akimov_sasha : День знаний

Автор категорически против наркотиков. Наркотики зло. Фу-фу-фу. Наркоманы долбоебы. Никому не рекомендую, не советую. Держитесь от наркотиков как можно дальше.
Ни в коем случае не пропаганда, скорее напротив, попытка отвадить от приема.


Сегодня первое сентября. Так уж вышло, что у нас с Толяном выходной. Мы взяли с собой Игорька на всякий случай. Чтобы был кто-то более-менее в своем уме. Ему пробовать даже не стоит, он и так уже на антидепрессантах и антипсихотиках, от которых хуй не стоит и язык заплетается. В начале года он вышел из психушки. Толян в начале года чуть не помер из-за проблем с легкими, а я только летом был разок простужен. Такие вещества следует принимать, только если ты не имеешь психических расстройств и здоров. Больному или ослабленному человеку будет тяжело находится в странном состоянии на протяжении 10-12 часов. А человек с расшатанной психикой просто не сможет совладать с изменяющимся миром. Для дурака – это может быть плохим опытом.
Мы пришли по рельсам к старым немецким домам на границе заповедника. Сели там в самодельной беседке на лавочку. Достал мескалин, рассыпал белый порошок в две маленькие бутылки с водой. Хорошенько взболтал. Мы напортачили с дозировкой и методом приема. Нужно 0.3 г и принимать в два захода, половину сразу, остальное еще через 15-20 минут. А я бахнул нам по 0.5 г и мы выпили все сразу, заев шоколадкой, ибо раствор горьковат. Игорек только смотрит.
Мы пересели на детскую площадку и не ощутили никакого эффекта. Решили, что не сработало. Сидеть было скучно, поэтому мы пошли по дороге в сторону Озерков. По пути нас стало слегка подташнивать, появилось головокружение. Меня пробило на речи о декриминализации наркотиков. Ведь спецслужбы и полицейские ловят каких-то курьеров, иногда задерживают мелкие партии наркотиков. Сажают на невероятные сроки школьников, зарывающих клады. Показательно сжигают пару пакетиков с травой. Занимаются созданием иллюзии бурной деятельности. Но фактически нелегальный статус наркотиков лишь создает и укрепляет огромные теневые рынки. Такой рынок и существует лишь потому, что на вещества есть спрос, так почему бы не взять его под контроль, а не притворяться борцами со злом. Та же история с проституцией. Борделей полно, все ходят к шлюхам. Но у нас, видите ли, это запрещено. Поэтому товарищ майор будет брать на лапу за крышу или, если он дохуя честный, оштрафует работниц. Никого не интересует, что все эти фиктивные меры происходят за наш счет, с наших налогов берутся деньги на эту псевдо-важную борьбу. Коррупция на всех уровнях власти, произвол, низкий уровень грамотности населения – приводят к огромным раздутым бюджетам наркоконтроля. А наиболее выгодным было бы сделать в обоих случаях легализацию. И с этого получать в казну горы денег с налогов. Но у нас такого не случиться, у нас ведь скрепы духовные.
Мы прошли по берегу одного из Шуваловских озер, мимо кладбища. И я вспомнил, как у нас устроена реанимация. Когда моя бабушка умирала, у нее был инсульт, залито кровью 60-70 процентов мозга, а ее держали с трубками в легких почти неделю. Непонятно зачем. Неужели нельзя сделать, чтобы родственники взяли на себя ответственность и позволили отключить искусственные методы поддержания жизни. Ведь очевидно, что человека уже нет, ему кранты, а чудес не бывает. В нормальных странах все эти вещи урегулированы законодательно. Кое-где даже есть узаконенная эвтаназия. А мы как в каменном веке, будто дикари. Я бы так и продолжал полу-либертарианскую заумь тараторить, если бы не начали действовать вещества.
