Кондратъ : НароднФелиста

Введение

- Потихоньку дверь закройте
и садитесь, а не стойте, -
так в "Стреле" Москва-Берлин
мне сказал один грузин.

Добрый и гостеприимный,
мой сосед в дороге длинной
миллион историй разных
знает - добрых и проказных,
и простых, и ненормальных,
и лихих, и сексуальных.

Я один его рассказ
записал, друзья, для вас...

Часть 1

Спиридон Мартыныч Кторов
был директором конторы
Главзаготснабсбытзерно
(стал он им не так давно).

Невысок, неясных лет,
крупный лоб (красив, брюнет!).
Чисто выбрит и отглажен,
а в плечах - косая сажень.

Кабинет его рабочий
был обставлен скромно очень:
стулья, стол большой и ровный,
книжный шкаф, диван огромный.

В коже дверь, на ней запоры,
на окне глухие шторы,
письменный прибор дородный
и сифон с водой холодной.

А в приемной - секретарша,
лет семнадцати, не старше.
Спиридон, надо сказать,
секретарш любил менять.

Месяц - два они старались
и с почетом увольнялись.
День, от силы, пролетал -
новый ангел прилетал.

Было так и в этот раз,
о котором мой рассказ...

Сам из отпуска вернулся,
в дверь вошел и улыбнулся -
дева дивная сидит,
на него в упор глядит.

Взгляд прямой, как небо чистый.
- Как зовут, тебя? – Фелистой,
у Тамары бюллетень -
я сегодня первый день.

- Так, прекрасно! - Спиридон
сделал ей полупоклон, -
Спиридон Мартыныч Кторов,
я - директор сей конторы,
тоже первый день в работе.
Вы потом ко мне зайдёте,
я введу вас в курс всех дел, -
Кторов деву оглядел,
снова чуть ей поклонился
и степенно удалился.

А Фелиста вся зарделась,
ей всё сразу захотелось,
но был точный дан указ -
её ждут, но не сейчас.

Здесь прерву я нить рассказа,
потому, что надо сразу
о Фелисте рассказать,
её образ описать.

Высока, с приятным взглядом,
с идеально круглым задом,
с головой - не без идей,
с пятым номером грудей,
с узкой талией притом,
крупным, нежным, алым ртом.
Волос - цвета апельсина
(до сосков) довольно длинный,
голос томный и певучий,
взгляд предельно зло@бучий.

Здесь замечу непременно,
что @блась она отменно,
знала сотню разных поз,
обожала файдероз,
сладко делала минет -
всё узнала в десять лет.

В те года с соседней дачи
помогал решать задачи
ей один артиллерист -
пьяница и онанист.

Доставал он х@й тихонько,
гладить заставлял легонько,
сам - сидел, решал задачи,
объяснял, что «Y» значит.

Это было непонятно,
но волнующе приятно -
и упругий х@й в руке,
и ладошка в молоке.

Математика кончалась,
платье с девочки снималось
и язык большой и склизкий
проникал в её пиписку.

Поначалу было больно,
рот шептал: - Всё, мне довольно!
Но потом приятней стало,
целки в скорости не стало -
это вместо языка
ей присунули слегка.
А примерно через год
научилась брать х@й в рот.

Месяцы бежали скопом,
набухали груди, жопа,
над п@здой пушились дебри,
набирался опыт в @бле
и к шестнадцати годам
переплюнула всех дам.

Сутками могла @баться,
ёрзать; ползать; извиваться;
по-чапаевски и раком; стоя;
лёжа; в рот и в сраку;
с четырьмя; с пятью; со взводом
(девочка была с заводом).

А сейчас она сидела,
молча на часы глядела,
молодые глазки щуря -
между ног рождалась буря,
ведь Тамара ей сказала: -
Спиридон - лихой вонзала.
Сердце билось сладко-сладко,
что-то там пищало в матке,
руки гладили лобок: -
Ну, звени скорей, звонок!

И звонок приятной лаской
позвонил, как будто в сказке,
захлебнулся, залился,
времени терять нельзя!

Трель звонка слышна везде,
что-то екнуло в п@зде
и Фелиста, воспылав,
к двери бросилась стремглав.
Ворвалась, закрыла шторы,
повернула все запоры,
лифчик на диван метнула,
сбоку молнию рванула
и в мгновение была
в том, в чём мама родила.

Спиридон, как бык в ночи,
на Фелисту наскочил,
обнажив огромный член,
что кончался у колен,
а затем всё также быстро
повалил на пол Фелисту,
и, чтоб знала - кто такой,
ей в п@зду залез рукой.

Но Фелиста промолчала -
ей понравилось начало.

Улыбнулась как-то скупо,
обхватила ртом залупу,
стала всасывать тот член,
что кончался у колен.

Вот исчезло пол конца,
вот ушли два яйца,
и залупа где-то ей
щекотала меж грудей.
Спиридон кричал: - Ай, сладко! -
и сжимал рукою матку.

Цвета белого стекла
сперма на ковер стекла.

Глаза девицы горели,
х@й ломал ей что-то в теле,
кисть руки п@здою сжала,
так, что чуть не поломала.

Приутихли, раскатились.
отдохнули, вновь сцепились.

Вот Фелиста встала раком,
он свой х@й ей вставил в сраку,
и п@зду двумя руками
молотить стал кулаками.
А она за яйца – хвать,
словно хочет оторвать.

Снова отдых, снова вспышка,
у него уже отдышка,
а она его @бёт,
и кусает, и скребёт,
и визжит, и веселится,
и п@здой на рот садится.

Он вонзает ей язык,
что могуч так и велик,
и мычит: - Подохну тут,
а часы двенадцать бьют...

