ivantgoroww : Званый ужин

Тогда, на излёте девяностых, учась в литинституте имени Горького, Макс действительно считал, что творчество способно изменить Мир к лучшему. Впрочем, такие мысли свойственны исключительно юности. Теперь, по прошествии лет, оглядываясь назад, с высоты своего положения, он точно знал: изменить что-то в этом Мире способны только две вещи – это деньги и власть.
Напоминанием про беззаботные времена литинститута, был хранившийся у него в столе роман, о похождениях молодого человека, рефлексирующего в посткризисной Москве времён зарождения Империи. Смесь гремевшего тогда с “Гламорамой” Брета Истона Эллиса и ещё не добравшегося до широких масс американского маргинального классика Чарльза Буковски.
К своему счастью Максим вовремя снял розовые очки, поняв, что писательство — это не то занятие, которым можно чего-то добиться в этой жизни. Как прогрессивно мыслящий молодой человек, не лишённый прагматизма, Макс подался в бизнес. Благодаря редкому умению чувствовать нужный момент, и фортуне, которая неизменно следовала за ним по пятам он сумел занять свою нишу, в новом для себя мире. Дальше дорога шла только по восходящей, которая привела его в итоге к кабинету в Совете Федерации.
Денис Одинцов был для Максима ещё одним свидетельством того, что и он когда-то принадлежал к таинственной касте кудесников слова. Дружба их тянулась с тех самых доисторических времён беззаботной литературной юности. Ожидая гостей, приглашённых на Званый ужин, который Максим традиционно устраивал на своей загородной вилле они с Денисом коротали время за обсуждением романа “Четыре дня в августе“, который Дэн недавно опубликовал.
- Денис, дружище, твой новый роман – это же чёртов мейнстрим, типа Прилепина, только хуже.
- Прилепин - жалкий конъюнктурщик, - обиженно сказал Денис, - Может мне тоже, чтобы привлечь внимание, создать какой-нибудь батальон?
- Дэн, не обижайся, ты прекрасно знаешь моё отношение к твоему творчеству. Хоть ты мне и друг, но истина дороже!
- За это я и люблю тебя братишка, за твою искренность. Всегда правду матку в глаза, как она есть и никак иначе, так что давай - не щади меня!
- Хорошо, раз пошла такая пьянка, то, извини, но это полное говно. Совсем никуда не годится. Ты опять пытаешься играть на зыбком поле мейнстрима.
- Макс, а что плохого в мейнстриме? Например, твой любимый Тургенев, только и занимался тем, что писал самый настоящий для своего времени мейнстрим. И хочу тебе заметить если бы Иван Сергеевич творил сейчас, в наше скорбное время, то я думаю, что его книги мало чем отличались бы от книг Сергея Минаева, и назывались бы типа – “Духлесс” и “the Тёлки”. Будь уверен.
- Не стоит путать Божий дар с яичницей! Ты сам попросил высказать своё мнение.
- Да, хорошо, просто я пытался выстроить всё это в виде некой дискуссии. Прошу тебя продолжай.
- Потом, опять у тебя эта модная в современной литературе изнанка жизни. Все про неё пишут, но многие жизни этой даже никогда и близко не нюхали. Складывается такое ощущение, все думают, что алкоголики - это такие себе милые и начитанные персонажи, просто запутавшиеся в жизненных перипетиях, вроде Довлатова и Буковски, но это совсем не так. Тот же Буковски, нажравшись до усрачки, не стал с тобой разговаривать про ценность прозы Хемингуэя в контексте мировой литературы, а просто набил бы тебе морду, смеха ради! У тебя всё стандартно для современной русской прозы: маленький захолустий городок на окраине Империи, течёт сонная угрюм –река, на заводских окраинах мужики сидят и квасят водку – вот и всё, вот весь твой новый роман!
- А чего ты хочешь? Не мы такие - жизнь такая!
- Я тебя умоляю, не надо ровнять нас с тобой и российский народ. Ты не хуже меня знаешь, что мы с тобой давно уже оторвались от этого народа, извини, но те мужики, о которых ты пытаешься писать в своём романе, не рассовывают по ноздрям килограммы чистейшего колумбийского кокса, как некоторые товарищи, а пьют настойку боярышника.
- Старик, чужие слабости надо уважать!
- Возможно ты прав, но не нам судить российский народ. Он всю свою историю живёт обособленно. Какой бы не был режим - он партизан. При любом Госстрое - он анархист.
- Егор Летов – жив! - улыбнулся Денис.
- “Не забывай свои корни, помни, что есть вещи на порядок выше, слышишь, говорят отсюда надо сваливать по идее, заводить семью, растить детей…”
- Да, “Каста” раньше реально качала!
- Аминь. А если ещё, про твой роман, ну так чисто по-читательски – мрачновато как-то и конечно без хэппи-энда.
- Это жизнь Макс, тебе ли не знать, что в ней редко, бывает хэппи-энд.
- То жизнь, а то литература. Понимаешь, хочется чего-нибудь светлого и жизнеутверждающего.
