: Четыре рассказа

Бойлер
В нашем доме все как у всех. В больницу мы попадаем в ночь с субботы на воскресенье, а бытовая техника выходит из строя перед самым Новым годом. В тот день вышел из строя бойлер. Встречать Новый год в бане не хотелось, поэтому пришлось искать мастера, который согласится провести с нами вечер с тридцатого на тридцать первое декабря.
В шесть часов вечера, в момент когда ремонтник позвонил в нашу дверь за столом сидели: художник-авангардист Гари, букинист Сергиенко, известный политолог Николаев и Вор в законе по прозвищу Трезвый.
Лично я, в тот момент мыла люстру и, заслышав трель дверного звонка, спрыгнула с лестницы в расположенную под лампой миску с квашеной капустой и устремилась к двери.
- А в тоже время, некоторые критики отрицают мнение Сапольски о влиянии мышления обезьян на развитие нашей речи. – Ободрительно посмотрел на меня вор в законе.
- Силянс, дорогая, - подхватил падающую со стола рюмку авангардист.
- Шоб я так жил, - интеллигентно чертыхнулся политолог.
- Пардон, месье. – Извинилась я, распахнула входную дверь, и стряхнула с розовых тапок припшую к ним капусту.
- Документы есть? – тихо спросила я у позвонившего в дверь мужчины.
Он был огромен как Вселенная и страшен как Шрек. Немыслимых размеров ладони, ступни и изрытое вулканами сырости и лишений лицо. Провалы щек и зрящая куда-то вглубь стен улыбка.
- Декарт утверждает, что Я это не есть Я, и лишь исследовав мое сущее, я могу предположить, что я это я, или, возможно, не я. – Звучало где-то далеко, у меня за спиной.
- Вы меня вызывали. Я – Мастер.- Ухмыльнулся словам Декарта Шрек.
- Да-да. Конечно. Проходите, он здесь.- Проводила я гостя в ванную и кивнула головой в сторону бойлера.
- Какой хороший, - Приложил к бойлеру большие красные ладони Мастер.
Я сползла по стене, села на пол возле унитаза и смотрела, как человек снимает со стены бойлер, откручивает гайки, сливает в ванну рыжую накипь. Я слушала как он говорит ему что-то нежное,хорошее.
- Потерпи, родной. Погоди. Не дрейфь. Сейчас, сейчас. Сейчас я тебя починю, и все будет хорошо.
Огромный страшный человек топал снежными шагами по белому кафелю и пах чем-то настолько страшным, что я спросила:
- Скажите, Вы маньяк? Вы сидели в тюрьме и пришли отомстить за то, чего мы не сделали?
- Иди к гостям, у тебя красивый клозет, - Ухмыльнулся Мастер.
И я ушла. Взобралась по лестнице и принялась домывать люстру.
- Малевич в своих картинах как бы говорит людям, вы ничего не понимаете. В них нет ничего того что вы не видите. – Гудел подо мной художник.
-Ты не будешь утверждать того чего нет, если оно есть, - говорил политолог.
- Гх, Булгакова не переплюнешь, - улыбался в усы букинист.
- Жидкостная реакция на обсценную лексику ровна реакции коллайдера помноженной на знание человечества.- Вещал философ.
Одну за другой я выкрутила в люстре лампочки , в гостинной наступила кромешная темь. Исчезла миска с капустой, водка и сидящие за столом люди. Все исчезло и онемело.
Не было в мире ничего того, что способно уничтожить истину.
- Скажите!!! Вы пришли нас убить?! – Заорала я человеку в ванной.
- Нет я пришел, чтобы починить вам бойлер.
Хлопнула входная дверь. Проснулся и загудел в ванной бойлер.

Гедонизм
Взбила в блендере печень с луком. Попробовала.Суховато. Добавила сливочного масла. Попробовала. Горчит. Закарамелизировала грушу. Добавила.
Нет! Пресно.
Налила в рюмку коньяку, пригубила, остатки плеснула в паштет. Взбила, попробовала. Замерла. Хлебнула коньяку. Подумала:
- Нет! Нет! И еще раз нет!Гедонизм не пропьешь! Даже с осенней грушей.

Лима.
город на тихоокеанском побережье Южной Америки, столица Республики Перу. Административный центр автономной провинции Лима региона Лима. Главный политический, экономический и культурный центр страны.
Лимой Лиму назвал папа. Когда-то, будучи еще студентом одесской мореходки папа Лимы сходил в Лиму и назвал свою дочь Лимой.
-Лина? -переспрашивали у Лимы приятели.
- Лима, -отвечала им Лима.
Лима была тонкой, как линия тихоокеанского побережья, Лима была изящной, как ее рожденная в Одессе мама. Лима была чужой как Мексика и своей как Одесса.
Госпитализалиция по скорой проходит гораздо быстрей чем выписка.
Лима сидела на больничной кровати. пялилась на свои, ставшие вдруг тонкими щиколотки и не могла дождаться когда ее уже нахрен выпрут из этой больнички. А доктор все не приходил.
Из хорошего больничного вспиминалось лишь узи. Озлобленные очередью Люди отводиди от Лимы глаза и делали вид что не пропускают ее вне очереди.
Потом был анестезиолог.
_ Что Колоть? Почем? Где Ваш врач?
Ничего не успела сказать.Ну и он ,ничего не уколол.
Невесть откуда явилась мама.
- Больно, мама, больно. Мамочка, мама, как же больно.
Мама, она конечно же не слышит. Мама ничего не слышит. мама пишет лекцию на следующее занятие и терпеть не может фэйри.
Лима тонкая Фея. Лима она почти что, кек Фэйри, Лима дочь своего отца. Она изящна как линия, . И ей ни к чему сожаления.
Когда Лима подходила к в воде и трогала пальчиками прибившуюся к ее ступням воду, то замирали все прибывшие на одесское побережье туристы.
В каждом жесте Лимы было столько ненарочитого секса, что трахнуть ее грацию норовил каждый прибывший в Одессу негоциант.

Пиво

Почему я редко пью пиво?
Да потому, что я в нем не разбираюсь! Мне абсолютно все равно, тёмное оно или светлое, нефильтрованное или прозрачное. Мне, конечно, сказали, что дорогое пиво лучше чем дёшевое. Но, этот аргумент мне кажется сомнительным. Какое бы пиво я не пила, выглядит это примерно так:
- Ммм...- закатываю я глаза от первого глотка.
- Как же вкусно!- восклицаю после второго.
А уже после третьего я ничего не говорю и не восклицаю. После третьего глотка я судорожно ищу чего бы сожрать. Три глотка пива стимулируют во мне такое выделение желудочных и жизненных соков, что мне хочется всего и сразу: креветок, мидий, сардин, скумбрий и баварских колбас туда же.
Пиво я выпиваю раз в лето, и ноль тридцать три. Но этот ничтожно малый бокал холодного напитка будит во мне столько желаний, что лучше отказаться от него сразу.
И. Дело не в том, что после пива мне так уж хочется жрать. Дело в том, что после трех глотков опьяняющего хмельного напитка мне хочется не просто еды, а креветок как в Кепе, бифштексов как у Дидье, бреценов и сосисок как в Мюнхене. После трех глотков любого пива мне хочется стадионов, пивных садов и пабов всего мира в которых я когда-либо бывала.
Но. Нет у меня рядом ни Камбоджийского "Ангкора" ни баварского "Пильзнер". И друзья далеко. И, бывает идёшь по осенней одесской Отраде. Солнце слепит глаза, и у Желтого камня шумит волна, и вдруг понимаешь, что срочно, очень срочно, надо выпить пива. Пусть раз в лето, и даже без креветок.

Чаенка

На белом, сияющем от октябрьского солнца песке сидела девочка и ела яйца всмятку. Она вынимала их из пластикового кулька, разламывала пополам и быстро слизывала с коленей упавшие на них капли оранжевого желтка.
-Отвратительно! – Подумала Лима.
Шея девочки была худа, загорелые пальцы скрючены и вся она напоминала жрущего яйца своей матери чаенка.
Лима видела в этой девочке себя. Такую же худую, слизывающую с пальцев остатки еды похожую на мальчика девочку.
Правда, Лима не любила яйца всмятку, ей нравились вкрутую. И упавшие на колени крошки желтка она не слизывала, а собирала собранными в клюв худыми пальцами.
Запах сырого желтка казался Лиме отвратительным. Обидным, как несостоявщееся «Я», и вязким, как утренний песок.
Лиме хотелось подойти к девочке, отобрать у нее кулек с едой, и сказать, что яйца вкрутую гораздо вкуснее и, что они не испачкают ее коленей так, как все то, что потом, со временем, будет течь из нее сырым желтком, и что не каким языком не слижешь с теплых худых коленей так бедово и просто.
Лиме так много хотелось сказать этой сияющей в октябрьском солнце девочке. Но, слов не было. Было лишь понимание того, что сырые яйца сверкают на солнце так же как вспыхивает в волосах блондинки невыраженная в словах мысль.
И Лима уснула. Ей снился далекий берег Южной Америки. И не..
найденные в реальности слова. И загорелая, сжимающая в своей руке чужие пальцы, рука. И разговаривающие о своем мужчины и спящие на берегах морей женщины. Ей снилось то, о чем хотелось говорить, но на что не хватило слов. Снилась чужая правда и своя ложь. И, похожая на дикого чаенка девочка. И сырой, капающий на колени желток. Желток, который не смыть, и не стереть как место которого не существует, как память которой нет.
На белом, сияющем от солнца песке сидела девочка.