зиндан : Осенняя нега

Уж веет холодом долин,
Поля пусты, леса раздеты…
Велю затапливать камин,
С печалью вспоминаю лето.

Ложусь в подушках на ковры,
Укрывшись одеялом сплина,
Вкушаю Бахуса дары
И вижу летние картины.

Запахнет скошенной травой
Под жарким солнцем в бездне неба,
Воскреснет образ милый твой,
И вновь коснётся сердца нега…

…Наутро сяду в тарантас,
Соседей чинно навещаю,
Потом обедаю у вас
И зазову откушать чаю.

Тебя дорога приведёт
В моё унылое поместье,
Душа ликует и поёт:
«Ты снова здесь! Мы снова вместе!»

ххх

Сближенье глаз, сердец и тел…
Душа взаимности алкала,
Искрились тонкие бокалы,
Камин углями пламенел.

Светился бронзой канделябр,
И от любви хотелось плакать,
А за окошком – дождь и слякоть,
Старуха-осень и сентябрь.

Чернело мокрое жнивьё,
И клином журавли кричали…
О, сколько тягостной печали
В прощании с родной землёй!

Ты плечи кутала в боа,
Смущаясь совершенства линий
Ты даже ангела стыдливей!
Ах, как кружится голова…

Стекал по бёдрам тонкий шёлк,
Атлас струился с кружевами…
Я – на коленях перед Вами,
И кровь нещадно бьёт в висок.

Душа возвышенно скулит,
Судьбу свою развею прахом
За прелесть персей и ланит,
Лядвей округлых нежный бархат!

Нет, невозможно передать,
Как эти журавли летели!..
Но мы – в алькове, на постели,
Я начинаю вас ебать.

ххх

О, если б только знали вы,
Сколь было тесно это лоно!
Как будто девственной плевы
Лишалась дева с тихим стоном.

Я нависал над ней, как лось,
Я налегал тупым тюленем,
И время журавлём неслось,
А мы ебались и потели.

- Ах, я готова умереть! –
Закинешь ноги мне на плечи,
И ярче загорятся свечи,
Чтоб это дело рассмотреть.

Порой в истоме я курил,
Дав передышку наковальне…
На взмахе журавлиных крыл
За шторами заветной спальни –

Летела осень, стыла высь,
Дожди лились, как два потопа.
А мы возвышенно еблись.
И я спросил: - А может, в попу?

Смеёшься, пальчиком грозя,
Румянец плещется по коже:
- Конечно, шер ами, нельзя!
Но вам, мон шер… пожалуй – можно.

Да будь нежнее и милей,
А не долби очко ретиво,
И смазкой дырочку полей,
И хуй снабди презервативом.

- Я компрене, я ж не мудак.
Спасибо, милая, ты – чудо!
…Ебал я много женских срак,
Но эту сраку – не забуду!

И вот – позиция мечты –
Коленно-локте… В-общем, раком.
Настолько в ней прекрасна ты,
Что я от радости заплакал.

На полужопиях, стыдлив,
Как на щеках, горит румянец…
И я, мгновенья не продлив,
Засунул мощный хуй до яиц.

Ах, как же вскрикнула она,
Как изогнула стан упруго!
И прошептала: - Сатана!
Ты болью платишь за услугу…

- Тебя анально не ебли?
Ну, потерпи, зачем же плачешь…
Опять летели журавли,
Как будто их полёт проплачен.

Сгорел, не выдержав, гандон,
Хоть был усилен ахуенно,
А я месил в тебе гавно
И грустно думал о Вселенной.

Мне вдруг припомнился Шекспир:
«Гекуба? Хуле нам Гекубы…»
И я сказал, сходив в сортир:
- Позвольте вам присунуть в губы!

Моя мотня вполне чиста –
Помыл и вытер полотенцем.
Открой, любимая, уста,
Как прежде открывала сердце!

О, губы! – розы лепестки,
Улыбка ласкова и кротка.
Теперь мы так с тобой близки –
Навеки рядом - хуй и глотка!

Ах, осень - время перемен
На протяжении квартала!
А ты сосала толстый хрен
И сперму, кашляя, глотала.

ххх

Потом, слегка освежена
Горячей ванной, тёплым душем,
Сидела рядом – не жена.
Я тоже не был верным мужем.

Мы просто славно поеблись
Вдали от блядского апреля,
А за окном дожди лились
И журавли на юг летели.

Курлыкал в небе птичий клин,
Стремилось к морю птичье братство –
Наверно, с целью поебаться
Вдали от северных равнин.

Увянет листьев мишура,
Земля остынет, леденея.
Ах, осень! Грустная пора…
И – время тонких наслаждений.