- Если хочешь светлого и жизнеутверждающего, ну не знаю, почитай “Унесённые ветром”.
- Не смешно, между прочим – не самая плохая книжка, и тебе, кстати, есть чему поучиться у Маргарет Митчелл.
- Чему? Она написала две с половиной книги, а у меня уже около сорока вышло.
- Зато, каких, две!
- Дешёвая калька с Шолохова.
- Только не начинай нести этот новомодный Быковский бред. Про то что Рэд Батлер и Скарлетт - это Аксинья и Григорий Мелехов соответственно. У Быкова только две величины в литературе – это Гриневский и братья Стругацкие! Все остальные писатели в его представлении по сравнению с ними отстой!
- В общем и целом, как я понял, твоё отношение к моему роману отрицательное.
- Денис, ты умный парень, и лучше меня разбираешься в литературе. Самое главное, чтобы твой фэйс был на билбордах нашего города. И твоё бескомпромиссное выступление в очередном вечернем телешоу, обеспечит тебе продажи. Пипл, как всегда всё схавает, что бы ему не поднесли на ложечке ко рту - даже если это будет дерьмо!
- Кстати об ужине – мы не засиделись?
- Не волнуйся, без нас не начнут, к тому же Император ещё не прилетел!
- Император будет присутствовать?
- Обещал быть, как он может пропустить такой ужин?
- Ну, не знаю, Оппозиционер ведь смог?!
- Оппозиционер идиот! Представляешь, улетел в Вашингтон за очередным траншем на дестабилизацию обстановки.
- Зря ты так про него – он на самом деле умный парень – из Кремля тянет денежки для видимости внутрисистемной оппозиции и из Вашингтона потягивает на те же самые нужды.
- Тут с тобой не поспоришь. Оппозиция сейчас – невероятно выгодное дело. Может мне тоже податься в оппозицию?
- Ну, тебе ли Макс думать о бабках. Это Лёха пусть бегает копейки собирает на революцию! Ильич, блин, недоделанный!
- Нет, он скорее эволюционировавшая версия Жириновского, только более усовершенствованная.
- Ага или сгенерированная версия Жириновского и Зюганова. И создаст он в будущем партию СДлКП – социал- демократическая – либерал компартия!
- Точно! Слушай почему ты не пишешь про политику? У тебя забавно получается.
- Ты же знаешь, что этот сегмент рынка занят Владимиром Соловьёвым. Куда уж мне до него? Кстати он будет?
- Будет, куда он денется?
- А Твитераст, как думаешь, придёт? Он же сейчас в опале.
- Придёт. Он всё ещё искренне верит в милость Императора.
Открылась дверь и в щель просунулась седая голова Альфреда.
- Максим Максимович, гости собрались!
- А Император?
- Звонил его пресс-секретарь, сказал, что будут с минуту на минуту.
- Хорошо Альфред, мы сейчас спустимся.
Голова Альфреда исчезла и дверь бесшумно закрылась.
- Макс, я всегда хотел спросить, почему Альфред – ты фанат комиксов про Бэтмена?
- А почему собственно и нет? – пожал плечами Максим. – В жизни должно быть место иронии, тем более в Российской Империи.
- Слушай, может у тебя в подвале спрятан костюм Бэтмена? И ты на самом деле не Максим Максимович Исаев, а призрак летящий на крыльях ночи!
- Я лучше Бэтмена, чтобы что-то сделать мне не надо прятаться под маску летучей мыши. Помнишь, как у Тарантино в “Убить Билла”. Билл рассуждает про то что Бэтмен - это альтер эго Брюса Уэйна, и чтобы стать супергероем ему нужно надеть костюм, а, например, Кенту Кларку не нужен костюм, чтобы стать Суперменом – он им уже рождён, понимаешь, Кент Кларк – это альтер эго Супермена. Так что я скорее Супермен!
- Извини, но это слишком глубоко для моего понимания, и вообще комиксы лежат вне моего литературного пространства.
За окном раздался шум приземляющего Императорского Боинга.
- Вот и главный гость вечера прибыл.

В огромном зале, оформленном в ампирном стиле, с золотыми переливами под высокими потолками, за массивным столом из красного дерева работы голландских мастеров восемнадцатого века собралась вся российская элита.
Звёзды эстрады: её принцы и короли, принцессы и королевы. Высился над серой массой крикливых петушков высоченный Болгарин. Царицей восседала Примадонна – вечно живая и вечно юная.
Звёзды вечерних прайм-таймовых телешоу, несущие в массы разумное, доброе, вечное. Властитель народных дум и главный агитпромовец страны, сидел напротив своего главного конкурента по телеэфиру – любимца пенсионерок и домработниц.
Видные политики плечом к плечу, строящие храм демократии, который всё больше походил на общественный сортир сидели рядом друг с другом. Вечные лидеры недокоммунистов и либераст-демократов пили на брудершафт, хищно облизывался, недовольно зыркая косноязычный лидер “Справедливой России”, чуть в стороне от всех сидел опальный Твиттераст. Недалеко от стола незримой тенью, как собственно и всё последнее столетие, лежал в саркофаге Владимир Ильич.
