Алексей Проза : Спи

Я бреду по одной из маленьких улочек, которые отходят во все стороны от La Rambla. Завтра самолет заберет меня назад в Киев. К тому, чем я занимаюсь последние 15 лет – big и не очень рекламным идеям, потребительским инсайтам, сценариям тридцатисекундников, слоганам, фокус-группам и бесконечным клиентским комментариям. А еще к депрессии. Бездонной, как глотка алкаша. Неделю назад я был в трушном борделе в Валенсии. Рыская по старому кварталу в поисках гашиша, я встретил юную испанскую красотку, которая буквально за член утащила меня в одну из маленьких комнатушек в ближайшем доме. За вполне доступный прайс. Кроме изящного тела самой испанки я отметил минимализм убранства – узкую койку, умывальник и биде. Процесс был построен так, что верхняя часть тела не пачкалась. Закончив сеанс обслуживания, девушка подмылась, натянула тесные шортики и вышла со мной на улицу за следующим клиентом. Три дня назад я купил у африканца на набережной таблетку экстази. Проглотил, запив радлером. Потом сидел с закрытыми глазами на причале среди сияющих яхт миллионеров, свесив ноги в воду и наслаждаясь первой волной эйфории. Из неги меня вывел шорох. Мгновенно открыв глаза, я обнаружил возле себя замершего в неестественной позе бородатого испанца. Он тянул руки к моему рюкзаку. Который я совершенно по-лоховски положил рядом, а не на колени. Пошел нахуй! Сказал я испанцу, резко дернув рюкзак на себя. В следующий раз открываю глаза от того, что кто-то деликатно трогает меня за плечо.
Архетипичный раста-африканец с дредами и глазами, которые почти светятся красным светом в барселонской ночи. У него ко мне интересное предложение – 4 грамма отборной индики за 20 евро. Это в два раза ниже местных цен. Шишки оказываются реально крутыми. И за следующие три дня я скуриваю только два грамма, у меня остаются еще два. Завтра самолет. Везти через все пункты секьюрити стремно, а выбрасывать – жалко. И я решаю в последний день перед отлетом поиграть в уличного пушера. Ты понимаешь, зачем я это рассказал? Чтобы нарисовать портрет декадента среднего возраста без семьи, особых денег и внятных планов на будущее. Уставшего 40-летнего чувака, который старается изо всех сил, доказывая самому себе, что все еще жив. И вот я придумал интересную игру. Сегодня я уличный дилер. Одна сигарета времени уходит на разработку стратегии продаж – банчить не там, куда ходят за стаффом туристы и где конкуренция составляет три барыги на квадратный метр. А ходить самому по достопримечательностям, определять target audience и ясно доносить message. И, конечно же, продавать по завышенным за доставку ценам. Первыми моими покупателями становятся три британских студента, которых я подлавливаю прямо возле туристического автобуса на Plaza de España. Моя цена кусает даже их, покрытые лондонским жирком, бока. Парни в городе всего на несколько часов и плотно привязаны к своему автобусу. Потому у них нет возможности поискать дешевле. Я это хорошо понимаю.
И они тоже. После короткого совещания юные бритиши протягивают мне несколько банкнот. Минус грамм. Я иду дальше, бормоча под нос мантру «weeds-weeds-marijuana». И вижу ее – идеальную покупательницу. Девице на вид где-то
22. Одета в хорошие, но не очень чистые шмотки. Волосы растрепаны, глаза словно покрыты пленкой из хрусталя, в плотно забитой татухами руке – бутылка местного пива. С пассажиркой все ясно. Подруливаю со своей мантрой. Ее зовут Валентиной, она из Милана, почти не говорит по- английски. И да, спасибо, но марихуана у нее уже есть. А еще есть немного крека, который она предлагает вместе раскурить. Заплатить ей за это несколько евро, а потом пойти пополнить запасы на флет неподалеку, где торгуют всем на свете по нетуристическим ценам. Заманчивое предложение. Но я отвечаю, что, мол, давай сначала покурим, а там будет видно. Видно становится минуту спустя – ни капли не парясь, чувиха садится на брусчатку, достает из сумочки стрем-пакет, из него – маленькую пластмассовую бутылку с фольгой на горлышке и отверстием сбоку. Я даю ей 5 евро.
Она ловко скручивает купюру в трубочку и вставляет в отверстие. Из недр стрем-пакета появляется красивая стальная баночка. Валентина откручивает крышку, достает маленький белый камушек и ломает на две части. Щелчок зажигалки, на мгновение бутылка наполняется густым молочным дымом, который тут же исчезает в легких итальянки. Жизнь камушка крека короче и трагичнее жизни мотылька, думаю я. Девушка кладет на фольгу оставшуюся половину и передает бутылку мне. Я следую ее примеру.
Голова наполняется звенящей пустотой. Мне вдруг совершенно резко и отчетливо становится похуй на то, что жизнь не особо удалась. Что у меня нет семьи и что карьера рекламного креатора давно пошла под откос. Я отдаю бутылку назад, закуриваю сигарету и расслабляюсь. Мимо пробегают рандомные ноги прохожих. Валентина что-то рассказывает на итальяно-английском суржике. Я не слушаю.
Через какое-то время стартуем в сторону флета. Мне интересно увидеть барселонский притон. На киевские я насмотрелся еще в юности. Проходим через темные дворы, пахнущие гашишем, маленькие улочки, несколько раз меняем направление. По пути Валентина анонсирует ассортимент торговой точки: кокаин, крек и героин. Я отвечаю, что буду только кокаин. Договариваемся скинуться по 50 евро и поделить грамм пополам. Вот мы уже стоим перед дверью какого-то подвала. Девушка стучит в нее условным стуком, неожиданно похожим на футбольную кричалку «ди-на-мо-сдне-пра-ки-ев-ки-ев-у-ра». Открывает огромный, обсаженный всем своим ассортиментом, негр.
Смотрит на меня так, словно я сжег его деревню и поссал на пепелище. Валентина что-то говорит на испанском. Барыга явно мнется. Тогда я показываю сотенную купюру. Чувак приглашает жестом войти. Мы словно оказываемся внутри клише плохого голливудского сценариста. На секунду я задумываюсь о том, что, возможно, благодаря таким клише каждое новое поколение дилеров выбирает себе не только обстановку квартиры, но и стиль жизни. Происходит это, наверное, так. Просыпается условный Мганга ранним испанским утром.
Скоро на работу – убирать улицу. Парень задумчиво курит в окно, подставляя черные щеки свежему ветру. Вдруг – хуяк, и решает стать дилером. Ага, теперь мне нужна пустая бетонная хата с дырявым матрасом, думает Мганга (чувак тут же оказывается в стремном подвале с вонючим матрасом). А еще упоротая в усмерть герла на нем, чтобы пиздить и трахать (на матрасе появляется страшноватая объебошенная негритянка с синяками на руках). Теперь рабочий стол (появляется стол, засыпанный разноцветными порошками, будто мукой в пекарне). И плазма последней модели на всю стену (стена почти полностью пропадает за телевизором, транслирующим хип-хоп канал). Примерно такая картина открывается перед нами внутри. Еще закрытый наглухо шкаф в углу. Я почему-то уверен, что там мужская меховая шуба до пят. Здороваюсь с черной объебоской на матрасе. В ответ она приоткрывает один глаз. Дескать, привет и тебе. Валентина дает мне 50 евро, а я протягиваю дилеру 100. Итальянка что-то говорит ему по-испански и незаметно, как она думает, для меня подмигивает. Африканец прячет сотку в карман, отодвигает коматозную тушку своей девушки и запускает пятерню в дыру матраса. Оттуда появляются миниатюрные весы, вслед за ними – три прозрачных пакета с камнями и порошками. Чувак начинает отмерять кокаин из первого. Я подхожу ближе, чтобы видеть показания весов. Но Валентина вдруг не сильно, но настойчиво отодвигает меня в сторону.
Мол, подожди там. Нашла лоха, вот смешная. Я обхожу ее и опять приближаюсь к столу. На этот раз передо мной вытягивается во все свои два метра черный барыга. Что-то говорит по-испански и толкает рукой в грудь. Его подружка неожиданно приходит в себя и тоже на меня бухтит. Все ясно. Про себя я почему-то описываю ситуацию языком мусорского протокола. «Гражданка Италии Валинтина в приступном сговаре с групой ни установленых испанских неграв наибала гражданина Украины Алексея Прозу на пол грама кокаина». А я думал, мы почти друзья. Тем временем итальянка и неустановленный испанский негр дерибанят кокс. Негритянка упорото, но зорко следит за мной с матраса. После минуты манипуляций Валентина кладет что-то в свой стрем-пакет.
Наконец, подходит ко мне со щепоткой порошка на фольге. Мне не нужны весы, чтобы понять – там не больше, чем полграмма. И мы должны это разделить на двоих. Во мне просыпается злость. И еще кое-кто. Кем я был очень-очень давно. Тогда меня звали Дозой. Леша Доза – искренний отморозок. Он уверен, что бессмертен в свои 20. Ему плевать что, когда и в каких количествах глотать, колоть или нюхать.