Кровь и сперма - все смешалось,
но Фелиста постаралась,
вырвала, в конце концов,
Кторову одно яйцо.
А потом с улыбкой глупой
отжевала край залупы,
он кричит: - Кончаешь, нет?
А она ему - минет,
чтоб заставить х@й стоять
и @бать, @бать, @бать!

- Утром, труп его остывший
осмотрел я, как прибывший
из Москвы криминалист, -
так закончил журналист
свой рассказ печальный очень
и добавил: - Между прочим,
с нами следователь был,
очень юн и страшно мил.

Побледнел он, покраснел,
на девицу не глядел.
так, не глядя, к ней склонился,
лицом сильно изменился,
изо рта её извлёк
х@я жеваный кусок.
Потом задал ей вопрос: -
За@бли его. За что-с?

И ответила Фелиста: -
Кторов был артиллеристом,
рядом с нами жил на даче
и умел решать задачи…

Часть 2

Время шло, прошло лет пять,
мой попутчик мне опять
как-то встретился под Сочи,
мы обрадовались очень
нашей встрече. И всю ночь
стали новости толочь.

А когда бледна, полна
над землей взошла Луна,
звезды на небе застыли,
он спросил: - Вы не забыли
мой рассказ, когда Фелиста
за@бла артиллериста?

В миг с меня сошла усталость,
я спросил: - А что с ней сталось?
- Значит, помните, гляжу,
что ж, хотите, расскажу?

Затаив свое дыханье,
я в момент обрел вниманье
и в течение рассказа
глазом не моргнул ни разу.

Вам второй его рассказ
я поведаю сейчас...

- Если помните, там был
следователь - юн и мил,
он с Фелисты снял допрос,
и с собой в Москву увез,
сдал в "Бутырку" под расписку,
сел потом писать записку
о своей командировке
в кабинете на Петровке.

Только потерял он суть:
то в глазах всплывала грудь,
то большие ягодицы
арестованной девицы,
то огромные сосочки -
встал отчёт на мертвой точке.

Х@й вставал, мешая мысли,
а его сомненья грызли -
всё ли сделал для отчёта,
нет в допросе ли просчёта,
за ту держится ли нить?
Надо передопросить!

Так решив, отчёт порвал
и в "Бутырку" побежал.

А Фелиста, будто знала,
молча с табурета встала,
также молча подошла
и дыханьем обожгла: -
Умоляю, помогите.
всё отдам, что захотите,
лишь спасите от тюрьмы,
с детства я боялась тьмы
и пугаюсь скрипов, стуков!

А рука ползла по брюкам,
жадно х@й его искала,
по щеке слеза стекала,
вдруг присела. Нежный рот
из ширинки х@й берет
и засасывает славно,
чуть его качая плавно.

Следователь вмиг вспотел,
видит бог - он не хотел!
Против воли вышло это
приобщение к минету,
но она его прижала,
все в юристе задрожало
и бурлящие потоки
потекли в пищепротоки.

Две недели шли допросы,
он худел, сдавая кроссы
от "Бутырки" и назад,
шли дела её на лад.

Он худел, она добрела,
им вертела, как хотела.

Он допросов снял немало,
а она трусы снимала,
от допросов заводилась
и верхом на х@й садилась
или делала отсос,
отвечая на вопрос.

День за днем чредою шли.
Вскорости её @бли
и судья, и прокурор,
и тюремный спецнадзор.
Утром, вечером и в ночь
все старались ей помочь.

А Фелиста, как могла,
им взаимно помогла -
бодро делала минет
с перерывом на обед,
так что суд на этот раз
от тюрьмы Фелисту спас,
предложив за @блю в дар,
выехать под Краснодар.

У кого-то там приятель
был колхозный председатель,
для Фелисты этот кто-то
у него просил работу.

Коллективом провожали,
наставляли, руку жали,
а, простившись, как пижоны,
все разъехались по жёнам.

Поезд мчался быстро-быстро,
с шиком ехала Фелиста...

Проводник носил ей чай,
пару раз он, невзначай,
жопы девичьей коснулся,
а на третий оглянулся,
взгляд на бедрах задержал
и к себе её прижал.

А она сказала тихо: -
Вот так, сразу? Это лихо!
Что у Вас здесь? Ну и ну!
Я попозже загляну.

Ровно в полночь дверь открыв
и к себе её впустив,
он под чайных ложек звон
до утра качал вагон,
а она под стук колес
исполняла файдероз.

Утром поезд сбавил ход,
вот перрон, стоит народ,
много солнца, небо чисто -
тут должна сойти Фелиста.

Вышла, робко оглянулась
и невольно улыбнулась -
из толпы несётся крик,
ей букет сует мужик,
под оркестр отдают
пионеры ей салют,
кто-то вышел к ней вперед,
нежно под руку берет
и под громкий барабан
приглашает в шарабан: -
Трогай! - кучеру кричит
и загадочно молчит.

В миг с лица сошла улыбка: -
Здесь какая-то ошибка,
объясните, что за встреча,
барабан, цветы и речи,
тот, кому это - не я!
- Что ты, рыбонька моя,
из Москвы вчера как раз
мне секретный был приказ
встретить пятого в субботу
и доставить на работу.

Ты возглавишь конный двор, -
говорил ей прокурор.

Он всё это объясняет,
сам за жопу обнимает,
нежно за руку берет
и себе на член кладет.
Кучеру орет: - Нажми!!
Шепчет ей: - А ну, сожми!!!
Эх, трясучие дороги…
хочешь сесть ко мне на ноги?

Что Фелисте объяснять.
та давай трусы снимать,
х@й достала, встала раком,
на него насела сракой
и пошла работать задом,
попадая в такт ухабам.

