Артемий Ведерников : Время слов

На улице старушка споткнулась, из трясущихся пальцев вывалилась ручка пакета. Улицу облетел горестный крик, но тут же оборвался: шедшие рядом молодые парни подхватили — один сумку, другой старушку. Та ошалело глядела на них, сказала слабым голосом:
— Спасибо, сынки...
— Не за что, бабушка, — бодро сказал первый, высокий поджарый парень с копной черных волос. Второй — плотно сбитый, с коротким ёжиком рыжих волос похожий на боксера-тяжеловеса — протянул пакет. Старушка торопливо ощупала внутри, на лице отразилось громадное облегчение.
— Слава богу. А то яйца, сметана в банке... Мальчики, вы из какой-то организации?
Второй пожал массивными плечами, первый жизнерадостно улыбнулся:
— Просто были рядом. Вас проводить?
Старушка с сомнением ответила:
— Если не трудно...

Довели до квартиры, от конфет, печенья и тем более денег вежливо отказались. Когда спускались по лестнице, догнал ее голос — задумчиво говорила с собой:
— Первый раз за три года... И то там внука упросила...
Парни переглянулись, поджарый брюнет сверкнул радостной жемчужной улыбкой:
— А, Серега? Правда, наш мир становится лучше?
Рыжий крепыш нехотя буркнул:
— Наверное. Раньше проще было.

Дверь выпустила на улицу, дорога скользнула под ноги. Серега сумрачно поглядывал на друга: как человек вообще может излучать столько радости? Сколько раз проверял на алкоголь и наркоту, но друг и правда такой, вот и перепадает от нового мира...
Дождь обрушился внезапно, будто нажали кнопку. Струи бьют как из брандспойта, укрыться негде, от дома отошли уже далеко. Сквозь шум воды рыжий Серега услышал голос друга:
— Главное, чтобы под такой ливень не попали мамы с детьми.
Серега чуть не подпрыгнул: давление водяных струй пропало, повеяло теплом. Одежда оказалась сухой, даже волосы будто просушил феном.
Нет, дождь продолжается, но — в метре, а они оба словно под зонтом... нет, в прозрачной кабине: даже брызги не долетают. Подозрительный взгляд Сереги встретил лучезарную улыбку друга: тот будто и не заметил изменений, продолжает шагать.
Серега содрогнулся: по голове и плечам вновь ударил ливень, торопливо пошел вслед другу — невидимый зонт движется за ним. С наслаждением шагнул в защищенное пространство, где даже асфальт сухой и теплый, как в пустыне.
Дождь закончился, но там, где шел друг, дорога сохла раньше, чем Серега успевал удивиться. Кажется, даже пожухлая трава в метре от брюнета выпрямляется и пускает изумрудные блики...

Когда это началось? Серега отчетливо помнил, как в один прекрасный день с его компанией, хулиганами-алкашами, началось странное. Как-то слышал от знакомого: мол, мысли материальны, будь осторожен в желаниях и тем более словах...
Сидели в привычной подворотне, на горизонте нарисовался интеллигентного вида парень с дипломатом. Естественно, посыпались предложения, как изъять дипломат, стильную одежду и сверкнувшие из-под рукава часы...
Моргнуть не успели: один вдруг оказался в углу подворотни — совершенно голый, второй с воем повалился, где стоял, со сломанной рукой и расквашенным носом. Сразу двое подбежали к стене и принялись колотиться лбами о кирпичи, да так истово, что стена покрылась кровавыми брызгами.
Каждому досталось именно то, что планировал для интеллигента. Серега тогда промолчал, с того дня ежедневно благодарил судьбу за врожденную молчаливость.
Люди, кто выжил, быстро поняли: с этого дня слова и мысли материальны буквально!

И — начали перепадать другу чудеса. И за что, поражался Серега: просто за то, что сочувствовал, пытался помочь, даже просто подбадривал — незнакомых! А вот стоит пожелать кому-то зла... или громко подумать — сам там оказываешься.

Рядом пронесся джип, по ушам ударил отчаянный визг — Серега сперва принял за крик ребенка. Приглядевшись, облегченно вздохнул: собаку переехали. Всего лишь собаку...
Друг с горьким криком кинулся к животному. Серега глядел вслед джипу, пока здоровенная черная корма не скрылась за углом дома, обернулся на голос приятеля:
— Серега, что стоишь, принеси молока!
Рыжий боксер сумрачно глянул на собаку: не жилец, но спорить не стал — сбегал до ближайшего маркета. Когда вернулся, друг потерянно глядел на коченеющее тело собаки. Брюнет поднял взгляд на рыжего боксера, в чистых глазах слезы, с мукой сказал:
— Она не виновата... Ни в чем не виновата, слышишь?
— Знаю, — сочувственно буркнул боксер. — Что уж сейчас...
Брюнет зло перебил:
— Ты не понимаешь! Она еще могла... да она же... — захлебнулся в рыданиях. — А этот... гад!..
Серега сочувствующе похлопал друга по плечу.
— Гад, еще какой. Пойдем...
Брюнет отбросил его ладонь, подскочил, будто его пнули снизу. Серега почуял неладное, обнял друга, тот сотрясался от порывистого плача.
— Да чтоб он сдох!
Брюнет выгнулся, его тело повисло на Серегиных руках. Боксер ошалело отстранил друга: голова бессильно болтается, лицо обрело восковый цвет, волосы будто присыпаны пеплом.

Серега аккуратно уложил друга на асфальт — все еще сухой и чистый, в голове горит: почему все так несправедливо? Друг всегда был светлым и простым человеком... слишком светлым и простым для нового мира.
А вот он, Серега, ни разу не сделал добра — по крайней мере, от души. Пока друг был рядом — многозначительно помалкивал, снисходительно принимал бессмысленную, как думал, доброту ко всем вокруг. И все надеялся, что дурацкий сон под названием «мысли материальны» скоро прекратится — и он, Серега-боксер, вновь станет единственным, кто принимает этого ненормального. Принимает, понимает и... защищает. Как младшего брата, которого никогда не было.

А теперь... Серега с ужасом понял, насколько этот мир реален. Накатила настолько безнадежная горечь, что стало противно смотреть на окружающее, вдыхать запахи этого мира, быть вот здесь или где-то еще. Жить. И самое страшное: начал завидовать сбитой собаке, по которой так убивался друг...
Взгляд заволокло, в груди разрастается щемящая пустота. Будь оно все... В сердцах воскликнул:
— Лучше бы умер я!..

Как из-за стены, донесся знакомый голос:
— Ого... А чего я лежу?
Серега протер глаза: друг приподнялся на локте, чистые как умытое дождем небо глаза удивленно озирают окрестности, на лице привычный румянец. Помог подняться, глаза неверяще обшаривают воскресшего, голос дрогнул:
— Да ты... поспать прилег...
Рядом радостно загавкало. Серега обернулся как ужаленный: собака подскочила, будто ее не переезжал трехтонный джип, отряхнулась, черные глаза выжидающе нашли его взгляд. Серега глядел в ответ, губы дрогнули и предательски расплылись в непривычно широкой улыбке. Собака вильнула хвостом и унеслась вслед за пролетевшим куском газеты, еще долго слышался ее задорный лай.

Серега обнял друга, как брата, которого вечность искал и наконец обрел. И криво усмехнулся: не так уж плох этот мир. Только неизмеримо строже.