Canor : О том, как нельзя требовать уступить себе место.

Опять сейчас расскажу случай из жизни нашей любимой, родной до самой печёнки подземки. Ну и про наших людей и себя самого до кучи.
Был случай не так давно в Москве: едем мы по улице, по зеленой ветке. То ли с Автозаводской до Технопарка, то ли от Технопарка до Коломенской, а может и вовсе наоборот, не так важно. Первая половина дня. Время, когда рабочий люд во всю оклады свои отрабатывает, а кто не при работе ли, на пенсии ли, на ненормированном графике, или вовсе студент, ездят в вагонах, занимая их площади, не допуская порожняка. Сидячих мест всем желающим, естественно не хватает. То есть - стой на ногах сколько угодно, а сидячие места перманентно заняты, пардон. А самое обидное, кто-то в конце вагона поднимается, дескать, на выход, несёшься к этому вожделенному месту, локтями толпу тиранишь, тебе вслед кто матом, кто пинка... И в самый сладостный момент, когда уже вот оно, сидячее место, рядышком, не остыло ещё, на него какая-нибудь дама, беременная, пенсионерка, инвалидка, с клюшкой, а может быть всё в одном флаконе, обязательно сядет. И ты, как мужчина, джентльмен, не безапелляционно старый, без костыля, и ни разу не беременный, мироточишь всей своей учтивостью, чуть ли не делая реверанс, в то же самое время самым наичернейшим образом думая себе - «чтоб ты провалилась коряга старая». Конечно же, потом смиряешься с потерей сидячего места, душою уступаешь, а бывает после и разговор какой-то с нею же, с удовольствием складывается... С бывшей врагиней... И все это пока поезд едет по улице две остановки, пока не въехал в тоннель, потому, что в тоннеле не слышно ни рожна кроме шума поезда и всему общению наступает полный абзац.
А бывает и так, что заходит в вагон какая-нибудь дама, беременная, пенсионерка, инвалидка, с клюшкой, а может быть всё в одном флаконе, а сидячих мест для неё вовсе нет.
Так вот, лично видел: еду я в вагоне, топчу пол, мест сидячих нет, стоячих тоже не много. Заходит этакая «мечта поэта, мадам Грицацуева». Все при ней. Кровь с пенками. Широкая кость, румянец на весь экватор, стать кассирши из Елисеевского, времён хрущевской оттепели, клатч, и главное оружие в нашем общественном транспорте - внешние признаки пенсионного возраста. А сидячих мест для неё нет. Да если бы, например, у меня бы они эти места были, я бы ей сразу два места от сердца оторвал, но я ведь тоже стою, топчу пол, подпираю одним боком дверь, другим соседа по вагону. И шансов, что эта мадам обретёт себе сидячее место в этом вагоне в общем-то невелико.
Двери закрылись, вагон тронулся, все мы, и эта мадам вместе с нами, от тряски друг друга слегка потолкали, утрамбовались и едем.
А присесть даме очень хочется. Смотрит она по вагону на сидящих граждан, все как наперечет: кто в возрасте, кто очень в возрасте, кто дама, кто беременная, кто уже родила и едет с младенцем на руках, а кто вообще спит. Но нет же - вон через три пенсионерки от нас с мадам парень патлатый студенческого возраста, спрятался за живот беременной барышни и едет с удовольствием не зная, что старшим место надо уступать, причём конкретно нашей героине и конкретно прямо сейчас. Мадам, при помощи своей неотразимости, авторитета и локтей подплывает к парню, вернее к временно оккупированному оным месту и желая сразить того наповал, энергично, с темпераментом трактора Беларусь, хвать его за рукав и этак: - «Мальчикмальчикдайприсядувставайвставай» и ну его теребить за рукав. А вагон пока ещё не в тоннеле едет, не знаю как остальным, лично мне беседа их слышна и очень не дурно. Парень, он мне сразу не стал импонировать, субтильный, на лицо серо-зеленый какой-то, нос на скулы натянут, как у покойника, таких в сводках показывают, когда с те с веществами разными в полицию попадают. В общем - не очень лицеприятный типаж, мадам, однозначно, по первому взгляду симпатичнее. Пассажиры, кто был рядом, все обернулись, обложились видеосъемкой, кто-то даже фонарик для пущего качества записи включил, что-то сейчас будет? Известно, каждый наш человек, запросто, на дурака, сотню-другую лайков в ю-тубе за раз отхватить не прочь.
А парень ей отвечает, а мне слышно, я, говорит, не имею возможности вам место уступить. Я, дескать, в больнице лежал, сейчас домой еду и чувствую себя ни единого раза не хорошо!
А мадам говорит ему - врешь, мол, у тебя, говорит, по лицу видать, что ты если и лежал, то в наркодиспансере! В общем - знай, мол, честь - уступи место старой, больной, заслуженной и более я тебя знать не намерена! А то ишь ты!
Хотел было парень ей как-то возразить, но в дело вмешалось вагонное общество с его гневом, который всегда правильный да праведный, парень видимо им всем тоже не понравился, дерзкий какой, поставили в общем молодого наглеца на место, на самое что ни на есть стоячее, и кто-то из самых разгневанных ему до кучи подзатыльник отвесил.
Парняга постоял пару остановок, побледнел ещё сильнее и упал, осыпался нам под ноги, как если бы это была цепочка или ведро картошки. Стали мы его поднимать, куртку расстегнули, рубашку расстегнули, а под рубашкой бинты и они кровоточат. Приехали мы на остановку, тетка эта всех растолкала и как пустилась из вагона галопом, только её и видели. Вынесли мы парня из вагона, дождались мы врачей. У пацана, оказалось, швы послеоперационные разошлись. Сознание он потерял скорее из-за болевого шока, когда его разгневанный правильным своим праведным гневом народ от места его сидячего отрывал, толкал и подзатыльники отвешивал. Увезли его в общем на скорой швы по новой зашивать, жить, говорят, будет, если, конечно такое же правильное и праведное в своём гневе общество по пути домой в вагоне не повстречает.
Да если бы я знал заранее, что вот так все обернётся, я бы такси ему оплатил. И каждый из присутствующих в том вагоне, и даже та мадам, мне думается, без колебаний поступили также. Только поздно уже об этом. Что сделано, то уже произошло. И если ты требуешь у кого-то уступить себе его сидячее место, а тот говорит, что, мол, не имеет возможности, не спеши рубить с плеча. Как знать, возможно, недолго постояв до своей остановки, ты спасёшь чью-то, если не жизнь, то здоровье.