Вдоль полей они несутся,
кучер чувствует – @бутся,
и хотя мальчонка мал,
тоже свой стручок достал,
возбуждая грубым словом
свою Дуню Кулакову.

Конь учуял это блядки
мчал сначала без оглядки,
а потом на месте встал,
хер из-под хвоста достал,
ржёт, подлец, и не идёт,
лошадиный член растёт.

Как Фелиста увидала,
мужиков пораскидала,
подползла под рысака,
обхватила за бока,
пятками уперлась к крупу
и давай сосать залупу.

Пыль столбом, рысак дрожит,
вдруг с кишки как побежит,
баба чуть не захлебнулась,
тело конское взметнулось,
кучер дико заорал,
прокурорский дёру дал.

Конь храпит, она елду
конскую сует в п@зду,
и вертится как волчок,
а в степи поет сверчок...

Час в желании своем
измывалась над конем,
племенной рысак свалился,
охнул и п@здой накрылся.
А Фелиста отряхнулась
и на станцию вернулась,
ночью тихо села в поезд
и отправилась на поиск
новых жертв своей п@зды.
Через семь часов езды
где-то вышла и пропала,
с той поры её не стало.

Но я верю, что она-то
где-то выплывет когда-то,
мы, пока живем и дышим,
что-нибудь о ней услышим!

Часть 3

Года два назад тому
собрались мы на дому
у соседа в воскресенье,
чтоб отметить день рожденья.

От закусок стол ломился
в кухне шашлычок дымился,
цинандали, коньячок,
краб, икра и балычок.

Постарался для гостей
именинник Аджубей,
отпрыск тегеранских баев,
расп@здяй из расп@здяев.

Был в верхах, когда у власти
тесть его, мудак мордастый,
находился. А потом,
за редакторским столом
водку пил и прозябал,
тестя, мудака, ругал.

Мы за эту суку пили,
спорили, кальян курили,
в полночь - всё! Невмоготу,
но, как раз, в минуту ту
именинник Аджубей,
чуть раздвинув свод бровей,
говорит: - Ну, а сейчас
у меня сюрприз для вас.

Бьёт в ладоши, словно бай,
тегеранский разъ@бай,
дверь входная отворилась
в ней девица появилась -
голая пришла к чучмеку.
Я смотрю, у человека
рядом х@й в штанах встаёт,
чувствую - и мой растёт.

У девицы чудо-грудь,
простынёй не обернуть,
ноги длинны, высока,
бёдра, как окорока,
над п@здой дремучий лес,
словно Маркс туда залез.

Тут меня изгнали с кресла -
это блядь на стол полезла,
завертела животом,
мощной жопой, а потом
к нам спиной, в разлет, присела,
плавно на бутылку села.
И в п@зде исчезла пылкой
от шампанского бутылка.

Приподнявшись, встала раком,
точно в дверь нацелив сраку,
сжалась. Из п@зды назад
мощно вылетел снаряд!

Все вокруг стоят и дрочат,
ждут, чего еще отмочит,
а она икру берёт,
между ног себе суёт,
лихо ноги раздвигает,
Аджубея подзывает.
Тот высовывает вмиг
свой редакторский язык,
из п@зды икру берёт,
отправляет себе в рот.

Зам редактора, однако,
усмотрел икринку в сраке,
сунул в анус ей язык.
За моей спиною крик: -
Всем из жопы доставать!
Стали сфинктер ей лизать.

У меня уже печёт,
из конца уже течёт.

Все мы так от пота взмокли,
что штаны насквозь промокли.
Аджубей, икрой рыгая,
всем раздеться предлагает,
через пять минут, засранцы,
мы стоим, как новобранцы.
Двум сосёт она, двум дрочит,
жопой вертит - раком хочет!

Среди нас ажиотаж -
ловит девица кураж,
мы уже не при делах,
в дупель, сука, за@бла,
этот - плачет, стонет - тот,
а она ему сосёт.

Именинник-мудозвон,
словно выжатый лимон.

- Мало мне! - кричит девица,
не блядища, блядь, а львица!
Мы скорее расползаться,
блядь вот-вот начнёт кусаться,
всё у нас давно упало,
а она своё: - Мне мало!

Я её поставил раком,
сунул ей распорку в сраку
и воткнул п@зде голодной
я сифон с водой холодной.
Бабе нравится, гляжу,
я туда - сюда вожу,
а она: - Вот х@й хорош,
на Кобзоновский похож!

Шуровал, потом не смог,
руки отнялись, я взмок,
бросил тот сифон с водой,
между ног лёг под п@здой,
в лёгких воздуху набрался,
головой в п@зду забрался,
и там из последних сил
её матку укусил.

Дальше в памяти провал,
я почти неделю спал,
а потом, знать рок такой,
потерял совсем покой,
по ночам мне стала сниться
эта блядская девица,
её жопа, её грудь,
вот бы раз ещё взглянуть!

Как узнать, кто, блядь, такая?
Я спросил у разъ@бая,
тот ответил мне на это: -
Фелинета... иль Фелета...
или, может, что похоже?
Я окаменел. О, боже,
это же она – Фелиста!
Высока, стройна, плечиста,
с цепким, но весёлым взглядом,
с мощным и красивым задом.
с пятым номером грудей,
с головой не без идей...

Я забросил все дела,
блядь так сильно завела,
слал во все концы запросы,
задавал кругом вопросы,
всё искал, искал, искал,
словно сумасшедшим стал,
и за все эти заботы
меня выгнали с работы.

По стране носился в мыле,
но нашел её в Тагиле.

