Федор Михайлович : Отшельник Шамиль

Когда мы спустились с обледенелого перевала к озеру, было уже 7 вечера. Настроение усугублялось еще тем, что останавливаться здесь на ночлег тоже не очень то хотелось, газ в баллонах у нас кончился а дров в радиусе десяти километров не было. Не долго думая решили спустится вниз к показавшимся в дали лиственницам. Темнело быстро, мы ускорили шаги. Рюкзаки начинали несчадно давить на плечи, потому как не хотелось тратить время на их регулировку и вообще останавливаться хотя-бы на минуту. Тропа вывела к ледянной речке выбегавшей из тальника. Пройдя брод и вымочив ноги, помчались еще быстрее к медленно начинающим приближаться деревьям. Вот сейчас дойдем сразу же будет тепло и сухо, отдавалось в мозгу с каждым усиливающимся ударом сердца. Вот еще немного, еще…
К зоне леса уже подошли освещая себе путь фонарями. Было ужасно темно, тучи заполонившие все небо, сопровождали нас уже четвертые сутки. Если сейчас еще вдобавок ко всему пойдет дождь то будет вообще хуже некуда.
Хвоя загоралась порохом, сырое дерево же не хотело гореть ни в какую. Сухие вещи тоже оказались влажными и холодными. Ничего не оставалось как только перекусить холодной тушенкой укутаться в спальник и засыпать согреваясь своим естественным теплом, наперед, само сабой, закинувшись грамм по 150 водки для профилактики простуды.
Где-то здесь в этом краю, согласно карте, должна стоять охотничья избушка. Завтра утром обязательно найдем ее и устроим дневку. Мысли о жаркой печке и горячей пище согревали нас сильнее чем водка.
Утро было ужасным. Пять градусов тепла. Нас трясло от холода. Одев мокрые ботики и наскоряк собравшись пошли вдоль реки. Трава, мокрая от ночного дождя, была по грудь. Тропа пропала куда-то навсегда. Выбравшись из речной низины, мы увидели крохотную избушку, наверное два на три метра, с плоской крышей, но самое главное из трубы валил дым.
- Хозяин! – Заорал мой попутчик. – Есть кто дома?
Дверь оббитая рваным на тысячи раз залатанным брезентом отворилась и в проеме оказался высокий худощавый старик с обросшей седой головой. На бороде висели какие-то опилки и остатки от пищи. Он стоял переминаясь с ноги на ногу босиком, ногти на ногах все были изрыты грибком.
- Здравствуйте. – Сказал он весьма дружелюбно, было видно что он был еще изрядно в хмелю после вчерашнего. – Я только что печку затопил. Заходите сушитесь давайте. Сейчас все в шесть секунд высохнет.
Мы конечно не заставили себя долго уговаривать. Моментально все нутро избушки было завешано нашими кофтами, рубахами, майками, штанами, носками в общем всем что только можно сушить. Теперь успокоившись можно было осмотреть избенку. Печка была сварена из железа и стояла на кирпичах, Нары тянувшиеся от одной к стене к другой, занимающие добрую треть помещения, маленький столик без одной ноги, вот и все.
- Так ты че, дед, один тут живешь или как?
- Один. Я уже с семьдесят пятого года тут обитаю. Раньше у меня изба путняя была, на слиянии рек стояла. Да медведя два года назад завалил – лес надзор нагрянул менты там всякие, ружье отобрали, избу сожгли. Нехуй тут делать, говорят. В браконьеры записали. Ну а я хуле еще делать, сюда переселился.
- Бухать будешь, дед? – спросил Жека, разморившись от тепла и вольготно растянувшись на нарах.
- Да, блядь, жрать че-то охота., пиздец!
- Сейчас все сделаем.
Примерно через час мы сидели на улице и хлебали суп с макаронами из закопченой кастрюли.
- Ох, ребята, - приговаривал дед, - мне вас сам бог послал. Я уже думал с голода тут подохну. Хотел уже на сеноставок пели идти ставить.
- Скажи хоть как тебя зовут-то, а то мы все дед, да дед.
- Владимир Власов. Вообще меня тут все в округе Шамилем называют.
- Ни хера себе! Террорист что ли?
- Да нет. Это еще с детского дома ко мне прицепилось. Когда голод был. Я голубей с рогатки стрелял и…, - дальше он рассказывал как их готовил каким-то совершенно хитрым рецептом, закапывал в землю, что-то там костер разжигал и все такое. При чем тут Шамиль мы так и не добились ответа.
Помывшись побрившись в реке, Жека вытянул руки в стороны и вздохнув свежего горного воздуха сказал:
- Хоть на блядки не иди!
- А че, надо? – послышался голос Шамиля из избушки, - а то тут есть одна.
- Да ты что? Сколько ей лет?
- Шесть, - хихикнул Шамиль.
- Хуясе! Медведица что ли?
- Ага! – Шамиль вышел из избушки, видимо для продолжения разговора о медведях.
- Не. Медведица нам нахуй не нужна.
- А че ты так. - Острил старый зоофил, - Медведицу разделывал когд-нибудь, ну в смыле шкуру снимал?… Нет? Так вот прикинь, когда шкуру снимишь, хочешь верь, хочешь нет – хуй стоит! Нет, ну серьезно! Вот прям как баба голая перед тобой лежит. Хоть за сосну не иди да не дрочи! Серезно…, да хуле ты лыбу то тянешь!
Мы хохотали, охуевая втихомолку над желаниями старого отшельника.
