Шева : ...и любовь была

Чудо как хорошо бывает в деревне ранним июльским утром.
Когда еще по-утреннему багровый диск солнца только-только кажется из-за темнеющего вдали ельника; над тихим, спокойным, заспанным зеркалом реки клубами стелется загадочный, мистический, белесый туман, в котором то там, то сям мелькают головы уже оживших уток; редкий всплеск проснувшейся в ожидании подкормки от рыбаков рыбёшки потревожит кругами гладь реки; начинают вспарывать тишину первые, самые горластые петухи, проверяя готовность к традиционной утренней перкличке непервых, еще дремлющих в своих куриных гаремах.
А запах, - запах свежескошенной травы!
Которого, кажется, нет лучше на свете.
А ты лежишь на его руке и, хотя и проснулась, а всё равно закрываешь глаза, потому что просыпаться совсем-совсем не хочется.
А хочется, чтобы эти мгновения длились вечно.

Ромка у Юльки был первым.
И единственным.
На всю жизнь.
Может в этом возрасте у всех так бывает, Юлька не знала.
Да это её и не интересовало. Что ей все?
Главное, что такого парня как у неё, ни у кого не было.
Высокий, широкоплечий, сильный. А взглянет, - так кажется, всё бы за этот взгляд отдала.
Хотя почему «бы»?
Отдала, чего уж там.
И ни капельки не жалеет.
И не просто красавец, а - умный. Школу с серебрянной медалью закончил, поступать в этом году будет. И не абы куда, а сказал ей по секрету, что в Москву поедет.
Господи, да какая разница! Главное - как он её любит.
Так бережно, так нежно, так чисто и честно.
Господи, да за что ей такое счастье?
Вон, и в деревне все завидуют , говорят - прямо Ромео и Джульетта…

- И как я ему скажу?
- А так и скажешь: мать, мол, прознала, отцу рассказала. Очень ругались. Отец, вон, вообще за двустволку хватался. - Убью сучонка! – орал.
Вот мы и порешили: хочет жить, хочет, чтоб всё у него путём было, - институт, всё такое, должен возместить ущерб. Как в телевизоре говорят - компенсировать. Пусть своих потрясёт, они у него не бедные., - сто пятьдесят тысяч в самый раз будет.
Ну, ладно, пусть не сто пятьдесят, а сто тридцать, так и быть. Но ни копья меньше. А нет - пусть пеняет на себя. Копуловы - не лохи, спуску не дадим.
Тебе - только четырнадцать, а ему - уже восемьнадцатый. По этой статье и дадут много, и в тюрьме ему ой как не сладко придётся. Полюбят и не спросят. Каким ты был, таким ты и остался, - это не про него будет. Считай, вся будущая жизнь под откос пойдёт.
- А если он женится?
- Мала ты еще замуж выходить. Школу закончи сначала. Хочет - пусть ждёт. Но деньги - вперёд. Как говорится: богу - богово, а кесарю - кесарево.
Да, и главное, - сроку ему три дня. Чего тут рассусоливать?
Да - да, нет - нет.

На похороны мать Юльку не пустила.
- Сиди дома! – бросила, - Нечего по деревне зря светиться!
Юлька ревмя-ревла, убиваясь по Роману в своей спаленке. Ставшей в одночасье постылой и немилой.
Когда слёзы все выплакала, уткнувшись в подушку, просто выла. Как взрослые бабы на кладбище голосят, перед тем, как гроб в могилу начнут опускать.
И всё себя корила и ругала как дрянь последнюю, - зачем мать послушала, зачем их с отцом гнилые, злобные, подлые слова Ромчику передала?!
Кто она после этого?
Получается, своими руками счастье своё убила?
Как теперь жить?
Как?!

Еще до похорон пошли глухие разговоры, почему Ромка Монтеев такое страшное с собой сотворил. Будто за день до того он родителям во всём сознался.
Что у него с Юлькой Копуловой было, и что теперь Копуловы с него деньги требуют, как отступные. По деревенским меркам - деньги немалые.
А Монтеевы возмутились, - откуда, мол, у нас такие деньги? Да и за что?! Дело, мол, житейское. Не первая она, да и не последняя.
А он переживал страшно. Упёрся, - люблю я её, мол, и всё. Телок молодой, глупый, что с него взять?
Ну, а когда тело с ветки сняли, тут уже совсем другие разговоры пошли. Парень-то хороший был. Не только видный, но и добрый, совестливый.
И действительно, говорят, была у них эта, которая в фильмах, - любовь.
Вот и получилось - до гроба.
Вот народ возмутился и восстал. В глаза Копуловой-старшей сказали, - Уезжайте из деревни! А не то…
А та, дура такая, еще и выкобениваться начала, - А что не то? А что вы мне сделаете? Да и мало ли что брешут? Свидетелей-то нету!
Договорилась, дура черноротая.
Аккурат в ночь после похорон дом Копуловых и полыхнул. С четырёх сторон. Хорошо, хоть сами успели выскочить. Полиция приезжала, подтвердила, что подожгли. А кто - так и не нашли.
Хотя участковый долго по соседям ходил, всё выспрашивал.
И пришлось таки Копуловым уехать к дальней родне. Под Саратов.
А дочка их, - сказывают, так вообще пропала.
Хотя, - врут, наверное.

Иван Семёнович Штанько за свои двадцать лет службы участковым много, конечно, чего повидал и чему научился. Знал в лицо не только каждый антисоциальный элемент в округе, но и вообще, - кто чем дышит. И руку на пульсе местных событий держал чётко.
Поэтому настрой народа после похорон пацана Монтеевых он оценил быстро и правильно. И принял, как любил говорить начальству, превентивные меры.
И на всякий случай в ночь после похорон засел в засаде в укромном месте возле дома Копуловых.
Мало ли?
А вдруг на ловца и зверь прибежит?
И - как в воду глядел.
Часа в два ночи тихонько скрипнула дверь, выпустив тонкую девичью фигурку.
Та скользнула в сарай, затем крадучись с чем-то в руках, вернулась обратно к дому. Еле слышно, но уловил таки звук, - будто из канистры что-то льётся.
Через время - опять этот звук. И еще. И еще.
Когда занялось со всех сторон, - выскочил он, конечно, из своего укрытия, бросился к пылающему дому, - да поздно.
…Журнал раньше такой был, - «Знание - сила».
Его уже давно покойная бабка со стороны отца любила приговаривать, - Так то воно так, та тришэчки не так…
Ну вот куда ты это знание денешь?
То-то, что никуда.
Разве что засунуть.
В.