Я, как тень, за ней ходил,
всё упрашивал, молил,
говорил ей, что клянусь,
если даст @бать - женюсь!
Та ответила: - Согласна,
но с условием (ей ясно -
я давно готов на всё).
- Вот условие моё:
слышала от бабки Насти,
в грозовую ночь в ненастье
в старом городе Тагиле
на кладбищенской могиле,
если голые @бутся -
в полночь мертвецы проснутся,
выйдут из сырых могил,
заорут на весь Тагил.

Я хочу проверить это,
если так - то дать скелету!

Я в ответ: - Всегда готов,
то брехня про мертвецов!
Прямо тем же днём, точь в точь,
молния пронзила ночь
без пятнадцати двенадцать.
Мы с ней начали @баться,
вдруг её раздался крик,
помню, я кончал в тот миг.
Сперма вытекла, остыла,
рядом старая могила,
под собою труп почуяв,
я вскочил с опавшим х@ем.

Что Фелисту погубило
и весь кайф мне обломило?

Сверху выплыл лунный диск,
бросил луч на обелиск
и открыл, вы уж поверьте,
мне причину её смерти -
на меня смотрел с укором
Спиридон Мартыныч Кторов!

Часть 4

Души умерших людей -
и героев, и блядей,
и марксистов, и пижонов,
и всех прочих мудозвонов,
как на свет тот попадают -
прежний облик принимают,
регистрацию проходят,
к богу на прием приходят.

Тот ведёт распределенье -
кто в какое отделенье,
то ли в рай, а то ли в ад,
то ли просто к чёрту в зад.
Как решит бог, так и быть,
ничего не изменить,
благородных он кровей -
из евреев, сам еврей.

В общем, так, на этот раз
с того света мой рассказ...

Совещание у бога
времени украло много,
не спешил он, но все знали,
что в приёмной дамы ждали.
Только очень был не прост
разбиравшийся вопрос -
год какой-то разъ@бай
лазает из ада в рай.

Неизвестный тот мудак
превратил весь рай в бардак,
всполошил всех райских птиц,
пере@б святых девиц,
старым девам сей нахал
целки всем переломал,
надсмеялся над запретом –
совратил весь рай минетом.

И такое началось,
лесбиянство развелось -
за подругою подруга
лижут п@зды друг у друга,
девы, дабы по@баться,
под амуров, блядь, ложатся,
Гавриил, седой скопец,
нарастил себе конец
и теперь, мудак с усами,
ходит и трясёт мудями.
Эта адова скотина
за@бла Варфалуила,
вся работа - псу под хвост,
да, вопрос стоял не прост.

Ф. Дзержинский разбирался,
но вопрос так и остался -
неизвестный разъ@бай
продолжает лазать в рай.

Бог сказал: - Всех вас уволю,
дали, суки, аду волю!
Не рабочий день, а блядство,
то костры едва дымятся,
то дрова не подвезут,
х@ли вы торчите тут?
Всё играете в картишки,
сковородки - как ледышки,
Берия вчера замёрз!
Все это один вопрос -
нет вечерней переклички,
кто-то вечно п@здит спички,
пятый день котлы не топят,
тьма, как у Лумумбы в жопе!
Это нам сигнал, что в рай
влез какой-то разъ@бай.
Я вам всем намылю хари!
- К Вам, господь наш, Мата Хари.

- Вон, все нах@й, паразиты,
ну-ка, Харю пригласи ты.
- Заходи, @бёна мать,
сколько тебя можно ждать,
я заданье дал когда,
ты шпионка иль п@зда?
- Я разведчица, мой бог,
Феликс ни х@я не смог,
а вот я нашла его -
разъ@бая твоего.

- Доложи, но не п@зди!
- В рай сперва переведи,
обещал ведь рай в награду.
- Да рай нынче хуже аду,
на х@я тебе тот рай,
чего хочешь, выбирай.
- Рай и всё. Иль не скажу!
- А ты хитрая, гляжу,
все вы, суки, балерины,
век @бётесь, как скотины,
рай потом вам подавай.
Ладно, кто тот разъ@бай?

- Спиридон Мартыныч Кторов
из Тагилзаготконторы,
тот, что был артиллерист.
Oн и щас на х@й не чист!

- Что с ним делать… Как узнала?
- С Евою его застала,
он набил Адаму рожу,
Еву за@бал в рогожу,
обоссал весь райский сад,
щас Джульетту чешет в зад,
у него такоо-о-й елдак…
- Берию позвать сюда!
- Нет залупы, нет яйца,
а @бётся бесконца…
- Берия пусть член отрубит
или Кторов нас погубит.
Ты иди, побудь при нём,
у меня ещё приём.
Ну, катись, давай, иди,
кто там следующий? Входи!

В кабинет вошла девица,
кругложопа, круглолица.

- Аа-а, Фелисточка, привет!
Жду давно на этот свет,
как доехала? – Отлично.
- Как вела себя? – Прилично,
пососала Гавриилу
его новое х@ило,
а потом Варфалуил
пару раз мне засадил,
твой любимый ангелочек
засадил в меня разочек,
отпустила по минету
Симу, Хаму, Иафету,
Зевсу в жопу я дала -
хорошо себя вела.

- @б твою же бога мать,
должен в ад тебя послать!
- Лучше в рай! - Ну, ты даёшь,
ты ж мне всех тут за@бёшь,
хватит нам артиллериста -
друга твоего, Фелиста.

- Спиридона? Вы ошиблись,
мы в Тагиле как-то сшиблись.
Может, это было глупо,
но я помню, что залупу
ему сгрызла. – Брось, не спорь ты,
он огрызком рай попортил.

Рассуждаешь, дева, тупо,
что ему кусок залупы,
если там такой х@ина,
как у Минина дубина,
впрочем, нет - кило на три.
Ты постой и посмотри,
Берия ему щас врежет,
полтора кило отрежет -
сантиметров сорок пять,
будет знать, как рай @бать!

