Михаил Конев : Вечная память

В шесть пополудни я был до омерзения трезв. Зловещий дождь сменился уходящим насовсем солнцем. Засмотревшись на девицу бизнес-класса в Романове, я чуть было не упал с беговой дорожки и повредил без того слабую руку. В бассейне занимался душевным онанизмом и плакал, чересчур жалев себя. Солёные слёзы растворялись в мертвой воде.

По дороге болела душа. Я вспоминал Дашу, немедленно седлал волны мечты, но быстро разбивался о скалы реальности. Всю Никитскую проклинал велодорожки и электронные самокаты. Приходилось желать людям смерти, после немедленно каяться и читать молитву. Господь каждый раз прощал.

В Уильямсе ждал стол в окне. Менеджер Ксюша в стильных чёрных шузах предалась дежурному кокетству:

⁃ Я держала этот столик зубами и билась за него как лев.
⁃ Храни Вас Господь!

Смиренно перекрестил девицу и попытался скрыть сиюминутную эрекцию. Ксюша приятно засмеялась и я понял, что мой телефон войдёт в ее записную книжку. Вечер переставал быть томным. Я заказал двойной односолодовый и завёл в ушах Placebo:

Sucker love is heaven sent
You pucker up our passion's spent
My heart's a tart your body's rent
My body's broken, yours is spent

Прямо у моих ног сидели неприостановленные дамы в одинаковых кроссовках из ЦУМ. К ним неприятно вязались двое пьяных мужчин. Один походил на Бекхэма для бедных, другой вовсе напоминал обсоса, которого в любой комедии убивают первым. В квартете состоялся диалог:

⁃ Я тебя выебу сегодня трижды!
⁃ Ну неееет...
⁃ Мы оба тебя выебем. А потом вас обеих!
⁃ Ну не знааааю...

Чуть рядом стоял гость с Кавказа, одетый в красный костюм Alexander McQueen. Он курил омерзительную сигару и мне захотелось блевать. Мимо пронёсся синий Ferrari, оглушая всех ревом двигателя. Судя по виду, девушки в ресторане напротив немедленно потекли. С отсутствием мозгов их ремеслом становилась обязанность таять по команде как мороженое. Я смотрел на них и мне не хотелось хотеть.

Чуть поодаль стоял молодой пижон в чёрном костюме и улыбался брекетами двум девушкам по цене одной:

⁃ Я, как и вы, знаю себе цену.

Девушки небрежно смеялись, почесывая распухшие губы уродливо-длинным маникюром. Прямо перед ними остановились два гея, один из которых был одет в высокие чёрные сапоги с велосипедками и очки Prada из фильма Леон. Последний начал смотреть мне в глаза и шептаться с другом. Я показал средний палец и пара исчезла, как кот Бегемот.

Мимо проезжал местный старый поэт на самокате. Он всегда был чудаковат, когда раздавал свои странные брошюры. Я знал, что его жена больна раком и он собирает деньги на терапию.

⁃ Ребята, вот я тут про всех вас написал!
⁃ Пошёл отсюда на хуй. Ты не Пушкин. Твоё гавно никому не нужно.

Этот голос принадлежал пьяному Бэкхему. Я не стерпел:

⁃ Это вы никому не нужны. Вот, держите деньги.

Я протянул поэту две тысячи. Тот обрадовался, чуть не задохнулся и рассыпался в благодарностях. У меня вновь разболелась душа. Мимо проходили мальчик с девочкой лет семи, держась за руки и молочные коктейли. Мальчик надменно оценил обстановку и показал пальцем на сидящих у подножья ресторана.

⁃ Лохи!

Позади него шла дорогостоящая мать и трое охранников. Процессия скрылась, сменившись престарелым мужиком с маленьким лабрадуделем. Второй был молод, первый жутко молодился. Накачанные фальшью девицы трогали пса, мужик трогал их задницы и похабно смеялся.

Вокруг меня были сотни мертвых людей. Их сердца давно перестали биться и превратились в логотип Louis Vuitton. Их тела стали брендом, который продавался по акции на сезонной летней распродаже. Вокруг них не летали мысли, они не созидали и не ломали. И все потому, что были мертвы.

Меня охватил страх. Я боялся и пил виски, сидя на кладбище. Время подошло к полуночи, публика стала расходиться по могилам типа «апартаменты». Ксюша зарядила мой телефон и оставила свой. Я нырнул в серый BMW и долго молился. Брайан Молко в ушах сменился церковным хором. Вечная память.

Со святыми упокой, Христе, душу раба Твоего, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная.