Арсений Бич : Помутнение

Вещий сон. Первое, о чем подумал освобожденный от дремоты разум, – парадокс вещего сна: если не нарушать ход событий, заранее зная их, то сон был действительно вещим. Какой тогда от него прок, если ничего не исправлено? Но, хоть на йоту, измени ход событий – и сон перестанет быть вещим, и смысла от него, опять же, ноль. Да и как определить, что сон целиком и полностью был вещим, если не предугадаешь все события? Получается, только ты один обо всем знаешь. П…ец, муть. Кто-то однажды дал совет «не впадать в метафизику и эзотерику». Думаю, такие рассуждения – именно она и есть.
Странный пробуждающий импульс бодрости и потока мысли, иссякающий, как только подумаешь о времени и возможности спать.
– Время? – Ощутив выпадение из его потока и стремительный кульбит возврата, окончательно проснулся.
Темно, дискомфорт от одежды, кровать не расправлена. Второй волной осознания приходят воспоминания о том, как пришел с работы, поели, легли смотреть сериал. Обычно Кира засыпает на середине серии, но сегодня и я поддался Морфею, ослабленный восьмичасовым рабочим днем. Среда, экватор пятидневки, дает о себе знать. Вязкая паутина-рутина быта. Работа, дом, работа – жизнь?
Встав с кровати и тем самым сбросив с себя тело спящей Киры, разбудил её.
– Ник, открой окно, жарко, – прозвучал сонный, но от этого не перестающий быть милым голос.
Подойдя к окну, уставился на противоположную сторону улицы. Улица уставилась на меня. Открыл створку окна. Комнату заполнил искусственно живой голос города. В пристройке к девятиэтажному дому напротив находился дурацкий круглосуточный магазин. Только что из него вышла забавная парочка. Стандартный союз суровых реалий. Усталый работяга, скорее всего, с завода – в нашем провинциальном городке почти все с завода – и его подпитая пассия. Даже отсюда ощущаю, как он ее ненавидит. Пролетарий слишком измучен, чтобы отвечать на тиранию. Работяга держит сумку, пока речная сирена отряхивает красное пальто. Медленно проплывает желтая машина скорой помощи.
Во рту, как всегда это бывает после пробуждения, – насранно, а в желудке – пусто. Позалипав в окно, двинул перекусить.
Убранство кухни составлял прямоугольный, даже ближе к квадратному, стол, два стула, на которых в данный момент ерзали наши с Кирой задницы и зиждились наши отношения. Холодильник, плита, мойка и пара ящиков, висевших на стене под посуду, и… Что-то еще.
Кира уловила безразличие к издаваемым ею звукам, вероломно обозванным мыслями.
– И он предложил мне отсосать, а я согласилась и пошла домой.
– Кто он?
– Я это специально, потому что ты меня не слушаешь.
– Слушаю, но эта информация про твой универ, подруг… Не так важна и не несет для меня абсолютно ничего.
Конечно же, так я не сказал. Но хотел бы. Ответом было виноватое «слушаю». Ох, как я рад был бы всего этого не слышать – словесного поноса, девяносто процентов которого смело можно было не говорить, а оставшиеся десять не слушать.
Завывающий от пара свисток чайника прервал её диалог. Проиграв спор в «камень, ножницы, бумага», я выключил чайник. Пока разливал кипяток, Кира доставала продукты из холодильника. Этому дому не хватает ипотеки для полного соответствия жанру.
– Надо заканчивать есть по ночам, я уже жирная стала.
Похоже, иногда она говорит стоящие вещи, но это, скорее, исключение, чем правило.
– Да, тебе надо бы похудеть, – сухарно пробубнил я, держа в голове тот факт, что всегда, когда девушка говорит что-то критичное о себе, она ждет похвалы. Но я в эти игры не играю.
– Ну, куда мне до тебя, Аполлона! Ох, как же мне с тобой повезло! Что ты во мне нашел? Ох, уведут!
Считая такие высказывания чересчур тривиальными и глупыми, я сделал некое подобие улыбки и взгляд «да, я тебя слышу, слушаю, ты молодец». Она этого, конечно, не заметила: никогда не замечает. Чтобы донести до Киры эту мысль, её надо перегнать через мясорубку и варить на медленном огне пару часов. Но, боюсь, и это будет тщетно. Сельское мышление – неизлечимый диагноз: ни горы книг, ни диалоги о диалогах не помогут. Что же быстрее треснет, мой лоб или стена?