А пока ты, как завет,
слушай божий мой совет -
Сталину и Риббентропу
дашь по паре раз, но в жопу,
у Адольфа не стоит,
сверху сядь и сделай вид.

Геббельс будет домогаться -
постарайся обосраться,
пусть в говне, блядь, полежит,
@баный антисемит!

Налетит, как гром, Чапай -
ни за что не подпускай!
Он моей охраны роту
пере@б всю в ту субботу.

Бродят с Петькой взад-вперед,
как ходячий анекдот,
а за ним вся моя рота -
ищут белого кого-то.

Ты от них тихонько скройся,
в темном уголке укройся.

Из ЧеКа к тебе придут,
всунут, вынут отойдут.
По паролю их отметишь,
скажут - «Ч», ты - «К» ответишь.
После Якову дашь тоже,
он еврей, но он хороший,
у Тагила твоего
город имени его.

Кто б ни клянчил: «В жопу дай!»,
Сталину не изменяй,
скажешь, сталинская жопа,
чтоб @бали Риббентропа.

Дав Фелисте наставленье,
бог вздохнул от утомленья,
грустно голову склонил,
пёрнул громко и почил,
а Фелиста подошла,
в рясе божьей х@й нашла,
глянула и вон скорей.
Бог действительно еврей!

А на утро Гавриил
богу рапорт настрочил.
- Боже, что она творила, -
то послание гласило, -
не сдержала слово, блядь,
всем подряд дала @бать!
Сталина заели вши
в лапах папы Чанкайши,
от чекиста Иванова
мандавошки у Свердлова,
вся верхушка ВЧК
корчится от трипака,
Гитлера удар свалил,
Черчилль сифилис схватил.
Там, мой бог, такой скандал -
ты ни разу не видал!

Бог послание читает,
к нему Берия влетает: -
Кторов где?? - он заорал, -
мне он жопа разодрал!
Так воткнул - сквозь рот пролезло,
с глаз пенсне от боли слезло,
через рот мой стал он шпарить
эту суку, Мату Хари,
носом в жопу ей втыкался,
до потопа надышался
матахаринским говном,
кончил, сука, а потом
нас обоих с х@я снял,
отп@здячил и слинял,
где сейчас он? Бог смеётся: -
Он с Фелистою @бётся.
- Что творят, Земной Творец,
саду райскому п@здец!
Обоссали все кругом,
превратив в публичный дом,
обломали зубы, суки,
ну за что мне эти муки?

Всем святым на удивленье
принимает бог решенье -
Спиридона и Фелисту
оживить, немедля, быстро.
Вечной жизнью наградить
и на землю отпустить!

Часть 5

Позапрошлою весной
я с концерта брёл домой,
было звёздно и тепло,
всюду капало, текло.

В даль тумана нанесло,
со дворов говном несло,
с крыши визги раздавались,
там в ночи коты @бались.

Всюду пьяные валялись,
рядом постовые шлялись,
в телефонной будке слева
чей-то х@й сосала дева.

Справа парень девку сгрёб,
то ли грелся, то ли @б,
в общем, мне давил на плечи
рядовой московский вечер.

Вдруг я слышу чудо-пенье.
Дело было в воскресенье,
смотрю - рядом божий храм,
значит, люди пели там.

Я вошёл. Внутри церквушки
пели божии старушки.
Подпирая лбом венец,
вторил им святой отец.

Все крестились, я стоял,
тут меня он увидал,
подошёл ко мне немного: -
Что, не верите вы в бога?

- Нет. Я просто так, простите.
- Что ж, коль нравится, смотрите.
Может, интересно вам
осмотреть наш божий храм?

- Если можно, буду рад.
Он чуть-чуть шагнул назад,
дверь слегка приотворилась,
келья предо мной открылась.

В изголовии постели
свечи толстые горели,
тени на стене дрожали,
кресла мягкие стояли.

Он присесть мне предложил,
понял я, что здесь он жил.

Сев в предложенное кресло,
я спросил: - Мне интересно,
правда, верите вы в бога?
Он задумался немного,
улыбнулся и сказал: -
Я ведь вас сюда позвал,
зная, что вопрос примерный
зададите непременно.

Что ж отвечу, коль хотите,
вижу, что вы не спешите,
как зовут вас? Я назвался,
бас его в ответ раздался: -
Спиридон Мартыныч Кторов!
Онемел я. Тот, который
всех моих поэм герой,
предо мной сидел живой.

Он узрел, что я бледнею: -
Я знаком вам? Я не смею
«да» сказать ему в ответ
и решил соврать, что нет.

Он немного помолчал,
головою покачал
и сказал примерно так: -
Может быть, я и дурак.
Вас позвал к себе случайно,
чтобы поделиться тайной.

Жуткий, страшный тот рассказ
я поведаю сейчас...

- Я родился на Урале
в городе Тагил, слыхали?
Мать была такой блядищей,
что другой такой не сыщешь.

Драл её весь наш Тагил,
кто меня ей засадил,
я не знаю до сих пор -
пред горкома, прокурор,
адвокат или ворюга,
в общем, мать была блядюга.

Рос и в этом вечном блядстве
опыта сумел набраться,
к десяти годам всё знал
и @бать уже мечтал.

А пока что я дрочил,
арифметику учил -
мой любимейший предмет
с самых с ранних детских лет.

Как-то мать меня застала
и при@бываться стала: -
Дрочишь, курва, весь в отца,
онаниста-подлеца,
но, пойми, что это вредно!
Дальше-больше, худо-бедно,
оказала мать услугу -
привела свою подругу.

