Дикс : Иван Кованое Ебало, часть 1

Жил да был Иван Кованое Ебало.
Здоровый коренастый детина, без шеи, с бычьей мордой и соответствующим интеллектом.

Иван Кованое Ебало перебрался на завод из деревни аккурат в тот момент, когда деревне наступила окончательная и бесповоротная пизда. Хотя возможно из–за массовой миграции населения, она в деревне и наступила.

Завод компрессионных шестерней тогда тоже доживал свои последние дни, так что собеседование ограничилось тем, что Иван занёс в отдел кадров сиську с пивом да там же её и распил с начальником отдела.

Но буквально через месяц завод ожил. Из Китая пришёл совершенно невменяемый в своих масштабах заказ на шестерёнки. Никто не знал, зачем хитрожопым китайцам столько низкокачественной продукции, но заказ есть заказ, и производство заработало в полную силу.
Благодаря неожиданному подъёму, Иван Кованое Ебало удачно приобрёл весомый статус старожила, опытного работника и ветерана в одном лице.

Пристроенную к заводу общагу из прессованного кизяка очистили от доживающих свой век алкашей, переквалифицировав их в бомжей. Ивану выделили уютную комнату на последнем четвёртом этаже в углу здания. Водопровод в общаге сгнил и рассыпался ещё в прошлом веке, так что воду приходилось таскать вёдрами на коромысле, из уличного колодца. Однако Ивана это не огорчало, всё уж лучше чем околеть от голода в вымирающей деревне.

Огорчало лишь цеховое начальство. Пять выряженных словно петухи мужиков. Иван никак не мог взять в толк, почему никто из рабочих не замечает, что с ними работают мушкетёры. Мушкетёры, блять! В длиннополых шляпах с перьями, в белых перчатках, в нелепых нагрудниках с белыми крестами, со шпагами наголо, с–сука.
Несмотря на петушиный вид, мушкетёры не чурались чёрной работы, изготавливали продукцию наравне с Иваном. Один шестерёнки вытачивал, другой напильником занозы сдрачивал, третий на глаз зазоры вымерял, и четвёртый продукцию в отдел технического контроля сдавал. Пятый же, самый умный и старший, ходил и смотрел за остальными, давал советы, напутствовал и контролировал.

В дела Ивана мушкетёры не лезли, так что со временем он приучился не замечать их напомаженных усов, да высоких красных сапогов с отворотами.
Отвлечься помогало пиво. А то как Иван по выходным его пил — отдельный разговор. Пиво составляло значительную часть его личной жизни, если не сказать что всю. Каждую пятницу Иван топал в ближайшую пивную рыгальню, покупал четыре пятилитровых баклахи пива и огромную засоленную, перекопчённую и насмерть завяленную щуку. Волок всё это в своё логово, заколачивал изнутри дверь ("чтобы кого–нибудь не убить"). Включал по–тихому радио и начинал планомерно пить.

К утру понедельника, когда все баклахи оказывались заполнены переработанным пивом, а от щуки оставалась лишь обсосанная голова, Иван поднимался с пола и распахивал окно.

В глубоком животном оцепенении, здоровяк подолгу смотрел в бурое от смога угольных выбросов небо красными глазами. Молодецкая удаль, силушка богатырская томилась в его широкой груди и просилась наружу. Хмурился Иван Кованое Ебало. И наконец подобная залпу корабельной пушки, оглушительная отрыжка прокатывалась по безлюдной территории завода.

Наступала очередная трудовая неделя.

***

Время летело незаметно. Каждый новый день ничем не отличался от предыдущего. Каждое новое утро понедельника, не отличалось от другого такого же — малиновые с перепоя глаза, распахнутое в утренний смог окно, оглушительная отрыжка, разлетавшаяся на многие километры.

Но случилась любовь.
В его цех устроилась девка — Виолетта Горбова. По–простому — Виталька. Внешности она была исключительной — ростом с бочку, шириной как две, волосы на голове ершом торчат и тугая коса — длинная, аж под сраку заворачивается.
Цеховая шпана её бидоном окрестила. Но Иван был не так прост. Он умел видеть самую суть. Выросший в деревне, на творогах и дрожжах, знал Иван Кованое Ебало цену хорошей бабе и умел такую бабу ценить. Поэтому с первых же пор подкатил Иван к девахе и давай знакомиться.

О Виолетте Горбовой следует рассказать отдельно.
Виталька тоже была из деревенских. Ну, как была, она ей и оставалась, потому что деревенскую натуру на городскую не перекуёшь. Как говорят, можно вытащить девку из деревни, но деревню из девки не вытащишь никогда.

