Петя Шнякин : СТАРАЯ КНИГА(окончание).

Уже через год работы в типографии, Андрей накопил четыре тысячи рублей, несмотря на каждодневное потребление алкогольных напитков. Тётя Зина добавила к этой сумме столько же. И восемь тысяч они внесли на первый взнос для приобретения трёхкомнатной кооперативной квартиры в Ясенево. В то время этот район только начинал отстраиваться и приходилось добираться к нему домой на автобусе от метро *Юго-Западная*. Где-то полчаса езды. Такую *огромную* жилплощадь он один бы не получил, но брат женился, причём за два месяца до регистрации брака у счастливой пары родился сын. Попервости я их редко навещал. А через год после свадьбы Андрюша развёлся с женой. И та съехала вместе с наследником в старую квартиру майора-отца в Одинцово. Алименты Андрюша платил исправно, даже сверху, передовал деньги тёте Зине, которая, в свою очередь, делилась *парносом* с мясокомбината для внука и бывшей невестки, она навещала свекровь каждые две недели.

И тут я практически месяцами зависал на *хате* у брата. Мы питались в основном макаронами *по-флотски*, причём из одной посуды, или прямо из сковородки, где он разогревал макароны с говяжим фаршем(опять же из мясокомбината Останкино) и репчатым, мелко пассерованным луком. Перед приёмом пищи он наливал стопку охлаждённой водки и шутил:

- Кто там?
- Это я, двести грамм!
- Заходите, пожалуйста!

После чего ловко опрокидывал рюмку и начинал закусывать. Я совсем не страшился его болезни - открытой формы туберкулёза. Даже наоборот, спросил его как-то:

- Андрюха, ты вот всех баб без гондона ебёшь. Не боишься *трипак* или *сифон* подхватить?
- Да ты что, Петя? Мне такие сильные антибиотики от *тубика* дают! Там гонококкам делать нехуй!

И, кстати, этим тубиком он никого не заразил - ни жену, ни сына, ни меня, ни тётю Зину. И даже многочисленных девок. И если он выпивал каждый день, то баб огуливал через два. Причём не так, чтобы в спешке присунуть, трахал он их основательно, всю ночь, и утром чуть ли не пинками выгонял из квартиры охуевших от его сексуальности девок.

Опа! Написал только что *в спешке* и всмомнил - а как там Алексей Максимыч Пешков поживает? Этот нехуёвый ебака с *тубиком*? Роман про Клима Самгина мне доставил, но уже в более зрелом возрасте. В школе меня заставляли учить на зубок *Песню о Буревестнике*, где он на половине странички текста умудрился дважды написать *черной молнии подобный*. А потом не захотел напрягать свой мозг и сделал неправильное ударение в слове *пигвин*. И тем не мение этот *белый стих* классика так мне вбили в голову, что я написал сочинение при поступлении в Медицинский ВУЗ на тему *Буревестика*, и кроме *Взвейтесь да развейтесь* я даже упомянул пингвина с легендарным ударением. Получил трояк и поступил в самый престижный мединститут в СССР.

Так как и почему я стал писать прозу? Свой первый литературный опыт как и Горький я начал с написания стихов. А самый первый стих я сочинил ночью, в туалете мужского отделения психиатрической клиники им. Корсакова, которая изначально была названа именем Морозова, но не того, с кем корешился Максим, а другого - Абрама Абрамовича, тоже перцем не бедным. Но Сталин, хоть и не шибко уважал психиатров, переименовал психушку в корсаковскую. Как песдили в *лихих* девяностых, его обследовали медицинские светилы - Бехтерев, Плетнёв и Мясников. Якобы Бехтерев тут же ляпнул, что Великий Вождь советского народа, - параноик и вскоре умер. У Плетнёва также *вода в жопе не держалась*, но он легко отделался, получив двадцать пять лет лагерей, где и был расстрелен в 1941 году из-за быстрого наступления немецких захватчиков. А Мясников наоборот *засунул язык в жопу* и был назначен Сталиным директором Института терапии АМН СССР, заодно медик припахивал и заведующим кафедрой госпитальной терапии 1-го Московского медицинского института. Может это его родственник доктор Мясников, который давным-давно ёб мне мозги на Брайтонском ТВ, а сейчас с успехом выступает по *ящику* в России.

В клинике меня лечили от алкоголизма. Поскольку во время приёма в дурку я, отвечая на разные вопросы советских эскулапов, включая то, что *белугу* я пока не ловил. Они за две недели *поставили меня на ноги* и в закрытых стенах медицинского учреждения я стал мечтать о рыбалке и охоте, о Великой Природе Русской и накропал:

Солнце спит на облачных перинах,
В сумерках поблек лесной ручей.
Дремлет утомлённая долина
Под скупые песни дергачей.

Лунный свет прилип к сырым травинкам
Сероватым отблеском росы.
Лёг туман с озёрами в обнимку,
Закрутив молочные усы.

Для меня весь мир сегодня создан!
Стоит лишь на небосвод взглянуть –
И цепочкой выстроятся звёзды
Мне домой указывая путь!

Стих этот вскоре опубликовали в районной Раменской газете *За коммунистический труд* и я получил свой первый гонорар - 3 рубля за мой литературный труд. А что же проза? Спросите вы меня. И я отвечу.

Разведясь с третьей женой, Мариной, я пытался избавиться от депрессии опять стал читать книги и.. Bingo! В 2002 году купил в русском магазине *Санкт-Петербург* роман Виктора Пелевина *Generation П*. Сказать, что я просто охуел от юмора и философии автора, это ничего не сказать! И когда, читая слоган Вавилена Татарского *PARLIAMENT – THE UNЯВА, - *Парламент - не Ява!*, я про себя подумал, да, Пелевин - не Горький! Я считаю Виктора Олеговича своим учителем. И вот почему.
За полгода до моей иммиграции в Америку я старался навестить родственников, которые недалеко от меня жили. Заехал и к своей двоюродной сестре Татьяне. Она работала учителем русского языка в Люберецкой школе, лет на пятнадцать старше меня. Татьяна была чистокровной мокшанкой, а не как я - наполовину. Мы тепло попрощались и сестра, всплакнув, достала своё черно-белое фото:
- Возьми, Петя, на память! Может не увидимся больше! Ой, да ты так фотографию помять можешь, я её сюда положу - бери.
И протянула мне тонкую книгу в твёрдом переплёте. По прилёте в Бруклин я забыл о её подарке, выживать нужно было. А через девять лет, уже прочитав культовый роман Пелевина, под впечатлением от ТИХАМАТА-2, богини плодородия и ебли Иштар, с этой храмовой проституцией, я думал - вот умеет же автор такое замутить! Я подошёл к полке поставить туда *Generation П* и почти вынул с неё труд Л.П.Сабанеева *Собаки охотничьи... Борзые и гончии* для перечитки, как вдруг бросил взгяд на книгу. Она была настолько тонюсенькой, что даже название на корешке переплёта не напечатали. Я открыл её и прочитал - П.И.Мельников-Печерский *ОЧЕРКИ МОРДВЫ*. Видать не просто так сестра свою фотку в неё вложила.

Эти *Очерки* я прочитал запоем. Особенно мне нравились главы про мордовские Божества и Обряды. И я подумал - вот оно! А почему бы мне как Пелевину не попробовать написать что-то о стихийных и скрытых силах? Но только про мокшанских и эрзянских богов? Конечно я не Пелевин, мне до него как *говну до Китая плыть*. Но всё же я решился. Итогом многолетнего труда стала моя повесть *Записки из сабвея или Главный Человек моей жизни*.