Шева : И что было не со мной, помню

В дверь постучали.
- Незаперто! – крикнул Сапрыкин.
Скрипнув, дверь впустила в дом две фигуры в форме.
Полицейские.
- Чем обязан? – удивился Сапрыкин.
- Опрашиваем жителей посёлка в связи с происшествием на озере. Слышали, наверное? – пояснил высокий, черноусый старлей.
- Да, слыхал, - нехотя признался Сапрыкин, - Утопленника вроде нашли.
- А как, от кого узнали? – тут же поинтересовался второй полицейский.
- Да не помню уже. То ли из соседей кто сказал, то ли в интернете.
- Да, было в сети. Вы давно на даче?
- Да с неделю уже. Еще за два дня до праздников заехал.
- Ничего и никого необычного в посёлке не замечали?
- Да нет. Гуляли как обычно.
Сапрыкин хотел было добавить, что гуляли с таким размахом, что в общем-то, он мало что и помнит из этих хмельных дней, но затем решил, что это лишнее, к делу не относится, и ограничился коротким, - Весело гуляли.
- Гости были? – спросил второй полицейский.
- Да, из города приезжали, - взмахнул рукой Сапрыкин. По тому, как он махнул рукой, было непонятно, - то ли он был доволен гостями, то ли, наоборот, расстраивался из-за внесенной гостями сумятицы и кавардака в доме.
- Ладно, ближе к делу! – строго сказал старлей. Но сам же сбил свой пафос, добавив негромко, - Да и к телу!
Из чёрной кожаной папки, которую держал подмышкой, он достал несколько цветных фотографий, размноженных на ксероксе, и веером сунул их под нос Сапрыкину, - Знаком вам этот гражданин?
Несмотря на нездоровое послепраздничное состояние, Сапрыкин сообразил, что это и есть утопленник.
Лысый мужик лет пятидесяти пяти - шестидесяти в дешёвой спортивной куртке. Рожа вся в кровоподтёках, открытый рот, будто в предсмертном крике, перекошен.
- Его что - пиздили? – удивился Сапрыкин.
- И не только, - ответил старлей, - к каждой ноге было привязано по кирпичу.
- Силикатному, - добавил напарник старлея. С такой значительной интонацией, будто если бы кирпичи были не силикатные, покойник легко бы выплыл.
- Убийство! – резюмировал старлей.
Сапрыкина будто обдало холодом, по телу побежали мурашки.
Слово «убийство» сразу придало их разговору какой-то другой, более высокий, или даже возвышенный статус.
- Ну, это точно не итальянская мафия! – вдруг ляпнул Сапрыкин.
- Почему так решили?
- Те бы в тазик с раствором, - со знанием дела сказал Сапрыкин.
- Ну да, ясен пень, - ухмыльнулись профессионалы.
Икнув, неожиданно для самого себя Сапрыкин произнёс, - Муму.
- Что-что? – нахмурился старлей.
- Я говорю, - как Муму, - пояснил Сапрыкин, - Её тоже двумя кирпичами.
- Да какая, впизду, Муму! – вдруг как специально, как нарочито озлился напарник старлея, - Отвечайте на вопрос: вы этого гражданина знали, видели где-то?
Не глядя на страшные фотографии, Сапрыкин шестым чувством нащупал единственно верный и правильный ответ, - Не знаю и никогда не видел!
Старлей сунул фотографии обратно в папку, задёрнул молнию, небрежно козырнул и бросил дежурное, - Что-то вспомните, звоните!
Затем посмотрел на Сапрыкина пронзительным, пронизывающим, ментовским взглядом и неожиданно добавил, - У Тургенева, кстати, правда, в другом рассказе, есть замечательная фраза, - Скрываться от меня вы имеете полное право, но уж обмануть меня, извините, не обманете. Имейте в виду. И коитус с Муму - это лишнее.
И начитанный полицейский вышел.
За начитанным потянулся и нарочитый.
Они ушли, но в доме после них будто осталось что-то нехорошее, неприятное, непотребное. Усугубив муторность постпраздничного состояния.
Организм требовал, и Сапрыкин решил с ним не спорить.
Полстакана водки поправили здоровье настолько, что Сапрыкин решил выйти во двор, закусить глотком свежего воздуха.
…Через жиденький штакетник мелькали ягодицы копающегося в земле соседа слева, - подполковника в отставке Семёныча.
Высокой , крепкой фигурой и еще чем-то неуловимым смахивающего на Папанова в старой комедии.
Поздоровались.
- Слыхали? – спросил Сапрыкин.
- Ну! – подтвердил Семёныч.
И по-армейски прямо рубанул,- Если так хороводить, как ты со своими приятелями, так не один труп должен быть, а десяток!
- Да ну тебя, Семёныч, - обиделся Сапрыкин.
Уж он-то знал, что Семёныч сам легко литру может принять, а потом еще по старой привычке начать кого-то строить.
Будто обидевшись, хотя - почему будто?, Сапрыкин перешёл на другую половину двора.
Тётя Поля, - соседка справа, развешивала во дворе свежевыстиранное бельё.
Глянула на Сапрыкина, посочувствовала, - Головка бо-бо?
- Есть немного, - признался Сапрыкин.
- Ты хоть помнишь, как вы гульбанили? – поинтересовалась соседка.
- Местами, - ухмыльнулся Сапрыкин.
- Эх! Некому тебя в руки взять! – вздохнула тётя Поля и с пустым тазом зашла в дом.
Вернулся к себе и Сапрыкин.
Решил обзвонить дружбанов.
И с Серёгой, и с Витьком, и с Коляном, и с Вованом разговор складывался по одной схеме:
- Ну, ты как?
- Да еле отошёл…Сам-то как?
- Да вот, чуток принял, полегчало. А у нас новость!
- Убили кого-то?
- А ты откуда знаешь?
- Да я не знаю…Так, подумал чего-то.
- В озере жмурика нашли. Ко мне сегодня даже менты приходили. Пугали.
- А чего к тебе? Ты, что ли?
- Да ну тебя! Может - ты?
- Не, я не убивал. У меня и алиби есть. Ггы. А ты же страшен «во гневе». Когда перепьёшь. Ладно, береги себя.
- Алиби у них! Тоже мне…шутники хреновы, - обиделся Сапрыкин. Вдруг вспомнил полицейских, - Вот гады! Могут человеку испортить настроение с утра!
Затем подумал-подумал, да и решил завалиться спать.
Заснул быстро, - как провалился.
…Вечером поднялся почти как новенький. Благо, и в бутылке еще было. Жизнь налаживалась.
Чего Сапрыкина понесло в кладовку, он потом и сам не мог вспомнить.
Что-то хотел найти.
И неожиданно обнаружил, что два кирпича, лежавших в кладовке слева от входа с незапамятных времён, пропали.
Два обычных белых силикатных кирпича.
Исчезли.
Как испарились.
Вдруг Сапрыкин вспомнил свои же слова старлею про Муму и всё вокруг будто озарилось ярким, неземным светом…и встало на место.
Ошарашенный, он только и смог, что вымолвить, - Бля…Как же так? Как же это я?
А главная, освобождённым Джанго осенившая его мысль будто вырвалась куда-то, но тут же вернулась бумерангом, - Герасим-то по Тульскому тракту в деревеньку свою ушёл, а ты-то, ты-то - куда пойдёшь, дурило?
Еще раз растерянно, а точнее - потеряно глянул на то место, где раньше лежали кирпичи, и горестно вздохнул, - Если бы нахуй. Было бы за счастье.