Сергей Померанцев : ВНЕЗАПНАЯ УТРАТА

Угадать миг скорбный и печальный
Не по силам даже мудрецам.
Смерть приходит в маске погребальной
Без предупрежденья часто к нам.

Кажется, ещё вчера был весел
На пиру какой-то человек,
А сегодня поминальных песен
Удостоин этот имя-рек!

Есть некрополь к югу от Каира,
Где пустыня мёртвая сейчас,
Там в одной гробнице Абусира
Был записан на стене рассказ.

Пыль веков склеп древний покрывает,
Но рассказ дошёл до наших дней:
Как-то Нефериркара Какаи,-
Добрый царь к гробнице шёл своей.

Пирамиду он хотел закончить
До того как испытает смерть,
И велел доставить для рабочих
Лучший камень, золото и медь.

Приближалась стройка к завершенью,
И когда играл над ней восход,
Царь сюда пришёл в сопровожденьи
Главного смотрителя работ.

Им являлся сам великий чати,
Фаворит Какаи - Уаш-Птах,
Родом был он из столичной знати
И преуспевал во всех делах.

Царь ценил любимого министра
И ему все тайны доверял.
Для владыки в этом месте чистом
Зодчий целый комплекс создавал.

Был доволен сделанным правитель,
Прикасался к камню он рукой,
Представляя как сия обитель
Путь ему откроет в мир иной.

Было всё в гробнице безупречно,
И хотела царская душа
В саркофаге провести здесь вечность,-
Так была могила хороша!

Не скрывая своего восторга,
Задавал вопросы добрый бог.
И ответы радовали бога,
Но внезапно Уаш-Птах умолк.

Царь не сразу даже и увидел,
Что без чувств любимый фаворит.
Всё его вниманье к пирамиде
Приковал её прекрасный вид.

Он своей гробницей восхищался.
Уаш-Птах же головой поник,
Завалился на бок, и валялся
Рядом с ним в пыли его парик.

Лишь когда с тревогою Какаи
Обернулся к зодчему - тогда
Он увидел, наконец, какая
Приключилась с подданным беда.

Уаш-Птах был жёлтым, как папирус,
Как у рыбы, пуст его был взгляд.
Понял царь, что ждёт к себе Осирис
Верного слугу его в Дуат.

Вепуат зовёт его на Запад
В Зал Двух Истин, к богу на поклон.
Это всё случилось так внезапно,
Что был царь Египта потрясён.

И, склонясь, коснулся лба больного,-
Лоб был как полуденный металл.
Во дворец нести полуживого
Друга он немедля приказал.

Подхватили зодчего вельможи,
Чтоб в чертог прохладный отнести.
Положили там его на ложе,
И позвали, чтоб его спасти,

Из библиотеки дома знаний
Лекаря - умнейшего жреца.
Развернул он свитки заклинаний,
Что достал из своего ларца.

Но его магические пассы
Уаш-Птаху не смогли помочь,-
Исказила боль лицо гримасой
Чати, в чьи глаза смотрела ночь.

И хотя различные снадобья
В плотно сжатый рот пытались влить,
Стали, к сожалению, бесплодны
Все его попытки оживить.

Было не исправить это горе.
Из дворцовых золотых палат
Начал путь он в западные горы
По тропе, что знает Вепуат.

В цвете лет перед судьёю строгим
Умерших предстать ему пришлось.
Фараон ушёл в свои чертоги,
Чтоб никто не видел его слёз.

Было горе царское безмерным,
Ибо царь о друге горевал,
И три дня не выходил к семерам,
Опустел без бога тронный зал.

Наконец решил он появиться,
И за счёт короны повелел
Сыну чати возвести гробницу
Для отца средь пирамид и стел.

Сам же царь в носилках и без свиты
В дурно пахнущий поехал дом,
Умерших вскрывали парасхиты
Там обсидиановым ножом.

Вышел он из лёгкого портшеза
И велел обряды начинать.
Мастера из тонкого надреза
Стали Уаш-Птаха вычищать.

Поместили органы в сосуды,
Сердце лишь оставили в груди,
Ведь оно перед богами будет
О его безгрешности судить.

Посмотрев на фараона косо,
Парасхиты принялись за нос,-
Медной они проволкой из носа
Уаш-Птаха вытянули мозг.

Мастера работали с почтеньем,
Лица спрятав масками богов,
Действия сопровождая пеньем
И произнесеньем тайных слов.

Царь стоял, за ними наблюдая.
Лишь когда отправлен был в натрон
Уаш-Птах очищенный, Какаи
К слугам из мертвецкой вышел вон.

Знал, что позабудет он не скоро
Этот жуткий жреческий обряд,
Ведь цари, что воплощенья Хора,
На такие вещи не глядят.

Сохло тело зодчего в натроне,
Оставаясь семьдесят в нём дней.
В это время склеп за счёт короны
Торопились сделать попышней.

В нём на барельефах перед сыном,
Приносящим жертвы для отца,
Уаш-Птах сидел под балдахином,
Наслаждаясь пищей без конца.

Письмена на стенах сообщали
Всё, чего при жизни он достиг.
Гроб ему прекрасный заказали,
Чтоб увековечить его лик.

Пусть в натроне сделался он страшен,
Саркофаг имел достойный вид:
Маской был портретной он украшен,
Оживлявшей розовый гранит.

А когда труп высох так, как надо,
В белый был укутан он покров,
И в него зашили по обряду
Амулеты от его врагов.

В царстве мёртвых он теперь с успехом
Отобьётся от враждебных рук.
Был готов в некрополь переехать
На быках священных царский друг.

И хоть горевал о нём всё реже
Во дворце владыка двух корон,
В погребальном шествовать кортеже
Уаш-Птаха согласился он.

У могилы друга вспоминая
Умный взгляд из под знакомых век,
Сокол Нефериркара Какаи
Плакал, как обычный человек...