Шева : Тридцать четыре пальца

- Можно подумать, он что, - пальцем деланый? – подумал о себе Игорь, стоя посредине комнаты и слегка пошатываясь.
По случаю пятничного вечера выпито было уже изрядно, но, как и ожидалось, Игоревых проблем ни хера не решало.
Обнажило, обострило, - да.
До злобы, до злости.
На.
На жизнь, на тех, кто её делает такой бесцветной, не позволяет заиграть нежными цветами радуги, распуститься ярким зелёным хвостом диковинной птицы.
Собственно, проблем было две.
Как-то неладно с Кристиной складывалось последнее время. Вроде всё и как обычно, как всегда, а - без огонька, тускло. Без драйва.
Будто что-то главное ушло.
В сердцах сказал ей даже на днях, - Я чувствую, у тебя кто-то есть.
Ответила с сарказмом, - Ты такой чувствительный…И любовь у нас как в том фильме, - на кончиках пальцев.
Игорь тогда даже вздрогнул от обиды, - это был намёк на то, что он любил ласкать Кристину пальцами.
А ведь поначалу его пальцы ей очень даже нравились. Шептала, прижавшись всем телом, что они у него музыкальные - длинные, тонкие, бесстыдно смеялась, - И твои пальчики очень нежно и умело нажимают на мои клавиши.
Перефразируя название бестселлера, говорила, - Прямо: пальцы для Кристины.
Но это всё в прошлом.
Такое чувство, что вроде и декорации те же, и актёры, а пьеса совсем не та.
Неинтересная и обидная.
Другая проблема была связана с работой. Вернее, с новой начальницей отдела.
Мегера еще та.
Почему-то он сразу попал ей в немилость.
- Мало контрактов, недостаточно энергичны с заказчиками, спите на ходу. Выползайте быстрее из вашей зоны комфорта, иначе…
А что иначе? Работает как все. Да и вообще - в чём сакральный смысл выхода из зоны комфорта? Лишь бы хуже себе сделать? А зачем?
И не так уж ему комфортно живётся, как она думает…
Игорю надоело пить, включил телевизор. Нашёл новости.
Пожары в Калифорнии, наводнения в Азии, девять альпинистов погибли в горах Непала, позавчера шестнадцатилетняя школьница из-за неразделённой любви прыгнула с каланчи в лесопарковой зоне…
Последняя новость Игоря почему-то больно резанула, - Дурочка! На фига…Сколько пацанов вокруг. Не этот, так другой.
И вдруг сообразил, - Погоди, погоди! Это же рядом со мной, - с полчаса ходьбы!
Игорь аж привстал в кресле, - Завтра суббота, надо будет сходить.
Если бы кто спросил, - А зачем?, - он вряд ли бы смог объяснить.

…Хотя большинство деревьев стояло в лесу уже голыми, без листьев, пожарная каланча не показывалась идущему по лесной дороге до самого последнего момента.
Вот такая у неё была интересная особенность несмотря на высоту в сорок метров.
Вышка, как и уютная полянка, на которой она стояла, возникала внезапно. Ажурная, как башня Шухова, окрашенная в два цвета - белый и красный.
Как Эйфелева в Токио.
Внутри вышки до самого верха поднималась металлическая лестница. Заканчивающаяся на вершине маленькой площадкой с невысоким ограждением. На площадке могло поместиться два человека, максимум - три.
Сам Игорь ни разу не поднимался, - ссыкотно.
Он подошёл к основанию вышки. Ничего вроде и не видно, никаких следов. Решил обойти вокруг.
И с тыльной стороны основания вдруг увидел.
Выложенное на земле из пожухлых опавших листьев большое, в человеческий рост, сердце. Посреди которого лежало два букета хризантем: из больших, жёлтых, и из маленьких, фиолетовых.
Под ними аккуратным, ровным, «под линеечку» рядком, плотно прижатые друг к другу, лежали пятнадцать сигаретных окурков одинаковой длины.
И рядом, воткнутый в маленький земляной холмик, торчал шестнадцатый.
- Здесь упала, - догадался Игорь.
Было тихо.
Очень тихо.
Как на кладбище.
Почему-то, хрен его знает почему, вспомнилось название рассказа Сэлинджера – «И эти губы, и глаза зелёные…».
И название сборника: «Грустный мотив».