Новый день, новые мысли, новый шанс.
Я работал тогда на радио. Заменял звукооператора, пока тот был в отпуске. Сидишь весь день за компьютером, чистишь аудиофайлы, склеиваешь программы. Малая часть программ привязана строго ко времени, монтировать их надо сразу. Остальные можно делать медленно, на протяжении оставшегося дня. Можно сделать всё и сразу, после чего до шести часов лениво-пассивно листать ленту ВК или смотреть сериалы, а можно делать по чуть-чуть с перерывами на кофе и другую лабуду.
Заголовок статьи: «В парке найдет труп мужчины без головы».
– Лол.
Я не плохой человек и считаю, что над любой грустной ситуацией можно смеяться, именно поэтому и написал в комментариях к новости: «К чему паника, не теряйте голову». Пролистав еще пару-тройку новостей, свернул окно браузера, смонтировал несколько роликов, которые должны были выйти в ближайшие полчаса. Вернувшись к рабочему безделью, никак не мог выкинуть из головы ту новость. Не каждый день в городке такое событие. У меня есть эта черта характера, эволюционировавшая от показной нарочитой до инстинктивной, – равнодушие к чему-то громкому и популярному. Но любопытство берет верх, и я начинаю, спустя какое-то время, обращать внимание на брошенный кусок информационного сухаря.
Статья:
«Сегодня утром в парке железнодорожников было найдено обезглавленное тело молодого человека. При нем был обнаружен студенческий билет и телефон. На груди татуировка, проколотый сосок…»
Холодный пот пробежал по спине… Немой взгляд уставился на фото лежащего в окровавленной листве тела… Телефон похож на его… Сумка и кроссовок. Таких, вроде, у него никогда не было, но, какие должны быть, не помню. Какие были всегда? От нарастающего кома вопросов ускорялось сердцебиение, зима погладила кончики пальцев. Позвонить ему и узнать – самое верное решение.
– Алло, Кира, привет… дай номер… Антона. Нет, ничего не случилось... Позвонить ему хочу… Просто скинь номер, вот и всё!
Отключен. Так, бля, это уже странно, и меня п…ец как трясёт. Он это или нет? В комментариях к новости уже предположили что убитый – Антон, скинули ссылку на его профайл ВКонтакте.
Всё еще отключен. Время? Надо быстрей монтировать ролики, и так уже про…бываюсь, не понятно, откуда все это взялось. Бурлит мозг и живот: зачем ел эту гадость?
В студию заглянул программный директор:
– Ник, алло! Там рекламный ролик на гороскопе не тот, переделай! Срочно!
Да, именно сейчас в эту студию должен был войти Атлас, предложив бартер на яблоки, Харон с веслом и Гелиос с руководством пользования двухколесным конным транспортом.
Смс. Антон включил телефон. Разберусь с этой Е…аной кучей роликов и позвоню. Откуда их столько привалило? Сложно сосредоточиться, работа идет топорно и долго, мелкие ошибки от торопливости съедают все сэкономленные секунды.
Звонок. Гудок. Гудок.
– Слушаю.
Голос. У полицейских всегда одинаковый голос. Его сложно спутать с каким-то другим. Ну, разве что с военным. Пара вещей теперь очевидны. Да – тело Антона. Да – он мертв... Он мертв.
Стало легче... Свинцовая неизвестность испарилась почти сразу, оставив испарину пота на лбу.
Теперь черед азарта. Игра в Шерлока. Кто это мог сделать? Отрезали голову, фотография, на которую не мог смотреть под грузом вопроса, сейчас изучалась в самом пристальном свете.
Отчим? Они часто ругались. Сатанисты? Припоминаю, что он по приколу дружил с кем-то из них. Может, это его верующие? Христиане никогда не внушали мне доверия. И не гнушались на казни.
Кира пока не поняла, что происходит. Хорошо, что Интернет еще не умеет передавать эмоции. Врать чуть проще.
Диалог в ВКонтакте:
«– Что случилось? Ты звонил, сейчас опять звонили, спрашивают про Антона.
Перекидываю новость.
– Е…ать, татухи. Это он. Е…ама рама, пирсинг на соске – его. Это п…ец… Где этот парк находится?
– ЖД, это, вроде, около нас, как до меня идти.
– С его страницы сидят. Ты ему писал? Как с его телефона могут сидеть? Читает и молчит. Если была зачетка, почему не пишут, кто это? Ты звонил ему?
