отец Онаний : Выебончик с надрывчиком

А теперь давайте коротенько пробежимся по основным тезисам. Значит мы рассматриваем самоубийство как единственный благородный выход. То есть если жизнь- это лифт, а кнопки с номерами этажей- некие вехи или годы, то нажав самую последнюю цифру из имеющихся, мы взмываем ввысь, двери открываются и нас встречает та самая лестница с выходом на чердак.
Мы поднимаемся, буквально выталкиваем головой тяжелую чердачную дверь. Сгорбившись пробираемся через перекрытия и голубиное дерьмо к выходу на вожделенную крышу. Она может быть поката, крыша, а может быть ровнеханька, как плац. Это в сущности не важно. Крыша посылает нам искушение, чтобы удостовериться, насколько мы усовершенствовались.
И вид вокруг, прекрасный как семь смертных грехов, сверху вниз, и исподлобья. Предвкушая полёт Икара, падение Тунгусского метеорита, брошенный окурок сигареты… Это всё очень подходило мне, тем более, я был свободен от надежд, страха и духа человеколюбия. Кто-то возразит: не доводите человека до крайности. А я и есть крайность, сидящая на краю крыши, свесив ноги в бездну. Я воспринимаю противоречия окружающего мира как оскорбление мечты, как плевок в лицо.
Одиночество, близкое к состоянию безмолвного душевного подъема; у меня было какое-то важное дело на душе. Но я забыл что именно, как только двери лифта разошлись и я ступил на площадке последнего этажа.
Ото всего этого несет непоправимостью, даже у соседствующих со мной голубей читалось обморочное ощущение отчаяния. А внизу все спешат, работают. Ну и пусть работают, пусть спешат. Зато у меня есть гордыня; у всех по семь смертных грехов, а у меня всего один, крепкий, как умывальник. И если уж гнаться, то не меньше, как за двумя зайцами. И пока вы пестуете свой дух, я выпестовал свой, и также могу разрушить его. А могу оживить в любую секунду, постоянно. Я простой сверхнедочеловек, повернув голову, я прочел надпись на стене: «Не подходи, ты не поймешь цветов».
А я всё-таки попробую…