За раз он может вмазать столько, что хватило бы отправить на радугу взвод куртов кобейнов, иенов кертисов и прочих сидов вишезов. Потому Дозу и зовут Дозой. Когда-то, еще в бытность пионером в наркоманских движениях, Лешу кинули пару раз. Но он быстро усвоил правила. И потом сам перекидал полгорода. Из-за чего как-то оказался в багажнике бандитской бэхи, везущей его на беседу в ближайшую лесополосу. Доза открыл тогда замок изнутри и выпрыгнул на скорости 90 км/ч. На память об этом остались россыпь шрамов на лице, сломанный нос и неприязнь к легендарной баварской марке. Всем морально-этическим метрикам Леша предпочитает пятикубовую машинку с резиновым поршнем.
Если пустая – зло. Если наполнена до краев забористым раствором – добро. И вот после 20 лет небытия Доза проснулся. С этого момента я наблюдаю за ним словно со стороны. Сейчас он делает вид, что чешет лоб. А сам облизывает ребро ладони. Берет карточку, пододвигает к себе фольгу с кокаином, чтобы поделить. Незаметно касается порошка влажной рукой. К ребру ладони прилипает больше половины камней. Лицо итальянки немного вытягивается, она не понимает, куда на ее глазах исчез кокос. Это тебе не Дэвид Блейн, детка. Это магия борщаговских притонов.
Оставшийся порошок Леша делит на две равные части и протягивает итальянке. Выбирай. Ей ничего не остается, как забрать один из кусочков фольги. Пока она прячет его в свой стрем-пакет, Доза ссыпает камни с руки на свою половину.
Затем чертит себе щедрую дорогу и разнюхивается. Африканец прикладывается к каждому из трех открытых пакетов, искоса поглядывая на Лешу с другой стороны стола. Валентина достает знакомую уже бутылку, кладет на фольгу кусок крека, от души посыпает коричневым героином, будто чеснок перцем, и курит. Подружка дилера опять впадает в кому. А Доза явно что-то задумал. Он дает барыге купюру и получает взамен камушек героина. Тут же смешивает его в одну дорогу с оставшимся коксом. Ах ты уебок, ты же меня убьешь! Сорокалетний мотор не выдержит! Но Леша меня не слушает. Он запускает со свистом коричнево белый коктейль по ноздре. Тут же делает глоток пива, расплывается по стулу на приходе, не выпуская бутылки из руки. Закрывает глаза, чтобы полностью раствориться в нахлынувшей волне. И заодно дает им привыкнуть к темноте. Которая наступает ровно через 10 секунд. Когда Доза выливает пиво прямо на разъебанную розетку у себя под ногами. От нее тянется шнур к телику – единственному источнику света. Теперь у Леши фора – его глаза готовы. А расширенные зрачки помогают видеть, как филину, пока остальные машут в темноте руками. Раз – телефон барыги уже в заднем кармане лешиных джинс. Чтобы нечем было светить. Два – Доза хватает со стола два ближайших к себе пакета (героин и крек). Три – тихо открывает дверь и выбегает на улицу. На все уходит около четырех секунд. Леша несколько раз сворачивает и удачно оказывается возле остановки с отъезжающим автобусом.
Запрыгивает в него, когда тот закрывает двери. И лишь потом замечает удивленные лица пассажиров. Их можно понять. Едва ли каждый день у них случаются попутчики с пакетом коричневого порошка в одной руке, и белого – в другой. И которые, хоть убей, не похожи при этом на заядлых кулинаров. Саундтреком к немой сцене звучит 50 cent из заднего кармана лешиных джинс. Это барыга наяривает на спизженный телефон. Отморозок выходит на следующей остановке. Телефон с неуместным уже саундтреком летит в ближайшую урну. Доза еле сдерживается, чтобы не заржать на всю ночную безлюдную улицу. А меня пронизывает дежавю такой силы, что я останавливаюсь и очумело смотрю по сторонам. Тут же списываю это на микс наркоты, который выжрал Доза и я с ним заодно. Моя съемная квартира находится в трех километрах. Это менее получаса пешком. Но Леше не хочется так быстро возвращаться назад в небытие. В первом же ночном магазине он покупает воду в маленькой бутылке, которая мгновенно превращается в руках торчка в бонг. Я опять начинаю за себя переживать. Но Дозе плевать.