– Могут менты, мама.
– Ты звонил ему?
– Да, ответил мент.
– Я сейчас Мише кинула, просто спросить видел ли он, знает ли, а он на меня наорал.
– Не открывай ему дверь, если захочет зайти. Даже не выходи к нему».
Когда такое случается, тихая паника охватывает все неравнодушные умы. Под подозрением оказывается каждый, каждый, кого ты считаешь способным на это. Когда узнал о реакции Миши на убийство, она показалась нетипичной. Он попал в мой список подозреваемых. Да, они лучшие друзья с детства, но Миша находился на лечении в психушке, стоит на учете. Я не знаю, что скрыто в подвалах его души. Агорафобия – это не буйное заболевание, но все же. От рассуждений отвлекло сообщение Киры.
«– Мне домой идти страшно.
– Иди к маме, после работы я тебя заберу.
– Хорошо, у него же с психикой беда».
Тут Кира попала под влияние моего мышления и поняла суть подозрения или просто испугалась за свою задницу. В любом случае, надо написать что-то, что её успокоит.
«– Постараюсь как можно раньше освободиться».
Невыносимо сидеть на месте и бездействовать. Еще невыносимее осознавать свою беспомощность. А при всем этом еще и работать надо.
Кто? Кто мог это сделать? Миша? Какой у него мотив? А если его нет, то почему он так резко реагировал на упоминание Киры об Антоне? Подозрительно. Сектанты-христиане? Узнали, что он был неверующий и приходил к ним только из-за еды, или на него пал жребий в одном из их обрядов? Люди, искренне верующие в то, что делают праведное дело, совершали и более ужасные вещи.
Через полчаса на работе не было человека, который не знал бы о случившемся. Да, не каждый день отрубают головы. Замдиректора, солидная девушка (Она ещё была девушкой, и ее солидность и статус придавали ей весу, на фоне которого полнота чуть-чуть сглаживалась; как у всех успешных женщин, у нее были чёрные прямые волосы) позвала меня в кабинет, так как знала уже, что Антон был моим другим.
– Ник (Какой бы солидной она ни была, всё же старалась быть молодёжной и своей в компании работников, поэтому двадцатиоднолетнего парня называла «Ник»; да и сам я любил так, а не полное имя: этот муж слишком прыщав для полного имени), я слышала, это был твой друг.
– Да, и хороший друг моей девушки.
– Ты уже знаешь, что убийцу нашли? Парень шестнадцати лет, в одном техникуме с ним учится.
– Нет, не знал.
– У меня друг в полиции работает, вот сейчас разговаривали, сказал мне.
– Хорошо, спасибо.
– Ну, ты как?
– Всё нормально.
Улыбнувшись, я отправился на свое рабочее место.
Сука. Тупая сука. Нет, с одной стороны она поступила хорошо, но с другой я про…бал загадку. А время только три часа! Чем теперь себя занимать остаток дня?! Расстроился, скорее, из-за того, что все три мои варианта были не верны. Элементарно, бл…ть, х…ёвый из меня детектив. Но вдруг надежда поперек здравого смысла загорелась во мне. Сев за рабочее место, отложив работу ещё на чуть-чуть, зашел в ВКонтакте, написал Кире.
«– Сколько лет Мише?
– Девятнадцать, а что?
– Убийцу, вроде бы, нашли. Шестнадцать лет, с технаря, но это не точно.
– Откуда знаешь?
– У женщины с работы друг в ментовке.
– Да бред, Антон бы завалил. Хотя комплекция какая, или внезапный удар».
Слабый огонек, огонек надежды оказаться правым, ещё тлел в дали сумрачного леса.
«– Я более чем уверен, что либо был не один, либо вообще не то.
– Ник, почему ты про Мишу спросил, он же не учится.
– Я же мало о нем знаю.
– Стругацких заберешь?
– Откуда?
– С радио, которую Сп…здил.
– Ок».
Тем временем уже стало точно ясно, что убитый – Антон, на его странице в ВКонтакте устроили парад идиотов. Люди лайкали, подписывались и писали скорбные посты.
Мой лучший друг Никита – этот п…дор слишком солидный и жирный, чтобы называть его Ником, –тоже подметил блеянье народа и отписал мне в чате.
«– Его страницу атаковали дауны, посмотри».