Игорь шёл обратно, к дому, и думал о том, что самое паскудное, хотя, по-большому счёту, может и правильное в жизни, - ты не знаешь, что тебя ждёт впереди.
Как-то в руки попала ему книжонка о Кипренском, художнике. Зачёл с интересом.
Два факта тогда его поразили.
Оказалось, на знаменитом парадном портрете Давыдова, - героя Отечественной войны с Наполеоном, не тот Денис Давыдов, на которого все думали, а совсем другой лейб-гусарский полковник, однофамилец.
Но не это его удивило, нет. Другое.
На картине этот бравый, усатый полковник, опирающийся на эфес сабли, выглядит совершенным героем и красавцем в туго обтягивающих ляжки белых лосинах и красивом красном ментике с богатой позолотой. Такой, кажется, горы своротит, и ничего его не остановит.
Портрет был написан в тысяча восемьсот девятом году. А через три года - война. С которой полковник Давыдов вернулся страшным калекой.
Без левой ноги и правой руки.
Только на портрете и осталась память о.
И второй факт.
Кипренский долго жил в Италии. И влюбился в одну из своих моделей, - малолетнюю итальянку Мариуччу.
По нынешним понятиям, - конечно…но Бог их знает. Хотел даже оформить опекунство. Но возник скандал. Девочку забрали из семьи и отдали в монастырь. Не сказав Кипренскому в какой.
Он уехал в Россию.
А через девять лет вернулся. Нашёл Мариуччу в одном из римских монастырей. Сделал предложение и получил согласие. Но для семейной жизни нужны были деньги. Он их зарабатывал, - вдуматься только! - восемь лет.
Наконец-то поженились. И через три месяца после свадьбы он умер.
На что ушли годы?

Перед подъездом Игорь встретил Виктора с четвёртого этажа. Одно время они крепко задружили, но потом как-то отдалились друг от друга.
Виктор был фанатом, как сейчас говорят, здорового образа жизни. Игорь, мягко говоря, вкладывал несколько другой смысл в это понятие.
Более экзистенциальный, что-ли.
- А ты куда? – поинтересовался Игорь.
- Да на встречу друзей-альпинистов. Мы раз в полгода собираемся. Правда, с каждым разом всё меньше и меньше народу собирается. Кто гибнет. Кто уходит, как говорится, - естественным путём.
- А я вчера по новостям услышал, что-то где-то в Непале за раз девять человек погибло. В том числе кто-то очень знаменитый.
- Да, из Южной Кореи, Ким Чанг-Хо. Легендарный хлопец. За восемь лет поднялся на все четырнадцать восьмитысячников, причём без кислородных баллонов. С его опытом непонятно конечно, как он мог погибнуть. Даже не на вершине, а в базовом лагере. И гора была чуть больше семи тысяч. Хотя…лавина не выбирает.
Вон, наши тоже вернулось этой весной с Гиссарского хребта. Как налетела буря, так на четверых - тридцать четыре отмороженых пальца ампутировали.
- Как тридцать четыре? Их же только четверо?
- Ну да. Посчитай: четыре на двадцать - восемьдесят. Почти половина. Еще и повезло, что нашли, да потом быстро в Ташкент переправили. Такие дела. Ну, бывай, счастливо.
И Виктор заспешил в сторону остановки.
Игорь по ступенькам поднялся в подъезд, зашёл в лифт. Нажал свой этаж.
И вдруг представил, как эта четвёрка замерзала в горах, думали, наверное, что уже - всё, конец.
И по итогу то, что пальцами отделались, наверное, за счастье показалось.
И почему-то опять всплыл образ девочки «с каланчи».
Но когда вспомнил о своих проблемах, будто какой-то насмешливый голос внутри ехидно подъебнул, - Павлины, говоришь?