В деревне девка жила сперва с родителями, потом они уехали в Среднюю Азию по распределению, а ей пришлось жить с тёткой. Однако тётка умерла. Взорвалась, в буквальном смысле этого слова. Сидит Виталька дома у окна, варенье жрёт, смотрит во двор. По двору, среди кур, тётка идёт, и несёт в руках тазик со свиным эякулятом.

И вот уже подошла к крыльцу, собирается ставить тазик на лавочку, и тут — бабах! — кровь, кишки.. Одним словом, распидорасило.
Позже выяснилось, что то были проделки местного деда–шутника, который всё никак в окончание войны поверить не мог и продолжал односельчанам дворы минировать.

В панике Виталька выпрыгнула в закрытое окно с противоположной стороны дома, и бежать. И вот что значит сила природы — организм на автомате донёс девку до автостанции, купил билет в город и не отключал автопилота вплоть до тех пор, покуда она в покосившейся избе отдела кадров, сидя на коленях под столом начальника, на завод работать не устроилась.

Поговоришь с такой — ну дура дурой. Ничерта не понимает. Но движет ей хитрая бабская смекалочка и древний половой инстинкт. Виолетта и сама не понимала как обустроилась вся её жизнь. Лишь глазом косила да хихикала невпопад.

Ивану не пришлось как–то особенно за неё сражаться. Мужики в цехе были сплошь хилые да городским смогом отравленные. Не видя истинной красоты и живого ключа жизни в Виолетте Горбовой, они издевались над ней по всякому, подшучивали. А сами продолжали влачить ничтожные жизни, свойственные городским ужам — проводя вечера перед натужно гудящими напряжением пыльными телевизорами, со ссохшимися, злыми и бледными жёнами.

— Я мою деваху сразу под опеку взял. — рассказывал Иван Кованое Ебало соседям по кизяковой общаге. — Моя милая меня можно сказать тогда и спасла. Иначе я бы не выдержал, вызвал мушкетёров на эту.. дуэль. Больно уж заносчивые. Виталька же меня тогда на себя и мы это, того.

***

Однако, каждая медаль имеет две стороны. С одной из них, хорошей, Иван прекратил пить. Место запоев заняла безудержная сексовуха, о которой мы расскажем в дальнейшем. С другой стороны, плохой, он перестал и работать. Точнее сказать, работать он продолжал, но качество производимых шестерёнок упало до нуля и пробило самое дно мерила производственного контроля.

Собралось мушкетёрское начальство на совет.
Первый мушкетёр с пятым советовался, а третий, второй и четвёртый их внимательно слушали. Обсуждался вопрос, что делать с Иваном.
— Все мы видели, какие у него шестерёнки получаются — говорил первый мушкетёр. — Встаёт вопрос об увольнении.
— Но позвольте, господа — вступил третий мушкетёр в беседу — Иван опытный мастеровой, надо лишь выявить и устранить проблему падения качества.
— Проблема ясна как божий день — ответил второй мушкетёр, обращаясь к третьему. — Виолетта Горбова. Женщина, с которой он встречается.
— Женщина ли? — уточнял четвёртый.
— Да, это женщина — отвечал второй. — Видите ли, проблема в том, что она воздействует на него именно как женщина. В мозгу этого половозрелого самца выделяется особый гормон, который не позволяет ему сосредоточиться на работе. Так что, не беря во внимание, её внешность, мы можем вполне уверенно утверждать что она — женщина. Ну, по меньшей мере, самка примата.
— Однако речь здесь не о том, что она такое — добавился в беседу четвёртый мушкетёр. — Если уж мы приходим к выводу, что её присутствие тлетворно влияет на производственный процесс, встаёт вопрос о необходимости её увольнения.
— В этом случае — отозвался пятый — Следует рассматривать два возможных исхода событий, которые лишь ухудшат ситуацию. И это при условии что ценность самой женщины для производства стремится к нулю.
— Какие же возможные исходы нам следует учитывать?
— Во–первых, её увольнение может морально уничтожить Ивана. И вместо того, чтобы продолжить работать как раньше, он полностью утратит свои рабочие навыки. Во–вторых, он может просто и банально уволиться вместе с ней.
— Но что они, в таком случае, будут жрать? — удивился третий.
— Это уже не должно нас беспокоить. — ответил пятый, самый старший из них. — Надо нам измыслить как принудить Ивана вновь сфокусироваться на работе.