Да, именно дауны – лучше слова и писателю не подобрать. Они его не знали. Антон был, как это сейчас модно, – аморал. Смеялся над смертью, потому что она была далеко и чужая, восторгался моим мнением о людях и мире (а я об этих мразях не лучшего мнения) – всё это приправлено ницшеанством и горьким опытом общениям с Homo Sapiens. Хотя одно с другим связано как паутина и муха: не понятно, что причина, а что следствие. Лично я думаю, что обманутое доверие, так как после следовала депрессия, изоляция от мира и утешение в куче книг, среди которых и был усатый немец. Хотя восторгался он всем этим именно потому, что был далёк от этого. Сейчас, как и в любое другое время, модно быть тем, кем ты не являешься.
Закончив работу, двинул домой – п…ец необычно и оригинально. В данный момент жил я у Киры. Она, как обычно, встретила меня дома горячим ужином. Как же это невыносимо, вся эта идиллия и якобы стабильная жизнь. Где бы обменять идиллию на Илиаду? Всё это так прельщает, я расслабляюсь. Боюсь слишком сильно полюбить её одну и забыть об остальном мире. Крайне эгоистично будет с моей стороны по отношению к миру. Почему она одна должна быть достойна спасения? Я могу больше.
Кухня, два тела с головами на плечах. Чуть слышно шипел газ, разогревающий чайник. Говорили, конечно, на известную тему. В этот вечер, казалось, все кухни города говорили на эту тему. Разница лишь в том, что именно на этой родилась истина.
– Парень шестнадцати лет. С теха. Думаю, это Марк. Все сходится. У Марка всегда с собой были ножи. Помнишь, на природе: я не мог от них оторваться: кованые, острые, в дерево, как в масло, входили.
– Да, у него их, вроде, несколько было.
– Таким голову самое то резать. Так вот. Мотивом могла стать Юля, а точнее, её бл…дское поведение на прошлой пьянке. Антон целовался с ней. Юля, наверное, на утро, отрезвев, осознала ошибку и рассказала всё Марку. Мотив идеальный, как в дешёвых детективчиках Донцовой.
– Нет, Марк же писал ей, что не любит ее. И расставались они в день тусы. Это не может быть он.
– Да они идиоты! Так всегда делают идиоты: говорят, что не любят, расстаются, потом сходятся.
Я немного повысил голос, так как убежден был в своей правоте и меня уже бесило то, что весь остальной мир так тупит.
Кира слегка засмеялась и, улыбаясь, сказала:
– Так, значит, ты идиот? – намекая, конечно же, на наши междоусобицы.
– Возможно.
Когда не хочу признавать очевидного, чаще всего говорю «возможно».
Чайник, завываючи, закипел. «Камень, ножницы, бумага». Кира выключила его, разлила по кружкам. После чая решено было отправиться на прогулку. Я жаждал пройти ближе к месту убийства. Кира не разделяла этого желания. Телефон и личка в ВК разрывались от лицемерия и тупых вопросов. Убывание дневного света на улице было прямо пропорционально ускорению замерзания. Холод убедил нас идти в сторону дома.
Обновление новостей подтвердило, что убийца Марк.
– Да! Да! Да, бл…ть, как же я хорош! Да, я не зря смотрел четыре сезона «Элементарно»! Боже, как же я хорош!
Кира, казалось, даже не оценила мою дедукцию. Возможно, её эта ситуация тронула сильней. Она всё же девушка, давно известно, что они более эмоциональны. Да и с людьми этими знакома дольше, чем я.
– Всё равно не пойму, как он мог это сделать? Он же всегда такой спокойный, – спросила Кира.
– В тихом омуте, да и какой нормальный человек будет таскать с собой ножи?
– А я с ним на лавочке сидела, у меня в доме был убийца...
– И труп.
– Ник, мне сейчас страшно от того, что этот человек был так близко, провожал меня домой, я с ним одна была, он был в моем доме.
– Тогда он не был убийцей, теперь ты уже не пустишь его домой и не будешь иметь с ним никаких сношений.
Не успели вернуться с прогулки, как Кире написал Миша. Миша жил в том же доме, в том же подъезде. Квартира Киры была на втором, его – на пятом этаже. Познакомились они через Антона. В дни смуты, когда мы с Кирой расставались. А с Антоном она познакомились ещё летом, они проходили практику в одном пригородном лагере. Антон был человеком нашего круга, кажется, так я называю всех тех немногих, с кем не мерзко общаться. Но, признаюсь честно, в последнее время, за два-три дня до смерти, он меня, да и Киру порядком подза…бал. Слишком часто стал наведываться вечерами. А вот Миша – человек не моего круга, он слишком скромен. Скромность – это один из спутников лицемерия.
