Васёк : К «юбилею», блин!

Сочиню свою главную песню,
Нажимаю на кнопочку «play”.
Я спою и сыграю, хоть тресни,
Потому что настал юбилей.

Словно кровь разгорается в венах
От кипенья рифмованных строк.
Если глотку не жжёт, как портвейном,
То какой от поэзии прок?

Обезумевшей птицей курлычет,
Древнегреческой плещет волной,
Слово рвётся из тесных кавычек,
Словно голубь, отпущенный мной.

Слово ищет субстанцию смысла,
Мне её не найти без вина.
Чтобы ровно несло коромысло,
Акциденция тоже нужна.

Эта песня поётся в дороге,
Вызывая душевную дрожь.
Не за мною гремят эти дроги,
Это гром, предвещающий дождь.

Ветер клонит плакучую иву,
И тревожит причёски берёз.
Строки падают косо и криво,
Подрихтуем сейчас, не вопрос;

Стихотворный штакетник подправим,
Чтоб надежней стояло жильё;
И добавим эпитетов гравий
На дорожках, где детство моё.

В тишине не родится мой голос.
Слышу: белка по веткам шуршит,
И зерном наполняется колос,
Электричка, стеная, бежит.

Из унылого этого звука,
Возникает печальная речь.
Этот поезд, как символ разлуки;
Это поезд несбывшихся встреч.

Так неловко, случайно и вольно,
Комом рифм и поющихся строк
Продвигаясь дорогой окольной,
Песня мой переступит порог;

Заведёт непреклонно и горько
Звуки долгие русских полей -
И портвейн будем пить «Три семёрки».
Это столько стихов - юбилей.

И от долгого, друг мой, запоя -
Ты ведь мой неизменный двойник -
Мы увидим за полем такое... -
Путь, который под солнцем возник.

И настроем мы свой дирижабль,
Буратино на нём капитан,
У Тортиллы возьмём ключик ржавый
От заморских ебических стран;

Никому не расскажем про это,
Ведь мосты все давно сожжены.
Флибустьеры, бродяги, поэты
Понимающим только нужны.

Вот и всё. Но конца и не видно.
Это только начало пути.
Пусть язвит меня сука-ехидна
И какая-то птица свистит!