- Шамиль, говорят что сейчас вброд не пройдешь надо до Тургусунского озера обходить, вода высокая.
- Где?!! Тут?!!
- Да.
- Да ну нахуй!! Хоть сейчас, блядь, в легкую!
Как мы в последствии убедились, брод был действительно не глубоким и вполне проходимым.
- Покажи как до водохранилища лучше дойти. – Спрашивали мы его, всучивая ему карту под нос.
- Да нахуя мне ваша карта, епта! Вот, через реку пройдешь, и на вот тот перевал ебанешь, не перепутай блядь, а то выебешься нахуй в сопли. Значит поднимешься и от туда водохранилище как на ладони. День пути.
На этот раз хоть и было видно водохранилище но идти напрямую мы до него отказались. Это уже несколько иная история, смысл остается в том что на голову Шамиля по этому поводу было сыпано куча проклятий и матов.
Потом после того как мы вывесили просушивать тент т палатки и спальники, он нам рассказывал о своей жизни, разбавляя свой рассказ фразами типа: «Ну че уснул! Давай начисляй уже!», «Наливай а то уйду», «Че-то Федор Михайлович вообще мышей не ловит. Лей, хуле…!». Он рассказывал о том как был детском доме, что у него шесть ходок, все исключительно за подделку документов. Потом он уже сказал что первый раз сел за кражу, второй что кого-то избил. Есть квартира в местной районном центре, но жить он там не хочет, типа жизнь здесь его привлекает больше. Квартиру свою не хочет отдавать дочери наркоманке, которая «шалавится по всему городу, сука». На наш вопрос чем он живет, Шамиль сказал что сбором золотого да маральего корня, раньше шкурки еще сдавал. Да и вообще что ему нравится жить вот так. Это все проходящие туристы да охотники думают что он в нищете. А на самом-то деле: «Я, бля, Федор Михалыч, по золоту ходил. Я на такси ехал, а следом на таксях моя шапка ехала. Я видел жисть со всех сторон, ебана в рот! И ни хуя в той жизни заебательского не видел, деньги это грязь ебучая! Да хуле спрашивать – каждый дрочит так как хочет! Вот так вот, и неебет!». Потом он завис не надолго и заплетающимся языком начинал читать стихи Есенина: «Вы помните, вы все конечно помните…».
- Не, вот я поражаюсь, как заябись что вы мне встретились, а! Вы это как дальше пойдете мне крупы какой-нибудь оставьте стакан хотя бы, а?
- Само сабой.
- Я же, это заябись все… Встретил. Не ору же «заябу – зарежу». Я по человечески, вы по человечески – вот чо главное-та. Праилньо-же…?
К шести часам вечера он уже был пьяный в доску.
- Ложитесь, ребята, спать. Я тут под нарами. Тока спальник мне мой дайте.
Мы среди вонючего ветхого тряпья отрыли что-то похожее.
- Оно?
- Ага.
На улице была прекрасная погода. Тучи разогнал ветер с севера. Мы находились в речной ложбине между гор, кругом росли огромные лиственницы, внизу шумно текла небольшая речка, вода в которой была гораздо чище прозрачней и холодней чем та которую вы видите у себя из под крана дома. Рыбачить не хотелось, не смотря на то что здесь много хариуса.
Попили чаю и пошли спать. В избушке была непроглядная темень, только снизу раздавался душераздирающий храп Шамиля. Обсудив наши действия на завтра мы начали укладываться.
Но поспать нам не удалось.
Проснулся еще не протрезвевший Шамиль и заявил нам что мы совсем охуели даже не буханув ложимся спать. Я припрятал остатки водки, поскольку путь еще предстоял не близкий.
- Давай, спать уже. Кончилась водка. Завтра нам вставать рано.
- Дайте хоть сиарету что ли. – Не унимался старик. – А в общем нахуй… У меня табачок заибательский. Ваши сигареты это как онанизм. Вот моя сигаретка – выкурил - как мяса поел.
Пыхтя и кашляя в течении получаса он закручивал и облизывал самокрутку, затем тормошил нас и просил спичек, при этом все время бухтя как заябись что мы набрели на его избушку и не дали ему сдохнуть от голода. Рассказывал как «остахуели» охотники зимой, что пиздят в его избе заначенную соль, когда его нет. Говорил что он очень знаменит, общался и с американцами и с итальянцами – в каком они восторге от здешних мест и от его собственной персоны, и что какие они долбаебы потому что таскают с собой воду, которой и так здесь дохуя и она гораздо чище чем у них во флягах. Когда же он понял что его ни кто не поддерживает в разговоре, и решив видимо что мы пим, он раскупорил упаковку халвы, оставленную нами на столе после чаепития, и громко сопя начал ее долго и занудно есть пока не прикончил полностью. Напоследок, продекламировав себе под нос своего любимого Есенина («Вы помните вы все конечно помните…»), он вырубился.
Утром Шамиль проснулся из-за наших сборов. Мы снимали все свои вещи с веревок, упаковывали весь провиант, сворачивали спальные мешки.
- Ну что, погнали уже? – Спросил он, глядя на нас, уже собранных и готовых к выходу.
- Да, Шамиль. Спасибо за все. Мы там тебе оставили в избушке кое-чего. Счастливо.
- Ну.
Мы перешли реку в указанном заранее месте и начали подниматься наверх по огромным каменным валунам. Оглянувшись назад, я увидел где-то вдалеке маленькую избушку и Шамиля, который курил у дверей самокрутку и видимо уже долго смотрел нам в след.