Мы шли вдоль берегов озер и долго выбирали приличное место с лужайкой. В основном все загажено мангалами, мусором, шумными детьми. Нашли достаточно уютное место прямо напротив станции метро «Озерки». Там пляж чуть более цивилизован. Есть жутковатые раздевалки с висящими использованными прокладками, конечно. Но в противовес умиротворяют водная гладь, люди играющие в волейбол, и милая псина бегающая рядом. Наконец мы уселись на траву. Я откинулся на спину. Облака стали неописуемо хороши. Они, как цветные стеклышки в игрушке «Калейдоскоп» меняли узор. Совсем не хаотично. Они кучковались в гиперкубические формы, которые проходили друг сквозь друга. И скручиваясь в себя, дробились на более мелкие. Было очень сложно понять, где начало процесса и чем он кончиться. Все небо превратилось в подвижные бесконечные фрактальные узоры.
Я чувствовал, как дрожит земля. Но разум подсказывал, что такой дрожи быть не может и это просто фальшивые чувства перед тем, как забыть чувство тела. Оглянувшись, я увидел, как неподалеку от нас паренек стоял рядом с заведенным мотоциклом. Это звук двигателя моим восприятием трансформировался в ощущение физической дрожи. Через небольшой промежуток времени, я уже совсем забыл о теле. Ничто телесное мне стало неинтересно. Я потерял ощущение границ тела. Только визуально можно было понять, где заканчиваешься ты и начинаются остальные.
Неподалеку бегал красивый пес – лабрадор-ретривер. Он был фиолетового цвета, только для меня. Я отдавал себе отчет, что таких окрасов не бывает, и что он скорее всего рыжий по-настоящему. Мне очень хотелось его разглядеть поближе и погладить. Ведь я люблю песиков. Мне показалось хорошей идеей послать Игорька за чипсами. Мне самому было лень вставать, и я не хотел иметь дел с деньгами – это мне казалось слишком приземленным и разрушающим магию происходящего. Чтобы не обесценить свой опыт, я остался на месте, а Игорек метнулся в ближайший супермаркет. Когда он вернулся, псина была заманена, аромат чипсов ее привлек. Я поймал собаку, гладил шерсть на загривке и за ушами. Вблизи этот друг человека оказался нормального цвета – золотистого. Как выяснилось из этого эксперимента, собака меняла свой цвет на неестественный, насыщенный маджентой, только на расстоянии.
Мое внимание сместилось с вышних далей, до земной тверди. Тут веселились люди, была зеленая трава, песок, и вдалеке деревца. Трава тоже стала кружиться и разваливаться на повторяющийся фрактальный ковер. С песком ничего подобного не происходило. Люди вообще никак не поменялись, вероятно, потому что под них отведен другой участок мозга, который действие мескалина не затрагивает. Я стал есть чипсы. Не совсем понятно зачем, голода я не испытывал. Поразительным казался сам факт того, что у меня есть рот, им можно пережевывать пищу, а затем еще ее и глотать. Это приходилось себе напоминать и отдавать приказы в каждом отдельном действии. Буквально осознавать, что тебе нужен такой-то объем пищи, его можно поместить в рот. Прожевать. Почувствовать вкус. Проглотить. Как эта кашица движется по пищеводу и оседает в желудке. Хорошо хоть не приходилось отдавать приказ на переваривание. Занятные чувства, когда тело на грани отделения от разума. Ты воспринимаешь свою физическую оболочку как бы со стороны. Не более чем машину, которой надо управлять. А местами ты очень слабо представляешь, что творится с твоей физиологией. И вдруг тело напоминает о себе, будто издалека, подает сигнал, пора опорожнить мочевой пузырь. Вставать с лужайки очень не хочется, вся физиология будто очень далеко. Меня переполняют прекрасные светлые чувства, мне настолько хорошо, что из глаз начинают идти слезы. Появляется еще одна причина дойти до супермаркета, купить там бумажных носовых платков, ну и конечно же, не обоссаться посреди улицы. А это