Шева : Ландыши

Ландыши были чудо как хороши…
Высокие, крупные, тугие, с какими-то особо выпуклыми, сразу бросающимися в глаза чашеобразными бутонами цветов они сотнями, если не тысячами, гордо торчали из земли.
Распространяя вокруг и над собой сильный, резкий, одуряющий запах, букету которого и достойное описание или определение подобрать-то было трудно.
Нет, запах не сбивал с ног, как любят писать новеллисты, но он нежно обволакивал тебя, влезал внутрь и вызывал удивительное, восторженное, более чем осязаемое чувство твоей причастности к чему-то очень хорошему.
Что бывает в жизни не так уж часто.
И еще, что было важно и радовало, - ландышей было много.
Очень много.
Будто огромный раскидистый бело-зелёный ковёр расстелился перед ними.
А набрели-то они на эту поляну совсем недалеко от входа в лесопарк.
Всего-то в метрах ста-ста пятидесяти.
Ильинична тогда глянула налево, вглубь от тропинки, и краем глаза увидала белеющее пятно.
Подошли ближе - точно, они.
Причём полянка была явно не тронутая.
Отвели душу, что и говорить.
На обратной дороге, когда в приподнятом настроении они возвращались домой, Ильинична даже высоким фальцетом, безбожно фальшивя, начала напевать песню из своего уже далёкого детства, - Ландыши, ландыши, светлого мая привет…Пусть не ярок их наряд, но так нежен аромат…
Ильинична была рада, что они нашли эту чудесную полянку и нарвали такие толстые букеты и еще по одной причине, - Оленька отвлеклась, похоже.
От того нелепого эпизода, свидетелями которого они поневоле стали на опушке лесопарка.
Голубь, сидевший на мусорном баке возле шестнадцатиэтажного дома, стоявшего совсем близко к парку, взлетая, ненароком подцепил когтем лапы выброшенный кем-то пустой целлофановый пакет.
С этим пакетом в лапах? или на лапах? он сел на ветку сосны. Затем начал ёрзать, хлопать крыльями, - видно, хотел избавиться от куска целлофана.
Но получилось это у него настолько неудачно, что он запутался в целлофане, и в отчаянных попытках вырваться обмотался свернувшимся в жгут пакетом вокруг шеи и повис на нём, зацепившись за сук ветки.
Глупо, нелепо, - но…
Оленька увиденным была потрясена.
- Бабушка, бабушка, он что - умер? – ошарашенно спросило умное дитё.
Доказать обратное было трудно, если не невозможно, поэтому тяжело вздохнув, Ильинична вынуждена была подтвердить очевидный факт, - Да, подох!
Внучка не просто расстроилась, а явно была в шоке.
- Вот скотина! Бестолочь глупая! Это же надо было тебе именно нам на глаза попасться! – озлилась на голубя Ильинична.
Хотя совсем ни к месту в голове всплыла фраза, - На миру и смерть красна!
Ильинична решила срочно отвлечь внимание внучки от прискорбного эпизода.
- Сейчас он теплёнький еще, самое то для бульончика! – вдруг причмокнула она, - Мы, когда малые были, ловили их на чердаке. Мамка им голову свернёт, ощиплет, обсмалит, а потом - бульончик из них. А самих - пожарит. Как цыплят табака. Только маленьких. Косточки у них мягенькие, сочные. Сидишь, бывало, высасываешь, обсасываешь. Вкуснятина!
Внучка настороженно посмотрела на бабушку.
Наморщила лоб, задумалась.
Почему-то вспомнила сказку про Красную Шапочку и Серого Волка.
Страшное подозрение охватило её, - Неужели…
А Ильинична продолжала, - Да ты, внученька, не бери в голову! Голубь - сама по себе птица глупая. Да и развелось их сейчас - как блох на собаке!
Оленька насупленно молчала.
И Ильинична решила, что её реминисценции отвлекли внучку.
Сейчас, когда они уже приближались к выходу из лесопарка с двумя большими букетиками ландышей, злосчастный голубь вроде был подзабыт.
На беду, оказалось, - никто не забыт и ничто не забыто.
На нижней ветке дуба, стоявшего рядом с тропинкой, Оленька вдруг увидела одиноко сидящего голубя.
- Бабушка, это же не тот? – грустно спросил ребёнок.
Ильинична тут же про себя пожелалала этому новому голубю, чтобы он как можно быстрее упал с дуба, но вслух елейным голосом ответила, - Нет внученька, не тот.
- Может, это его братик? – канючила внучка.
- Может, - уже закипая, ответила Ильинична, и неожиданно для себя самой вдруг рявкнула на голубя, - Чего, дурак, сидишь? Беги, лети туда! Там вон твой брат, Митька, помирает!
Голубь наклонил голову набок и внимательно посмотрел на Ильиничну.
Типа, - Это кто это тут дурак?
А Оленька вдруг начала смеяться.
Сначала смех раздавался разливистым колокольчиком, затем её «ха-ха-ха» начало усиливаться и крепчать, казалось, что по опушке даже пошло эхо, а через некоторое время неизвестно откуда по лесу загромыхали раскаты знаменитого шаляпинского, - Блоха?! Ха-ха-ха-ха!

Пронзительный, оглушительный, ошеломляющий, необычный и демонический звук, возмутивший и взбудораживший всю округу, поднял над лесом целую…опустим напрашивающееся изящное, но ненормативное прилагательное…тучу скворцов, дроздов, дятлов, соек, сорок, ворон, голубей и примкнувшей к ним мелкоты типа синичек, стрижей и ласточек, вызвав у случайного наблюдателя невольные ассоциации с агрессивными птицами Хичкока и, одновременно, заставив вспомнить легендарные, трогающие за душу «тучи-тучи» рыжего Иванушки.
Куда они сорвались лететь - кто знает?
Может, в поисках изготовителя целлофановых пакетов, пусть и невольно, но конечно-же виноватого в смерти невинно убиенного «брата Митьки», может просто поднялись по зову сердца в знак демонстрации мирного, ненасильственного протеста пернатого электората, - мол, - доколе измываться над нашим братом?!, может еще по каким неотложным птичьим делам.
А вот ландыши никуда не делись.
Наоборот, обрадованно закачали круглыми головками под порывами ветра, поднятого тучей птиц, - Вот и славно, вот и хорошо! Меньше на голову будут срать!