Денис разместился среди современных литераторов, ярых борцов с социальными язвами. Заняв достойное место между штыкообразным вождём юных неонацистов и желеобразным, обтекаемым “соловьём генштаба”. Напротив, несравненной юной примы стихоплётства – Ахматовой своего поколения. По правое плечо от которой восседал, источая каловый запах, писатель, не утопленный в сортире “Нашистами”.
Великие режиссёры с распухшими от водки лицами, актёры и актрисы, гордо несущие знамя российского кинематографа. Продажные журналисты. Праздно слоняющиеся с одной тусовки на другую, пассивные педерасты, светские львицы с накаченными губами и резиновыми сиськами. Все, кто здесь и сейчас олицетворял собой российскую элиту, и был её перекошенным похмельным лицом, собрались на Званом ужине, устроенном Максимом.
Двери столовой распахнулись и быстрой, уверенной походкой вошёл Император. Все сидящие за столом вскочили со своих мест и открыв рты в едином порыве припадка идолопоклонничества, чтобы завопить приветствие его Императорскому величеству. Однако, Император, как всегда мудрый и чутко чувствующий момент, прислонил к губам указательный палец, показывая тем самым чтобы все успокоились и молча расселись по своим местам. Сам же он, пройдя мимо бронированного саркофага с Ильичом, сел во главе стола.
- Я горячо приветствую всех, кто собрался сегодня за этим столом, так сказать преломить хлеба! – громко и торжественно произнёс Максим. – Знаю, вы все уже в нетерпении, честно сказать у меня у самого слюнки текут. Так давайте же без лишних церемоний перейдём к главному блюду сегодняшнего вечера. Лев Давидович, распорядитесь чтобы официанты подали Родину- мать! – обратился Максим к шеф-повару. - Единственное, что хотелось бы добавить это то, что Родину лучше всего употреблять в пищу, запивая её коктейлем “Слеза комсомолки” - по оригинальному рецепту незабвенного Венички Ерофеева. Поскольку наша с вами любимая Родина всю свою сознательную историю, как и герой Венички пытается доехать до мифических Петушков, где её будет ждать абстрактное счастье, но каждый раз она напивается до белой горячки и раз за разом, возвращается назад, на Курский вокзал, так и не добравшись до Рая земного! На этом у меня всё.
С рёвом грянули тяжёлые гитарные риффы и Оззи Осборн надрывно затянул нетленную “Paranoid “.
Официанты в крахмально-белых рубашках катили на тележке запечённую из множества мужских и женских тел фигуру, в виде знаменитого монумента на Мамаевом кургане - Родина-мать. Только замахивалась она на незримых врагов не тяжёлым мечом, а мужским половым органом в состоянии эрекции. Это была такая креатура Макса, можно сказать метафора того, что Родина хрен ложила на всех нас. Всё-таки художественное мышление в Максе умерло не совсем. Глаза у Родины отсутствовали, символизируя, что она слепа к своему народу и от того безучастна в его судьбе. Тело её покрылось коричневой поджарой корочкой, источавшей сок, стекающий жировыми ручейками.
Музыка “Black Sabbath” стихла и Максим подошёл к высящейся над ним Родине, от которой до сих пор исходило тепло жаровен и пряный запах зажаренного на оливковом масле человеческого мяса.
- Вот она дамы и господа наша с вами Родина-мать, - сказал Максим обращаясь к гостям. – Предлагаю вам мои многоуважаемые гости, незамедлительно и торжественно её сожрать. Впитать в себя её сок и кровь. Вдоволь насладиться её плотью. Чтобы мы с вами ещё больше стали плоть от плоти - Родины нашей. Только, к сожалению, как вы могли заметить на всех Родины, не хватит. Так что желаю вам мои дорогие друзья удачи. Да достанутся вам лучшие куски нашей Родины. Ура!
Улыбчивые и доброжелательные лица гостей сменились на жуткие свиные рыла, которые ощерились в хищном оскале выросших острых клыков. Вместо ног вырастали копыта, когтистые лапы сменяли холёные руки. В своём диком стремлении отщипнуть от Родины кусочек побольше они превращались в совершенно инфернальные сущности.
Грянувший торжественной мелодией российский гимн заглушили - повсеместное ненасытное чавканье и поросячий визг, хруст разгрызаемых хрящей, хлюпанье, бесовское завывание, похожее на осенний ветер и довольное причмокивание сочной плотью Родины, запечённой в собственном соку.
Лишь светлоликий Император неподвижно сидел в главе стола и почти незаметно улыбался, только так как он один умеет, глядя на шуршание серых мышей в утробе мёртвой женщины, над телом которой надругались. И вся эта возня вокруг мёртвой плоти была похожа на мышеловку, которая вскоре захлопнется и похоронит всех их в одной братской могиле. Только они, мыши, этого ещё не понимали.