серьезная задача, сопряженная с множеством трудностей. Ведь тогда я стал максимально бесполезным членом общества. Счастливым, да. Но очень странным на какое-то время. Ты прекрасно понимаешь, что нужно делать, где ты, и куда тебе. Но мир видоизменился из-за неправильного восприятия, и ты становишься гораздо пассивнее, чтобы лишней фигни не сотворить. Надо подняться по лестнице. Надо перейти пешеходный переход. Светофор не показывает зеленый целую вечность. Зебра кажется бесконечной. Разум воспринимает отношения одних вещей к другим в пространстве – скорее не точными расстояниями и не положением. А распределяет предметы по значимости, насыщенности, важности. Трехмерность пространства значительно искажается. Ты уже не можешь с уверенностью сказать, левее или правее нужное здание. Но суть в том, что ты знаешь, что мир не поменялся. Значит все еще можно ориентировать по зданию. Поменялось лишь восприятие у тебя внутри. И ты совсем не путаешься в пространстве. Само понимание ориентирования и создания трехмерной карты не было упразднено, просто тебе стали неинтересны положения предметов или их масштабы в перспективе. Тебе больше интересны смыслы и потому, например, зебра на переходе наделяется фальшивой бесконечной длиной.
Торговый комплекс похож на хаотичный лабиринт. Всюду на стенах реклама с изображением рыжей женщины с распахнутым ртом в фальшивом удивлении. Выглядит это омерзительно. С большим трудом мы нашли туалет. Я зашел в кабинку. Трудно отлить в таком состоянии. Хуй где-то далеко. Пол под ногами вспучивается, потому что ровная кладка плитки скучна. Унитаз слегка меняет форму. Но я справился и даже не обоссал себя. Идем за платочками в супермаркет на первом этаже. Очень сложно их обнаружить, мерчандайзинг на низшем уровне. Никакой логики в выкладке товара не просматривается. Да еще со всех сторон напирают яркие упаковки. У очищенного человека это отбивает любые желания и уже не хочется ничего покупать, поскорей бы схватить то, за чем пришли, и убежать из этого ада. Кошмар довершает невыносимая безликая музыка. Меня успокаивает только чеснок. Сначала мы шли вдоль витрины с овощами и фруктами. Я трогал шкурки авокадо, гладил помидоры на веточках. Приятнее всего оказалось запустить руки в кучу чеснока. Его шелестящая сухая структура упоительна. Парни как раз нашли носовые платки, когда я уже подбрасывал в воздух шелуху от чеснока и хихикал. Анатолий говорит, что надо купить питье. Хоть мы сейчас и не чувствуем жажды, но на самом деле организму необходимо побольше воды. Мне трудно выбрать что пить, точно не алкоголь и не лимонады. Мы остановились на простой воде без газа. Застряли у кассы. Я не могу ничего купить, потому что цифры, кнопки, бумажки с номиналом, мне все это кажется ничтожным и скучным. Но ощущение замкнутости, путаницы и неуюта нас поторапливает. Хочется скорее на простор. Анатолий расплачивается. Я не хочу говорить с кассиром, потому что стал в добавок ко всему жутко косноязычным и подбираю очень странные слова для выражения своих мыслей. Очень малоупотребимые обороты так и хлещут из меня. Я не ищу простоты в языке. Коммуницировать со мной, пожалуй, было тогда невыносимо. Поэтому мы все больше молчали. Мы вышли у метро. Там полчища людей. Все куда-то несутся. Вокруг какие-то деревянные лотки с ягодами. Вся эта суета угнетает и хочется вернуться на лужайку. Из метро вышли двое полицейских, очень мелких. Не из-за галлюцинаций, как я уже говорил, люди не изменились нисколечко. Это действительно невысокие щуплые мальчишки в форме. Я показываю на них пальцем и говорю: смотри какие мелкие. Анатолий удачно шутит: это специальные менты – для мелких правонарушений. И мы ржем чрезмерно громко. Это кажется смешнее раз в десять, чем на самом деле. Очень трудно перестать смеяться. И снова слезы из глаз.