Был у нас семейный бал,
ночью я её @бал,
а на утро, надо статься,
та пошла про нас трепаться,
дескать, хлопчик – молодец,
у него такоо-о-й конец!

Вскоре я пере@бал
весь свой дом, потом квартал,
принялся за наш район,
слава, как церковный звон
обо мне везде лилась,
вся округа завелась.

Я с медалью кончил школу,
завуч женского был полу,
чаще всех она @блась,
ею очередь велась.

Как меня все обожали!
Никогда так не рожали
в старом городе Тагиле,
дряхлые дома сносили,
разрастаться город стал,
в общем, я не зря @бал.

В область очередь стояла,
но война всё оборвала.
Город со слезой во взоре
провожал, когда я вскоре
дом родимый покидал -
свой Тагил, Седой Урал.

О войне мне вспоминать
горько, вы должны понять -
полное безбабье было,
пухли яйца, пухло рыло,
пришлось в пушку х@й совать,
ствол до края заливать.
В сперме же снаряд подале
стал летать. Мне орден дали.

Позже снайпер уследил,
в жопу пулю засадил,
и через четыре дня
привезли в Тагил меня,
в госпитале я валялся
и, понятно, не @бался.

Как-то к нам пришли детишки,
принесли гостинцы, книжки.
Эта пела, та плясала,
а одна стихи читала.

До чего ж была мила
и нежна, и весела,
просто трудно передать,
подошла и на кровать
рядом села, улыбнулась,
будто солнышко проснулось.

Я лежу, как лист, дрожу,
мой елдак встаёт, гляжу,
одеяло, я аж взмок,
поднялось под потолок.
А она мне вдруг: - Скажите,
что у вас там? Покажите!
Приоткрылся, но немного: -
Там моё ранение в ногу.

Она гладит и целует,
а из х@я сперма дует
и рекой стекает чистой: -
Как зовут тебя? – Фелистой.
- Можно, буду Феней звать?
Приходи ко мне опять!

Вскоре стал я жить на даче,
помогал решать задачи
Фене и просил немножко
гладить раненую ножку.

Тут пришла пора бояться -
Феня стала разбираться,
что светило долгим сроком.
Я уехал, ненароком
скрылся с глаз, и, как говно,
поступил в Заготзерно.

Мчались годы, стал я тузом,
обзавёлся толстым пузом,
и чтоб как-то жир сгонять
взялся секретарш менять.

Раз из отпуска вернулся,
с незнакомою столкнулся
(бюллетенила Тамара).
То была мне божья кара.

Она в кабинет вбежала,
от желанья вся дрожала,
я достал свой толстый член,
что кончался у колен,
мы почти всю ночь @блись,
так друг другом увлеклись.

Девка та, в конце концов,
оторвала мне яйцо,
а потом в экстазе взвыла
и залупу откусила.

Дальше я, похоже, спал -
снилось, будто в ад попал,
всех чертей там пере@б,
Берия чуть не загрёб,
в общем, страшный, жуткий сон, -
свой рассказ закончил он.

На меня уставил взгляд,
руку протянул назад
и, качая бородой,
подал мне сифон с водой.

А меня ознобом бьёт,
так прошиб холодный пот.
- Вы не верите, гляжу,
я вам что-то покажу,
рясу он поднял, тоскуя,
и достал обрубок х@я,
сунул мне одно яйцо
в побледневшее лицо.

Смежил он свои уста
и я встал, прощаться стал.
В угол, уходя, взглянул,
мне там кто-то подмигнул,
и вдогон шепнул нечистый: -
Скоро встретишься с Фелистой!

Часть 6

Осенью в Большом театре
собрались все психиатры
из шести ведущих стран.
В первый день концерт был дан,
ужин в честь начала съезда.

У четвёртого подъезда
пропускали всех артистов,
музыкантов, куплетистов,
фокусников и танцоров,
был из МХАТа артист Кторов
(привезли его на Волге),
вёл концерт Владимир Долгин.

Объявил он, помню, сцену
с Кторовым, как вдруг на сцену
за кулисы врач приходит
и такую речь заводит: -
Растолкуйте, коммунисты,
нет ли брата у артиста?
Беспартийные в ответ -
у него, мол, брата нет.

Посмотрев за штору в зал,
он вздохнул и так сказал:-
Далеко в краю не ближнем,
в городе Тагиле Нижнем
я работаю врачом,
расскажу вам вот о чём.

Вам, друзья, я без прикрас
передам его рассказ...

- В августе, числа шестого,
года, не скажу какого,
вечером из ресторана
привезли к нам хулигана,
и на утро (до обеда)
с ним у нас была беседа.

На кровати - человек
с ореолом красных век,
вроде, всё нормально в нём,
не горят глаза огнём.
Разглядел я в нём, однако,
сексуального маньяка.

А история такая -
в ресторане, выпивая,
вдруг увидел он девицу
с того света и божится,
что её он раньше знал,
что в п@зде её бывал,
что, мол, лазал головой,
когда та была живой,
что, как будто шоколадку,
он кусал девице матку,
и чтоб это доказать,
просит к нам её позвать.

Говорит, в её п@зде,
в самом маточном узле
будто видел он в тот раз,
как залазил, против глаз -
две икринки, два гандона
и баллончик от сифона.

Сам трясётся, аж психует,
и её портрет рисует -
высока, с приятным взглядом,
рыжевата, с мощным задом,
пышногруда и плечиста,
а зовут её Фелиста.

Ну, я вижу - полный бред,
через месяц понял - нее-е-т.

Я не помню, в день какой
поступил ко мне больной
в рясе старенькой попа
с бородищей до пупа,
Спиридон Мартыныч Кторов
(так представился он «скорой»).
Я с устатку, без обеда,
с ним провёл развед-беседу.