Прочитав сообщение, Кира подняла глаза.
– Он хочет зайти, поговорить.
– Да нах…й этого психа!
– Ну, я уже сказала, чтобы заходил.
– Сделаем вид, что нас нет дома, не будем открывать. (Мы так уже делали, когда пару дней назад к нам без предупреждения опять приходил Антон. Да и вообще, я люблю так делать. Лучше так чем, говорить людям правду.)
Спустя семь-десять минут зазвонил домофон. Мы опасливо переглянулись, зная, что это Миша, и, чувствуя вину, продолжили, лёжа на кровати, смотреть сериал. Через пару минут был стук в дверь, который так же был проигнорирован с тем же чувством вины.
Совесть преодолевала страх.
– Напиши ему, скажи, что были не дома, через 40 минут вернемся. Пусть зайдет. У него все же лучшего друга убили, думаю, ему надо с кем-то поговорить.
– Хорошо, но я боюсь. – Голос Киры немного дрожал.
– Это же Миша, он и мухи не обидит, а всё то, что он тебе тогда сказал, когда ты скинула ему новость про Антона, это он на эмоциях, его тоже можно понять.
Спустя час Миша опять постучал, на этот раз мы ему открыли и весьма приветливо встретили его. Далее диалог был на кухне. Миша по приходу первым делом после снятия верхней одежды отправился в ванную. Навязчивое желание постоянно мыть руки и лицо не лучшее, но и не худшее последствие агорафобии. Миша, по своему обычаю, отказался от чаю, принес третий стул, начал рассказывать. Именно для этого он пришел. Беда, когда человек не может что-то кому-то рассказать. Или поговорить с кем-то, как с самим собой.
– Сегодня полдня в ментовке провел. С самого входа один из следователей спросил у меня: «Зачем ты его убил?». Там сегодня все были на ногах. Поймали они этого Марка, в травмпункте поймали. Как говорил следователь, у Марка все руки были порезаны. Они, вроде как, дрались. Я не пойму, как эта малолетка мог такое сделать?
Кира, уткнувшись в телефон, листала ленту. Я продолжал играть в кухонного Шерлока.
– Не понятно, зачем он отрезал ему голову и палец.
Миша знал больше меня, повезло ему. Получал информацию практически от первоисточника. Далее обмусоливали эту тему, не говоря ничего нового, а лишь строя разного рода предположения, и другими способами убивали время. Жалость к человеку, сострадание его горю, всегда выходит тебе боком. Пустая трата времени, а могли бы сериал смотреть. Но я знал, что мой внутренний Иисус не позволил бы мне остаться равнодушным. Этот постоянный внутренний диалог в сердцах «Сократ и Ницше».
Обновление новостей не заставило себя долго ждать. В сеть просочилось чистосердечное признание Марка. Огласив это, Кира читала вслух. Из следователей х…вые писатели, перескажу своими словами, объединив их факты и личное знакомство с действующими лицами.
