Да рок-звезда какая-то или репер, я не разобрался.
— Ух ёпт! А что с ним? Чё он разрисованный весь?
— Хрен его знает! Пижон какой-то. Или музыкант, артист, художник, — пропел лаборант Семёнов.
— Да хоть невольник чести! —. сказал Вагон, взяв в руки скальпель. — Тебе там нового подготовить надо, а я пока этого вскрою. Иди давай.
— А тот какой?
— Белый. В смысле не гжель, как этот. Но один хрен — мёртвый! У него шрам на животе от аппендицита. Но всё равно, осмотри ещё.
Лаборант Семёнов разочарованно выдохнул.
— Ну хоть галиматью переписывать не надо!