Оказалось, он дней пять,
как приехал проверять
из столицы наш приход.
Наш доверчивый народ
в храм пришёл послушать службу,
он завёл со всеми дружбу
и по пьянке говорил,
что когда-то знал Тагил,
вспоминал Заготзерно -
там уже роддом давно,
а моя супруга Тома
главный врач того роддома.

И начальство пригласило
то московское светило
коммуниста отпевать
помер тот, как бы сказать,
от того, что мало верил.

Служба шла, поп взор свой вперил
в огроменный постамент,
побледнел в один момент,
подбежал и ну орать: -
Это ж я, @бёна мать!

Ночью он могилу вскрыл,
матерясь на весь Тагил.

Я спросил: - Вы что, здесь жили,
вас что, раньше хоронили?
- Я не знаю, может быть,
у Фелисты бы спросить,
эта девка из Тагила
мне залупу откусила,
поискали бы её,
у неё яйцо моё.

И мне в морду х@й суёт,
где куска недостаёт.

Я задумался на миг -
к идиотам я привык,
у меня их до х@я,
так ведь, версия своя
есть у каждого из психов.

Иной - цыпой ходит тихой,
как шпион, и прячет, гад,
в жопе фотоаппарат.
А другой - с тоской во взоре
целый день лежит в дозоре,
он не жрёт, не пьёт, не срёт,
этого шпиона ждёт,
а из двух других палат
два Джульбарса с ним лежат.

Иль, невиданный вовек,
редкий трубка-человек,
на башке табак сжигает,
х@й сосать всем предлагает.

У меня был генерал,
тот Кутузова играл,
так играл, что как-то раз
выбил себе, нах@й, глаз.

И Суворов был, мудила,
два вершка, а заводила,
словно в Альпах, коротыш,
тут на сраке ездил с крыш.

А один придурок, Ваня,
саженками плавал в бане,
и орал нам: - Не мешать
мне Урал переплывать!

Был Эйнштейн. Когда не дрался,
свой закон открыть пытался -
«скорость сжатия п@зды
относительно езды».

В общем, каждый был отличен
и вполне единоличен.
Здесь же был редчайший случай
с точки зрения научной -
два довольно взрослых дяди
об одной твердили бляди!

Чтобы истину узнать,
я решил её сыскать.

У моей жены Тамарки
в юности была товарка.
Рассказала мне Тамара,
что они когда-то в паре
секретаршами трудились,
чуть было не подружились,
та девица по оферте
шефа за@бла до смерти,
её вмиг арестовали
и под Краснодар сослали.

Как-то раз под Новый год
я сидел, писал отчёт,
в кабинете было тихо,
за окном слонялись психи.

Поп своим обрубком х@я
тряс с деревьев снег, ликуя,
а Суворов жопой синей
с крыш сметал последний иней.
Тот, который кончил дракой,
поднимал сифон над сракой
и орал: - Кому воткнуть?
В общем, ужас. Страх и жуть.

Вдруг стук в дверь. Тамара входит,
за руку девицу вводит.
Сразу я узнал Фелисту -
взгляд прямой, открытый, чистый.
Радость из неё лилась,
видно, только что @блась: -
Видеть вы меня хотели?
Руки, чувствую, вспотели.

Я Тамару проводил,
а Фелисту усадил
и без разговоров, слёту,
предложил у нас работу.
Та согласие дала,
мы оформили дела
и она, как говорится,
стала у меня трудиться.

Так должно было случиться,
что пришлось мне отлучиться -
звал меня учёный спор
на симпозиум в Нью-Йорк.
Через месяц я вернулся
и чуть было не рехнулся.

Тот, что был шпионом, значит,
увольненья просит, клянчит.
Вытащил из жопы, гад,
кинофотоаппарат!

Тот, что слыл Эйнштейном тут,
снова хочет в институт;
тот, что был с тоской во взоре
и весь день лежал в дозоре,
бьётся в дверь, как вольна птица: -
Отпустите на границу!

Трубка-человек стал злее,
пластырем башку заклеил,
х@й, как око бережет,
из штанов не достаёт.

Не штурмует крыш Суворов,
лишь один товарищ Кторов
о деревья бьёт елдак,
да с сифоном тот мудак
носится. Повсюду вой,
психи просятся домой.

Ни черта не понимаю,
психиатров вызываю: -
Кто их вылечил, скажите?
- Вы Фелисту, блядь, спросите,
это всё её п@зда!
Вы уехали когда,
стала эта ваша блядь
её психам предлагать.

Те от счастья просто взвыли,
свои фобии забыли.
А как принялись @баться,
сразу стали поправляться,
вроде, блажь у них сошла,
но Фелиста вдруг ушла: -
Всё вам сделала я тут,
а меня другие ждут.

Это было год назад,
ну, а завтра мой доклад,
как мы с помощью п@зды
лечим всех без всякой мзды.

- Ну, а где же та девица?
- Пригласили, слышал, в Ниццу
(пролечить ведь должен кто-то
зарубежных идиотов).
- Ну, а Кторов Спиридон?
- С х@ем носится, гандон.
- Ну, а тот, простите, где,
что бывал в её п@зде?
- Тот заводик возглавляет,
что сифоны выпускает.

Попрощался врач со мной.
Я тихонько шёл домой,
ну, а мысленно был в Ницце,
ждал вестей из-за границы.

Часть 7

В Лужниках не так давно
шёл концерт «Мир, жизнь, кино».
В основном, была эстрада,
поначалу - всё, как надо,
но любимчики ЦК,
два кретина-мудака,
что программу завершали,
весь проект, в п@зду, сговняли.

