Михаил Конев : Я боюсь холодных женщин

В тот день я катался на мотоцикле без шлема, без прав и без цели. Мне было весело, я смеялся и постоянно чихал, будто недавно закрылся с кем-то в туалете на светской тусовке. Мне нравилось ловить воздух ртом, будто я собака, высунувшаяся из окна автомобиля. Хотелось пить.

Сказано - сделано. Оставив праздное, я плюхнулся на деревянный стул в баре Uilliam’s. Официантка была мила, но глупа - снова принесла два по 50 вместо ста в один стакан. Я не злился - меня веселила ее инфантильность, ее улыбка и пухлые щеки. Я называл это юностью.

После третьего заказа я принялся хищно смотреть по сторонам. Все немного плыло, словно пространство разрезали невидимые морские волны. На волнах плыли женщины. Сотни, тысячи женщин. Они постоянно шли по Малой Бронной туда-сюда, иногда сворачивали на Спиридоньевский переулок или вовсе окружали меня в моем баре.

Женщины пили апероли, улыбались и в голос ржали. Они теребили в руках серьги от Mercury, качали на загорелых ступнях лакированые туфли Aquazzura и мелькали красным маникюром по цене средней пенсии в глубинке. Я смотрел на них и мне хотелось целоваться.

Я думал - вот кто-то же с ними спит? Даже я, молодой парень без определенной профессии, в лучшие срывал большой куш вместе с дорогим платьем и жемчужными бусами. Бусы сыпались по полу, катились по шкафы и попадали в лапы маленьких тупых собаченок. Потом случался секс, я двигался и потел. Собаченок рвало бусами и это мешало закончить. Мне было очень холодно.

Нет, вы не поняли. Я замерзал. За серьгами, туфлями и красным лаком скрывалась холодная, зияющая пустота. Она обжигала, оставляла следы на теле. От неё моя душа покрывалась волдырями и если бы смог посетить лекаря - он бы поставил обморожение. Не помогал согреться мой любимый Jameson, не становилось теплее и в каминном зале ресторана Пушкин.

Это были холодные женщины. Они, будто ожившие мертвецы, блуждали в лучших кварталах Москвы. Они, будто сирены, пели и заманивали путников в пучину. Мне хотелось спрятаться под стол. Я боялся холодных женщин.

После 5 унций виски я обмяк и захотел домой. Сбежав из бара, за считанные минуты оказался в постели и укутался в пуховое одеяло. Кажется, безопасность. Хотелось согреться и подрочить. Но нельзя вечно оставаться в юности. Я уже давно не ребёнок.

Неожиданно под окном припарковалась Машина. Из неё громко играла музыка, Morissey:

Jacky's only happy when she's up on the stage
She'll make you believe what you'll never believe
Since she lost you
Jacky's only Jacky when she's up on the stage
Living bodies that actually move
Since she lost you

Это ко мне. Надо одеться.