чудинов алексей : вот што делает с воображением граппа

Упали сумерки, как пепел,
на жаркий камень площадей,
ушли туристы из Помпей,
ушли, а я и не заметил.
Вспорхнули стайки восклицаний,
пропало разноцветье кож,
и гидов утомленных ложь,
и селфи из античной бани.
(А, кстати, интереса к фрескам,
подробностей манящий срам,
простят мамаши сыновьям,
но никогда - своим невесткам!)
Туристы сгинули, уплыли,
дневной закончили забег,
им есть чем удивить коллег-
не жаль затраченных усилий.
Стих вынутый из бездны город
и призраков пришла пора,
я буду с вами до утра
и пусть оно придет не скоро!
Вон фонарем в проулки светит,
смотритель и скрипит ногой
О, Вечность, я дышу тобой,
пока ТанАтос не заметил...
Стоял когда-то Плиний- старший,
читал рукою по стене
царапин книгу перемен
и я читать пытаюсь так же,
но вам любой сегодня скажет,
пророком хоть не наречен,
что был тот город обречен
и отдан беспощадной саже.
Гора оскалится багрово,
Помпеи сумерками скрыв,
Везувий лопнет как нарыв
и истечет многометрово,
всепоглощающий, готовый
слизнуть ближайшие холмы.
Я направляюсь в лупанарий,
куда ж еще в последний раз?
Пусть проститутка мне продаст
любви, а мудрости - подарит!
И под гипноз рекомендаций
войду к одной из мессалин:
согрей меня теплом своим,
как грела тысячи засранцев.
Давай усталая актриса,
в обнимку попадем в музей,
ввергать в задумчивость людей -
два тела вылитых из гипса.
Не греет каменное ложе,
восток окрасился в нефрит,
не заработать бы цистит,
на камне ночевать негоже
и духов попусту тревожить
ногтем царапая гранит!
Наутро электрички смрадный,
пропахший иммигрантством дух,
где белых не увидишь двух,
несет меня в Неаполь славный.
Я сплю на питерский манер,
упав в плечо соседа-негра,
под стрелок нервное аллегро,
прости меня, собрат мой, негр,
как все тогда меня прощали
в вагонах утренних давно
того, забытого, метро,
где спал я глупый и прыщавый...