Зато им у барной стойки
в смысле дружеской попойки
и по части потрепаться
равных не было. Я, братцы,
расскажу на этот раз
Гоши Вицина рассказ...

Со своей картиной Вицин
был на фестивале в Ницце.
Делегатами союза
были два киношных туза,
наших три кинозвезды,
те, что начали с п@зды,
режиссёр один, в довесок
три актёра, ну и пресса.
Главным среди прессы всей
был полковник Аджубей.

Основной наш фильм - «Х@ёвский»
киностудии Свердловской
должен был, назло Европе
оказаться в самой жопе.
Но фортуна улыбнулась,
всё иначе повернулось,
и помог нам бывший бай,
главный в прессе разсп@здяй.

Как-то вышли мы из зала
до ушей раскрыв @бало -
только что кино смотрели
и от страха перебздели -
там Хичкока шла картина
«Сто пятнадцать жертв кретина»,
три часа промчались пулей.
Подслащённая пилюля,
кинофильм для дурака, -
разъяснил потом ЦК, -
сюжет явно нездоров,
ни полей, ни тракторов.

Тузы втихую стирались,
так как оба обосрались.
Прибегает бывший бай,
главный в прессе разъ@бай,
и докладывает тузам: -
- Из Советского Союзу
встретил я одну девицу,
блядь одну, одну тигрицу,
у меня родился план,
как принять её в наш клан!

Через час все собрались,
для начала по@блись,
чтоб лично убедиться
для чего она сгодится.

Да-а, девица всё умела,
взяв хуй в рот, «Калинку» пела,
а когда троим сосала,
даже казачок плясала.

Дали мы наказ девице: -
С нами, чур, не заводится,
мы свои, мы не враги,
делай всё, но в пол ноги,
даже не подумай, блядь,
нас тут нах@й за@бать!

Мы сказали, что должна
послужить стране она,
после ей был в руки дан
Аджубея хитрый план,
тот, что был наверняка
ночью утверждён в ЦК.

Через час пошла девица
на страну свою трудиться.

Первым был за@бан сэр
гран киношник Рене Клер.
На продавленном диване
отрубился Мастрояни.
Рядом в сперме, словно в глине,
спал испачканный Феллини,
приказав супруге с дочкой
на залупу класть примочки.
Шон О’Коннери (Джеймс Бонд),
быстро член сложил, как зонт.
Лучший комик, де Фюнес,
в страхе под диван залез,
увидав, что у Габена
х@й распух и стал с полено,
а зубастый Фернандель
слёг, за@банный, в постель.
От педрил своих убёг
Жан Маре, но тоже слёг,
а у Чаплина не встал,
он башкой работать стал
и так славно ей заправил -
котелок в п@зде оставил.

Плодотворной ночь была,
всех Фелиста за@бла.
Лозунг родился тогда -
«Вив ля русс, ле гранд п@зда!».
Всяк пробиться к ней старался,
но наш план чуть не сорвался,
взбунтовались кинозвёзды -
им никто не лазал в п@зды.

Все с Фелистою @бутся,
только кинодивы срутся:
- Мне бы захудалый член, -
стонет блядь Софи Лорен.
- Х@я жажду я, - визжит
знаменитая Брижжит.
Где-там Консу Гёздэ
пальцем лазает в п@зде,
Тейлор, блядь, Элизабет
делает коту минет,
говорит Марина Влади: -
Или мы идём к той бляди,
или на х@й до обеда
я к Володеньке уеду!

Взяв брильянтов две-три горсти,
все пошли к Фелисте в гости.
Та как раз под Чарльза Монти
измывалась над Висконти.
Рядом, захлебнувшись в сперме,
распластался Пьетро Джерми
и водою из сифона
подмывался С. Сталлоне.

И сказали кинозвёзды: -
Не нужны им наши п@зды,
но позвольте нам узнать,
кто же будет нас @бать?
Из того, что видим тут, -
они в год не отойдут!

Им ответила Фелиста: -
Знала я артиллериста,
на Урале он, в Тагиле,
вы бы наших попросили, -
и свела всю шоблу эту
к своему оргкомитету.
Наши видят, план трещит,
у актрис внутри пищит,
и для бабьего капризу
шлют в Москву запрос на визу.

Через сутки наш пилот
приземляет самолёт
рейсом из Тагила в Ниццу.
К нему катят трап девицы,
люк открылся и по трапу,
к небу вздев в привете лапу,
шёл под взглядами актёров
Спиридон Мартыныч Кторов!

Для заправки кинозвёзд
х@й в руке блаженно нёс.
Быстро шёл, его качая,
бабы прыгали, кончая,
дружно хлопали в ладоши,
к х@ю лезли вон из кожи.

Шли за ним с улыбкой милой
делегаты от Тагила.
Каждый чинно-благородно
нёс сифон с водой холодной -
сувениры тагильчан
толщиной с Фелистин чан –
вклад уральских мужиков
в фонд поддержки земляков.

Спиридон с утра в субботу
начал бурную работу,
кинозвёзд всех пере@б,
так что две сыграли в гроб.

Х@й с п@здой и в этот раз
наше кинодело спас!

В Ницце всем всё стало ясно -
лучший фильм, единогласно,
наш советский, наш «Х@ёвский»
киностудии Свердловской!

Фильм Феллини был на пятом,
а Хичкок - двадцать девятым,
даром, что пилюлей сладок.
Каждый, ведь, на @блю падок,
каждый любит это дело,
@бли ждёт любое тело.

Догадался же один
наш советский гражданин -
дело, как им не верти,
могут х@й с п@здой спасти.

Вознесём же лавра листья
Спиридону и Фелисте!

***
Ред. правки В. Панкратов