Мы вернулись к озеру. Собака все еще фиолетовая. А трава и небо продолжают виться узорами. У меня заиграла мелодия звонка на телефоне. Но я не ответил. Отключил телефон и отдал его Игорьку на хранение, нет желания пользоваться гаджетами. Еще несколько часов мы валяемся на траве и робко размышляем, чтобы не испортить друг другу впечатления, у каждого ведь разные глюки. Вероятно, их качество зависит от опыта и того, насколько интеллектуально развит человек. Нервный, пугливый, недалекий не сумел бы получить интересных впечатлений. Скорее всего такому человеку стало бы очень некомфортно. Из-за непонимания работы мозга и того, как строится восприятие, глупец бы не смог спокойно отнестись к сильным изменениям всех чувств и принять это как занятный опыт. Неописуемое ощущение святости и бестелесности приносит радость. Ты понимаешь, что это не навсегда. Этот особый взгляд на все, будто впервые. Непередаваемое чувство новизны. Правда, с изменением температуры, приходится опять применить разум и гаджеты. Солнце близится к горизонту, скоро закат, очевидно становится холоднее. Я этого не ощущаю, но посмотрев на наручные часы, понимаю сколько времени. Напоминаю себе в каком положении нахожусь по этой оси координат. Спрашиваю какая сейчас температура, услышав ответ, надеваю куртку. Легко можно выйти из положения, лишившись даже возможности ощущать рецепторами кожи сигналы об изменениях температуры. Слепые начинают хорошо слышать и у них усиливается чувство тела. А под мескалином чрезвычайно сильны именно зрительные впечатления. Остальные чувства приглушены и находятся как бы в услужении у зрения. И могут быть вызваны лишь по прихоти владельца тела. Ты не становишься тупее, как от легких наркотиков, вроде марихуаны. Мыслишь вполне ясно, можешь отличить плохое от хорошего. Личностных изменений не наступает, возможно только усиление характеристик, которые и так уже есть. В основном, из-за этого и не стоит людям с отклонениями пробовать подобные вещества.
Начало темнеть, мы поднялись и пошли в сторону дома. Немного пройдя, мы присели на лавочку у входа в баптистскую церковь. Быть чистым и отвлеченным от бренности хотя бы на время – это прекрасно. И это несовместимо с тем, чтобы быть полезным членом общества. Ведь ты так погружен в блаженное созерцание, что тебе не заставить себя сделать что-то, чего от тебя хотели бы другие. Ты не понимаешь желания кому-то угодить. У тебя пропадает чувство долга, веры, чести; и прочая фальшивая хуйня просто спадает с тебя, как шелуха. Ты по-настоящему свободен и воистину бесполезен. Ты свят.
Верующий не сможет получить чистый красивый опыт, потому что запрограммирован на определенную веру и чудеса. Полноценный опыт возможен лишь, если ты скептик и хочешь быть просто свидетелем чего-то нового. Кастанеда был заражен мистикой. Хаксли поражен буддизмом. Они и описывали только через призму своих воззрений и облекая все в термины соответствующие их личным предпочтениям.
А церковные служители во все времена совершают жалкие потуги, чтобы хоть краешком глаза взглянуть на такой мир полный святости и красоты. Они мечтают приобщиться к такому возвышенному отрешению от плоти, самоистязаниями, постами, блеском иконок с обратной перспективой, сиянием свечей. Но все тщетно.