Марк и Юля встречались с середины лета. Как я уже говорил, у них была идиллия, достойная семнадцатилетних идиотов. Как все молодые и глупые бабищи, она не знала, чего хочет. С одной стороны, любящий и, в силу своего кретинизма, посылающий ее нах…й, уже приевшийся ей Марк. С другой, Антон – запретный плод, отмщение за унижение и просто глоток алкогольной свободы на вечеринке. С Марком и Юлей Антон был, наверное, таким же хорошим другом, как со мной и Кирой. Антон часто бывал у Юли, и, будучи пьяным, позволил себе обольстить Еву. Женщин так легко обмануть, особенно если для этого есть стимул. И мужчину так легко обмануть, если рядом есть подлая женщина с кусочком мозга. Юля подала всю случившуюся ситуацию между Антоном и ею не как минутную слабость и блядство своей натуры, а как вульгарное домогательство и чуть ли не изнасилование. Быть жертвой, тем самым набивая себе цену, – самая что ни на есть женская вещь. Тут-то у рыцаря и пошел сбой в программе. Будучи фанатом маньяков и убийц (об этом я узнал впоследствии, анализируя его интересы по странице в ВКонтакте), наш юный Джефри Баратеон не нашел ничего лучше и романтичнее, как принести своей возлюбленной голову змея, обольстившего её. Для Антона это было шуткой, для Марка уже стало священным долгом чести. Встретившись поговорить, Марк не мог вынести насмехательств и такого легкомысленного отношения к его шлюханскому граалю и ударил друга ножом в бок. Антон побежал, не понимая, что это его не спасёт от зверя, так как он был уже серьёзно ранен, но жажде жизни неведома логика. Почувствовав новый удар – пронзающую жгучую боль между лопаток, – Антон упал на колени. За секунду – две новых жалящих искры на ногах. Марк прекрасно знал в теории, как надо убивать, поэтому перерезал убегающей жертве сухожилия. Цепляясь за жизнь, Антон набросился на нападающего. Теперь уже Марк внизу и, защищаясь, делает выпады ножом вверх, хаотично тыкая то в руки, пытающиеся отобрать нож, то в ослабевающее тело. Капли теплой крови падали на лицо Марка, он чувствовал этот запах – тепло жидкого бархата. Большим пальцем левой руки Антон впился в горло зверя, тем самым обнажив тело для атак ножа. Еще два-три удара куда-то в тело – и Антон, ослабевающий, но все еще живой, падет на землю. Последние силы Антона были брошены на попытку задушить убийцу. Жадно вдохнув воздух, Марк освирепел от своей уязвимости. Переполняемый гневом, он схватил палец левой руки, впивавшейся в его горло, и нажимом всего тела отделил фалангу от ладони. Хруст перебитого сустава, скорее, был приятен его слуху, чем мерзок. Наполненный одурманивающей властью, Марк перевернул тело Антона лицом вниз и, взявшись за волосы, начал перерезать горло. Руку обдал пульсирующий теплый кисель. Как только поток иссяк, он бросил труп и принялся с нажимом всем телом, как прежде с пальцем, вгрызаться ножом в шею. Сложно, долго, утомительно, но приятно – Марк довел начатое до конца. Бросив бледную голову чуть поодаль от тела, достал из портфеля мусорный пакет. Все шло по плану. Упаковав подарок, Персей уже воображал, как осчастливит свою Андромеду. Оттащив обезглавленное тело подальше от места убийства, так, кажется, советовали профессионалы своего дела, истории которых Марк читал с упоением, он бросил сумку, телефон и студенческий билет на остывающий труп. Шагая домой по ночным улицам, закурил, как после утомительного секса. Груз в портфеле в ритм его шагам бил по спине, не давая забыть о случившемся.
Закончив читать, Кира заблокировала телефон. Дальше мы так же нудно и бессмысленно обсасывали новую информационную кость. В сущности, опять же разговоры ни о чем, из приличия, с мыслью о том, чтобы гость быстрее ушел – как бы дать ему понять, да не обидеть. Кира уже начала клевать носом и даже немного задремала. Отличная возможность намекнуть Мише, что пора уже у…бывать и не остаться при этом мразью. Не люблю тех людей, которым нельзя говорить правду. Невыносимее всего – врать им. Если ложь – это алмаз, то лицемерие – это бриллиантовое колье. Я бы предпочел вовсе не общаться с человеком, всячески игнорировать его, не брать трубку, не читать сообщения, чем сказать неприятную для него правду. Да, это не логично, но, к сожалению, доброта и тупость идут рука об руку. Оставшись вдвоем с Кирой, мы плюхнулись на кровать. Силы покидали нас, и Морфей прекрасно знал об этом. Проснувшись и сбросив с себя тело спящей Киры, я опять её разбудил.
– Ник, открой окно, жарко.
Подойдя к окну, уставился на противоположную сторону улицы. Улица опять уставилась на меня. Выходящая из магазина парочка удивила меня, но не настолько, чтобы обосраться. Открыл окно, и вот тут очко немного давануло. Я знаю всё, что скажет эта бабища, слово в слово. Ё…аные дежавю! Пятый этаж, свет, ощущение, что я не в теле, колики в животе. А сейчас… Да! Этот ё…аный желтый автобус! И всё это как в секунду…
– Сегодня четверг? – Спросил я у Киры.
– Нет, среда.
– Кира, подойди к окну.
Сонный голос, недоумевая, спросил:
– Зачем?
– Быстрей! Сейчас должна будет проехать машина скорой помощи!
– И что? – Её лицо выражало сонное недоумение.
