Петро Залупа : Защеку (на конкурс)

По лету повадился защеку давать в кустах после восьми. Десять раз дал. Два раза правда ещё днем получилось, и разок на зорьке. Вечером, понятно, после трудодня, выпивали с девчатами вместе, а баба пьяная на передок слаба. Днём, пару раз агрономше молодой институтке, когда в поля шли. А вот на зорьке как — отдельная значит тема.

Собрался я в выходной на рыбалку, до рассвета, темно было ещё. Взял с вечера выкопанных червей, удочку, бутер, огурцов, бутылку самогону и папирос.

Пришёл на берег. Чуть светать стало. Тишина. Зябко. Устроился у ивы на бережке, там под ней омуток небольшой. Наладил снасть, и закинул значит. Стою на поплавок зырю. Смотрю — клюёт. Раз, подсёк! Ну и с почином — платву красноглазую вытащил. Снял с крючка, бросил в ведро. Надел червяка и снова, значит, стою рыбачу, в тумане.

Начал тут туман опадать по - немногу. Бдю. Докурил почти папиросу, опять клюёт. Бросил бычок в туман, а сам тащу значит вторую. Слышу стон какой-то сзади. Я аж опешил, рука дрогнула и рыба сорвалась. Блядь, — в сердцах посетовал про себя. Положил удилище и побрел по высокой траве посмотреть что за дела такие. Роса густая выпала. Чу, шевелится кто-то. Подхожу, вижу баба, дородная такая, но лица не разгляжу. Дрожит вся, замёрзла видимо. Снял с плеча телогрейку укрыл. Закурил снова, какая тут рыбалка, а в голове уже мысли грязные — может защеку получиться дать!
Слышу бормочит тихо:
— Закурить есть?
Протянул ей папиросу свою, уже начатую. Приподнялась она на локотке, волосы длинные густые, чёрные по плечам растрепанны. Красивая, показалась, опухшая только слегка, как с похмелья. Затянулась глубоко. Села на траву. Платье на ней длинное цветастое, кофточка сиреневая, а под ней грудь высокая, тяжелая; сама босая.
— Выпить, прости, есть что? Продрогла шибко ..., — сказала кутаясь в телогрейку.
Достал самогону, плеснул пол стакана. Отпила половину, сморщилась, снова затянулась и выдохнув из себя дым, продолжила беседу:
— Сейчас согреюсь! А как тебя величать?
— Иван
— А меня Надя. Хороший ты человек, Иван, добрый. Повезло мне. Спасибо!
— Как ты здесь оказалась?
— Да, ужас, стыдно говорить. С гастролей ехали, выпили крепко. Я вышла из автобуса по малой нужде в поле и уснула, а они уехали видимо тоже пьяные, не заметили. Да, ты, походу, меня не признал?
— Нет, не видел раньше!
— Певица я, Надежда Чепрага, заслуженная, кстати..., — сказала и озорно так глянула, обожгла аж
— Чета слышал, — промямлил я и, почему-то, застеснялся
— Эх, деревня! — улыбнулась широко и махнула остаток до дна, — Ладно. Выпьешь ещё со мной?
А чего не выпить - то, подумал, и утвердительно кивнул.

Прошло каких-то полчаса, румяное солнце взошло на свежем июльском небе; умытое росой утро блестело у наших ног. Мы сидели рядом, уже прилично выпившие. Я обнимал Надю и она была не против. Положив голову мне на плечо, она смотрела на реку, и тихо протяжно пела ... Пела она чудесно. Голос её грудной, сильный, тягучий разливался в широте полей, вплетаясь в венок нарождающегося воскресного дня. Я прижал её к себе ещё крепче, она, почувствовав это, прервала песню и, запрокинув назад голову, пристально посмотрела мне в глаза. Глаза её были карие большие и влажные, пухлые губы манили теплом и нежностью. Мы поцеловались, долго, блаженно, как могут целоваться в первый раз два незнакомых человека, и повалились на земь. Почувствовав жар и упругость её тела, во мне зажегся огонь зарождающейся страсти, и набравшись от выпитого спиртного смелости, я уверенно спросил:
— Может защеку возьмёшь?
Надя, пристально посмотрела мне в глаза ещё раз, после долго не раздумывая, ловко расстегнула мне брюки и с жадностью впилась губами в восставшее естество. Это было чудесное, сказочное, но краткое блаженство, которое продолжалось не более минуты. Вдруг мы оба услышали шорох травы..., и мгновением позже мужской голос. Обладатель красивого баритона уверенно и протяжно зазывал:

— Надя... Надежда ... Ты где, отзовись? Надя... Голос двигался прямо на нас.

Надя встрепенулась, как птица, быстро оправила юбку и громко крикнула:
— Здесь я, Лев!
— Ты его знаешь? — тихо поинтересовался я
— Конечно, это же Лев, ну Лёва Лещенко!
— А, понятно...— с досадой пробубнил я, — коллега по цеху..

В этот момент мужчина вышел на берег. Он был в красивом легком голубом, но несколько мятом, пиджаке с платочком в кармане и в синих джинсах. Сам Лев Валерианович Лещенко, такой же как в телевизоре, подтянутый и бодрый.

— Надя, Слава Богу! Мы все страшно перепугались! Зоя, тур менеджер, тревогу утром забила. Прости, вчера в этой гульбе потеряли тебя. Ты что здесь ночевала в поле одна?

— Да, очнулась ночью от холода! Могла и помереть, да не дали, — и подмигнув мне, продолжила, — Спасибо добрый человек нашёл, позаботился, отогрел...

Он с нежностью приобнял смущенную Чепрагу, уже после подошёл ко мне, представившись:
— Лев
— Иван
— Спасибо Иван, ты спас не просто прекрасную женщину, а народное достояние ..., — и протянул мне руку
— А я думал, что народное достояние это София Ротару...

Не успел я это произнести как Надя со всей силой и женским негодованием набросилась на меня с криком:
— Ах ты, сукин сын, предатель, — намереваясь впиться в мои волосы, — я тебе сейчас покажу Ротару, я тебе дам достояние, деревня... !

От неожиданности я попятился назад и со всего размаху грохнулся в реку, тут же почувствовав, как мои штаны моментально намокли и прилипли к телу. Несмотря на ранее утро вода показалась мне тёплой и даже горячей...

С берега раздавался гомерический хохот.

— Помогите ..., — лишь выдавил я из себя, — Надя, Надя... Я протянул вперёд руки...

***
... — Иван, очнись, пьянь ты такая!
Кто-то с силой тормошил меня. Я приоткрыл глаза. Передо мной стояла жена с большой початой полуторалитровой бутылью воды, правда, контуры её расплывались и я никак не мог поймать фокус.
— Скотина, ты ещё и обоссался, господи, да за что мне это!, — продолжила причитать женщина, и начала лить мне на голову воду. Были еще чьи-то сочувствующие голоса, мужские и женские, типа с кем не бывает, чего там ... Слава Богу, все это продолжалось не долго, ещё секунда и мое сознание вновь поглотила тьма.

В это же время, где -то недалёко, под открытым вечерним небом на танцплощадке веселились люди, звенели бокалы, хлопали пробки от шампанского.

«Червону руту, не шукай вечорами ...» — лился из динамиков звонкий голос Софии Ротару, и подвыпившие голоса дружно вторили своей любимице.

Летний вечер между тем беззаботно растекался по тенистым аллеям теплом, нежностью и непредсказуемостью бытия. Жаль только, что мне в этот вечер защеку дать никому не удалось.