Продолжаем свой путь. Я точно знаю в какой стороне мой дом. Так уж получилось, что я мужчина и мой мозг настроен на построение карт и маршрутов. Но ориентироваться, отталкиваясь от положения примечательных зданий, мостов, дорог – временно не могу. У меня вся архитектура закружилась в танце. Пространство настолько искажено, что улицы кажутся шире, вывески ярче, реклама более отталкивающей. Уже стемнело. Это не мешает идти точно к цели, как ни странно. Уже много часов мир не является нормальным, это начинает слегка утомлять. Рациональная часть разума, говорит, что сейчас бы уже прекратить пора этот праздник искажений. Но не сидеть же на месте и ждать пока эффект закончится, надо потихоньку делать обыденные дела, как минимум добраться до дома и постели. Слегка тяготит, что не можешь поделиться со своими спутника ощущениями, можешь только описать что-то бедно словами, или ограниченно текстуально, как я делаю сейчас. А ведь шизофреники всю жизнь испытывают какие-то видения, ощущения, звуки отличающиеся от общепринятых. Все время быть в ненормальном состоянии, наверное, очень трудно. Мескалин, конечно, высший наркотик. Он не дарит отупения или забвения, как алкоголь. Не награждает фальшиво, как никотин. Не бодрит, как кокаин. Не заставляет суматошно плясать, как метамфетамин. Не вводит в безумие, как кислота. Не приводит в эйфорию, как экстази. Он делает тебя на время святым и чистым. Но действует непозволительно долго.
Спустя несколько километров моих размышлений, вслух и внутренних, мы пришли к очередному светящемуся рекламой торговому комплексу. Нашли в нем туалет и отлили. Член опять кажется никчемным отростком. Меня пробило презрение к себе, и ты вот этим тычешь в отверстия других людей для получения удовольствия. Пока ждали троллейбус, который отвезет Толяна домой, я прилег на лавочку у остановки. Набрал по памяти, номер девочки, которую любил, когда ей было 14. Она была открытым любознательным ребенком, почему-то захотелось поделиться с ней своей нынешней чистотой. Описал ей некоторые свои ощущения, но она сказала, что я дурак. Похоже, и ее уничтожило взросление, теперь это скучная бабенка. Анатолий уехал, а мы с Игорьком направились к нашим домам. Я забрал свой смартфон у сопровождающего, прежде чем распрощаться.
Дома включил свет в прихожей, и он показался чрезмерно ярким. Телесность стала потихоньку возвращаться из отпуска. Меня стала мучить жажда. Я поставил графин с водой на рабочий стол. Включил на 4k HDR телевизоре YouTube и принялся смотреть смешные видеоролики. Они будто намного смешнее, чем есть на самом деле. В обычном состоянии, я бы мог их посмотреть с каменным лицом, максимум улыбнуться. А тут я даже пару раз рассмеялся в голос. Наконец, мне захотелось поесть. Да чего-нибудь дурацкого. Острые чипсы макал в шоколадную пасту и закидывал в рот. Запивал это свинячье кушанье просто водой. Видео мне быстро надоели. Я включил компьютер и открыл недавние фото, сделанные мной. Девочка Ада. Ее лицо буквально изливает на меня красоту. Идеальная кожа с чистыми порами. Темные густые брови. Большие сияющие глаза. Изящная форма губ. Штрихи скул и носа. Все это гармонично складывается. Задний план приятно размыт, боке играет, как живопись пуантилиста. Наверное, полчаса любуюсь этой нежной гармонией и красотой. От взгляда на молодое привлекательное лицо мозг буквально балдеет. Но не в смысле физиологических оргазмов, с брызжущей всюду спермой, а возвышено.
Решаю, что все-таки пора ложиться спать, уже начинаю чувствовать усталость, почти весь день на ногах. Становится ясно, что скоро отпустит. Квартира кажется залитой светом, хотя горят всего две лампы. Иду в туалет. Пространство искажено легкой бочкообразной дисторсией. Но пол уже не пляшет под ногами, а унитаз не меняет форму. Управление мочевым пузырем осуществляется уже более уверенно.
Часа в три ночи я уснул. Сны не были какими-то необычными, под утро даже немного эротических. Как проснулся, занялся обычными делами. Сходил в магазин за продуктами. Легкое утомление от большого количества ходьбы – единственное, что можно назвать негативным эффектом после вчерашнего.