– Да… Пожалуй, ты права: это всё бессмысленно. Пойдем пить чай, мне надо ещё кое-что проверить. Кира залила воду из фильтра в чайник, пару щелчков зажигалки, тихое шипение газовой плазмы.
Как и следовало ожидать, она поймала меня на том, что я не слушаю её, а точнее, не вникаю в то, что она говорит.
– И он предложил мне отсосать, а я согласилась и пошла домой.
– Ты повторяешься, и это уже странно.
– Я это специально, потому что ты меня не слушаешь.
– Нах…й чай! Мне надо погулять. Встав со стула, я пошёл в комнату, взял кепку, надел курку, направился к двери и начал надевать кроссовки.
– Идея появилась? Ты уходишь писать?
Кира привыкла к тому, что иногда мне бывает необходимо одиночество, и я могу уйти в любой момент.
– Да.
Сухой и отвлечённый был ответ. Всегда так отвечаю, когда вынужден врать. Хлопок двери, ступеньки, звук размагничивания домофона. Зима близко, её запах слышен почти рядом... Антон... Марк...
Время?
На часах без двадцати девять. Этого всего ещё не произошло. И произошло ли? Два совпадения – игра разума. Постоянные магазинные алкаши, машины, слова Киры – мозг сам хочет видеть в этом закономерность. Он так устроен: искать и находить то, что ищет. Существование религий этому подтверждение. Сам того не осознавая, я шёл в сторону парка. Я всё знаю? Но что? Что я могу сделать?! Предупрежу его? Будь на его месте, я бы не поверил себе. Даже сам себе в данный момент я не верю. Когда погружен в такие раздумья, пространство и время как бы искривляются. До парка железнодорожников от Киры пешком идти минут десять, но я уже здесь. Куда пропали эти десять минут? По написанному в чистосердечном (написанному ли?) признании, Марк с Антоном в девять встретились у главного входа в парк. Двенадцать минут, и я пойму можно ли мне верить. Их нет. Откуда он мог знать, что это было ровно в девять? Стоит еще подождать. Было бы разумно отойти в то место, откуда я буду видеть вход в парк, но сам при этом останусь в тени. Холод пробирал до яиц. Ещё и наушники забыл. Нет! Как вообще можно слушать музыку в такой момент?! Несмотря на то, что я озяб, по спине прошиб холодный пот. Три человеческие фигуры подошли на центральный вход. Антон с какой-то тёлкой и Марк. Сердце отбивает граймовый ритм (140bpm). Я снова не в своем теле, снова эти колики в животе. Совпадение? Слишком много. Но кто установил лимит на «слишком»? Когда что-то становиться «слишком»? Где эта тонкая грань? Трое отправились в одну сторону. Что мне делать? Издали следить за ними? Да именно это я и неосознанно делаю. Пока думал, ноги сами начали шагать. Подойти и предупредить? Если не сегодня, то в другой день. Он же психопат. Будет выжидать. Или я? Они уже зашли в магазин. Холод остался где-то далеко, тело осталось где-то далеко. Они вышли, проводили девушку, направились в парк. При людях он этого не сделает. Значит, вопрос только лишь в количестве? Кто мне поверит, когда я сам себе не верю. Если убить убийцу, количество убийц не изменится. Но сама мысль, что я могу это предотвратить… Он монстр и не заслуживает жизни. Выходит, мне уже решать, кто заслуживает, а кто нет? Но не ему точно. Разве что он право на это имеет, самолично узурпировав эту власть. А ты, наблюдая издали, содрогайся от его мыслей. Две фигуры скрылись во тьме парка.
Бежать.
Проносясь мимо последнего участка земли, освещенного фонарём, взгляд упал на подходящий для моей руки камень. Давид одобрил бы. Голиаф – нет.
Обжигающий холод камня напомнил о существовании ладони. По той же причине я вспомнил о существовании легких, гортани и носа. Услышав подбегающего человека, оба обернулись. Этого времени хватило на финальный рывок. Легкоатлет, спринтер в прошлом – инстинктивно я умел бежать быстро. Пара глаз: убийца и жертва. Лицо на воде. Эти глаза дали карт-бланш. Избавили от колебаний последнего момента. Удар. Глухой стук. Рука наполнилась свинцом и, казалось, больше уже не поднимется... Обычный осенний вечер. Грязное покрывало облаков, запах зимы. Зверь теперь далеко.