Он присаживается чуть ли не на каждую скамейку, чтобы зарядить бутылку креком, посыпать сверху героином, травой и покурить. Дорога назад занимает три часа. Отморозок нагло тянет время. Он знает, что когда ляжет спать, то уже никогда не проснется. А проснусь вместо него я. Выброшу остатки наркоты в ближайший контейнер для сортировки мусора (героин – отдельно, крек – отдельно, трава – отдельно) и сяду в самолет. Возле самого дома дежавю усиливается настолько, что у меня кружится голова. Голова. Я повторяю про себя это слово и вдруг мгновенно трезвею. На лбу выступает пот, ноги подкашиваются. Я вспоминаю, что все это, вплоть до деталей, когда-то приснилось Леше. Я даже помню, когда именно. Он тогда сутки отсыпался на каком-то флету после затяжного винтового марафона. Вся эта работа в рекламе, два неудачных брака, другие страны, кризис среднего возраста. Дозу тогда потрясла реалистичность сна и проработка деталей. Но потом он вмазался и обо всем забыл. А через неделю поехал в село за маком, задержался на мутке и пропустил последнюю электричку. Решил идти пешком до следующей станции на пересадку. По пути присел на рельсы, чтобы отдохнуть и догнаться. Залип на приходе с сигаретой во рту. Да так сладко, что не услышал поезд. Ему тогда повезло дважды. Каким-то чудом товарняк не убил его сразу. А 12 кубов мака в крови помогли не умереть мгновенно от болевого шока. Состав тащил Лешу по шпалам почти 50 километров, 30 из них Доза был жив и чувствовал, как шпалы рвут его на куски. Так что до Киева он, конечно, доехал. Но далеко не весь. В гроб положили кусок головы с левым ухом и серьгой. Это все я тоже каким-то образом помню.
Присаживаюсь на скамейку и закуриваю. Выходит, назад в небытие нужно возвращаться как раз мне. Хотя я никуда и не уходил. Выбрасываю окурок и подхожу к зеркалу на двери бара. Оттуда на меня с вызовом смотрит бледный светловолосый молодчик. Доза лыбится и показывает палец. Мне становится невыносимо смешно. Я ржу в полный голос. Где-то открывается окно и раздается ругань на испанском. Но мне плевать. Мой живот сводит спазмами от мысли о том, что Доза умудрился кинуть даже смерть. Каким-то образом засейвился в собственном сне, дожил в нем до 40, купил квартиру в приятном месте, кропает концепции для рекламы. А по вечерам пишет рассказы под псевдонимом Леша Проза. Интересно, буду ли я жить вечно? И можно ли вообще умереть, если ты снишься мертвецу? И, самое главное, почему я даже мертвый должен послезавтра выходить на работу?! Что за бред?! Почему этот дохлый упорышь не мог сделать меня в своем сне олигархом или кинозвездой?!
Сейчас я чувствую себя слишком уставшим, чтобы обо всем этом думать. Нужно хоть немного поспать перед вылетом. Я поднимаюсь на второй этаж и вставляю ключ в дверь.

 
Памяти Никиты Крамарова, Кости Корнея, Славика Батискафа, Саши Птицы, Кеши Мертвого Космонавта, Юры Точки, Двухкубового Майка, Вовы Комиссара, Насти Саморез, Маши Паранойи, Антохи Грамма, Жени Полторухи, Коли Бешеного, Леши Бледного, Оли Коматоз,
Наташи Стендаль, Кости Кобейна, Тони Контроль, Саши Слепого Снайпера, Вовы Ложки, Насти Кнопки, Лизы Централки, Тоши Йодистого, Бори Домового, Кости Весового, Леши Реактора, Юры Квадрата, Боди Вируса, Дуни Менделеевой, Оли Красной,
Инны Марафон, Юли Ночной, Вовы Пилота, Жени Кошмара, Оли Приходной, Жоры Баяниста,
Вовы Попускного, Яши Поршня, Толика Тамтама, Андрея Стремного, Жени Кристалла, Жанны Ебнутой, Яны Пипетки, Саши Вмазки,,
Жоры Дознутого, Паши Мороза, Шуры Бодяженного, Дани Санитара, Коли Кубинца, Гоги Обратного, Саши Щелочного, Кати Фурик, Леши Мутки,
Маши Фосфорной Мыши, Лени Маковея, Кости Сезона, Коли Колюна, Маши Тыканки, Жени Луны и всех, кого унес яблочный ветер.

От Алеши Дозы.