Дикс : У одного деда

У одного деда завелись канализационные внуки. Хрипло матерясь, дед затарился дихлофосами, обмотался плёнкой в пупырышку и спустился вниз. Внуки попрятались по углам, притаились, затихли.
— Пшшш Пшшш — заговорили баллоны с дихлофосом. Дед травил с двух рук, бесшумно скользя тенью по оплесневевшим кирпичам подземелья. Внуки шипели и скукоживались.

Баллоны иссякли. Дед припал на колено, всмотрелся во тьму через призму десятка диоптрий. Внуки закончились. Баллоны спрятались в заплечный тюфяк. Старик направился обратно к люку, выбираться обратно, к жёлтому небу осенней судороги.

Но хруст за спиной заставил старика остановиться. Голова повернулась на морщинистой шее на двести семьдесят градусов. За спиной стояла аномалия "Почтальон". Сложно описать внешность аномалии, так как внешность формируется в сознании внемлющего и не существует объективно–самостоятельно абсолютно нигде.

— Здрасти, пенсия — знакомый голос прошелестел по плесневелым стенам канализации.
— Конечно, проходите — деловито пригласил дед, обманчивым жестом простирая руку в направлении люка.
— Нет, что вы, давайте здесь — аномалия хотела наглупить и облисичить, но старый получал пенсию уже не первый десяток и хорошо знал приёмчики тёмных.
— Сейчас, ручку принесу — дед с надеждой посмотрел на жёлтый диск открытого люка.
— У меня своя — парировала аномалия. — Распишитесь здесь. — Скользкая рука с неопределенным количеством пальцем протянула пожухшую бумажку. Дед присмотрелся — бумага сослужила приманкой несметному количеству жертв, старый не хотел присоединяться к стройному хору выстроившихся за аномалией покойников.
— Я вот тут фамилию пишу? — Нет–нет, только подпись, вот тут. Вот тут. Тут вот одну подпись. Фамилия уже написана, я написал. Нет, дату не надо, вот дата, я тоже её.. я всё уже написал за вас, только подпись. И вот тут ещё.

Делая вид что получает пенсию, старик сохранился в облако, надел резервные калоши (+10 к ловкости) и сунул бумажку в рот.
— НеНпЕрПаРвАиВлИьЛн!Ьо!НО!!! — заверещала аномалия. Приём удался, сбил с толку, нарушил привычный ход вещей. Деда окутал кисловатый запах капусты, потянувшийся из тьмы. Повеяло ветрами сомнений. Вспрыгнув на качели безумия, старый вытянул ноги, сжался, наклонился, вытянул ноги, сжался, наклонился, вытянул ноги, сжался, наклонился, вытянул ноги, сжался, наклонился — ход качелей усиливался, огоньки плесени мелькали на стенах сливаясь в созвездия и чертя белые полосы. — оОтТдДаАй!й!! — многоголосая аномалия утратила форму, подобно слезоточивому газу заняла всё пространство, впитывалась в одежду, просачивалась в щели, теряла хватку.

Качели безумия скрипели всё отчаяннее и, наконец, верёвка лопнула. Из разорвавшегося тюфяка полетели пустые баллоны. Дед ракетой СОВЕТЫ–1 устремился чётко вверх, стрелой в мишень, сухим дедом в красный круг закатного неба, натянутого на открытый люк.

Рёв перемешался с плесенью и глухотой, кислый привкус стянул расстояние в точку не имеющую площади и дед разделился на бесчисленное количество множеств копий, став всем и ничем одновременно. Заведомо.