Сергей Померанцев : РОДСТВЕННЫЕ ДУШИ

Близкую душу найти так непросто,
Память о прошлом когда сохранил.
Был я такой необычный подросток, -
Древностью грезил и солнце любил.

На застеклённом, я помню, балконе
Мифы читал и смотрел на закат
В точку, где солнце в лучах своих тонет,
Словно скатившийся в лужу томат.

Всё мне казалось тогда необычным,
Всё восхищало пытливый мой ум.
Каждый закат мне казался античным,
И не смущал механический шум.

Там - за дорогой и военкоматом,
За гаражами и дачами, вдаль
Следом за тихо горевшим закатом
Тайно моя улетала печаль.

Древние боги, цари и герои
Чудились мне в угасавших лучах,
И приглашали, как будто, с собою,
Но растворялись всегда в облаках.

Мир их прекрасный казался далёким
И недоступным для смертных людей.
Был я в то время таким одиноким
В этой любви необычной моей!

Я восхищался античным искусством,
В мифы Эллады тогда был влюблён.
Но прочитал Болеслава я Пруса, -
Так впечатливший меня "Фараон".

Этот роман моё сердце наполнил
Новыми чувствами. Помню тогда
Прошлую жизнь я свою будто вспомнил,
И к Парфенону остыл навсегда!

Храмы Египта, его саркофаги,
Сфинксы, гробницы и тайны богов
В мысли мои перешли из бумаги
Книги, вернувшей мне память веков.

Стало мне ясно - я всё это видел,
Не на картинках, а лично, живьём!
Может, служителем при пирамиде
Был в воплощении прошлом своём?

Может, я гимны читал на рассвете,
И красоту созерцал в том краю,
Где древний Сфинкс сотни лет слышит ветер,
И охраняет могилу мою?

Как бы то ни было, сон странный вскоре
Я вдруг увидел - на крыше из плит
Дивного храма стою я. Как море
Нил, заливая всю землю, бурлит.

Дельта, разлив и рассвет золотится.
Я на коленях с пилона смотрю,
Как над водою весёлые птицы
Взмахами крыльев встречают зарю.

Солнце восходит всё выше и выше,
Больше становится, и наконец, -
Голос из диска отчётливо слышу.
Он говорит мне, что я его жрец!

Странное чувство... Когда я проснулся,
Был я уверен, что в ярком том сне
К подлинной жизни на время вернулся,
Прожитой в самой чудесной стране!

Книга и сон мою жизнь изменили,
Солнце Египта мне стало светить.
Стал я мечтать о божественном Ниле,
С прошлым почувствовал прочную нить.

Много я видел потом откровений,
Сны открывали мне в прошлое дверь.
Утром встречал я зарю. Те мгновенья
Душу ласкают мою и теперь!

Я до восхода спешил, помню, часто,
И на окраине города лез
На гаражи, чтоб увидеть прекрасный
Солнечный диск на пороге небес.

Гимн Эхнатона воскресшему солнцу
Пел я, и слёзы текли по щекам,
Слышал, как сердце в волнении бьётся,
Грудь подставляя священным лучам.

Солнечный храм свой в душе я построил.
Но, к сожалению, был одинок,-
Не было друга в то время со мною,
Что разделить мои чаянья мог.

Но в тот момент наивысшей печали
От одиночества тягостных мук
По телевизору мне показали
Фильм об уральском художнике вдруг.

Этот сюжет я увидел случайно.
Странный художник Египтом болел,
В дивных полотнах правдиво, детально
Он воскресить царство света сумел.

Древний Египет он чувствовал тонко,
Были ему фараоны близки,
Также как я, он когда-то ребёнком
Солнце встречал на обрыве реки!

Гимн Эхнатона он пел в те мгновенья,
Солнце вставало когда, в ранний час.
- Вот он - мой друг!, - я решил, - Непременно,
Дружба хорошая будет у нас!

В титрах почтовый был адрес указан
Чудо-художника. И на Урал
Я в тот же вечер с подробным рассказом
О моей страсти ему написал.

Помню, как елей зелёные лапы
Красное солнце качали с утра.
Ехал я к другу, и Миша Потапов
Ждал нашей встречи в уральских горах.

Был Соликамск от тумана как ватный,
Соль тут белела разводами стен,
А изо всех привокзальных палаток
Новая группа звучала - "Кар-мен".

Солнце, как будто, болело недугом,
В тучи укутавшись, словно в бельё.
Но наконец-то я встретился с другом,
И участилось дыханье моё!

Свет я в его обнаружил квартире,
В каждой картине, на каждой стене!
Я понимал, что нигде в целом мире
Не улыбнётся Египет так мне.

Книжные полки, скульптуры, полотна,
Всюду Египет, ещё и ещё!
Друг мне показывал сказку охотно,-
Сказку, к которой так долго я шёл.

Счастье обрушилось как-то нежданно
На моё сердце, уставшее ждать.
Всё у Потапова было желанным,
В каждом шедевре была благодать.

Всюду портреты семьи богоборца:
Сам Эхнатон, Нефертити с детьми.
Вот они едут, и светит им солнце,
Царь управляет легко лошадьми.

Вот Нефертити в саду молодая,
Здесь же - портрет постаревшей слегка.
Тут, подождите, сейчас угадаю, -
Тутанхамон с головой из цветка!

Мать Эхнатона - суровая Тейя,
Юный отец его в синем венце,
Древних царей и вельмож галерея,
Росписи в ванной, как в царском дворце!

Стены - в пейзажах, написанных ярко:
Храм Хатшепсут, в колоннадах Луксор,
Сфинкс при луне, пирамиды и арки, -
Всё это живо во мне до сих пор!

Перед отъездом портрет Эхнатона
Был мне обещан, и вскоре цветной
Царь ко мне прибыл в лазурной короне.
С этой поры он всё время со мной.

Дружба с творцом его длилась недолго
И почерствела, как жертвенный хлеб.
Мы продолжали общаться, вот только
Друг постарел мой и вскоре ослеп.

Разница в возрасте нас разделяла, -
Семьдесят с лишним каких-нибудь лет.
И переписка с Потаповым встала.
Ну а теперь и в живых его нет.

Стать правогласным и мне теперь нужно,
Чтобы услышать опять его речь.
Так вот, найдя долгожданную дружбу,
Я был не в силах её уберечь.

Счастье моё разлетелось в осколки.
Солнце померкло в небес синеве.
Годы спустя другом стал моим Солкин, -
Главный эксперт по Египту в Москве.

Жизнь выдаёт нам нежданно награды,
И улыбается солнцем из луж:
С Виктором сердце находит отраду,
Редкое дело - родство наших душ!

А за Потапова я обнимаю
Папу, что в поезд тогда посадил.
Мало людей, что тебя понимают,
Если в душе пирамиды и Нил...