Рыкъ : Эи

У меня как назло что-то случилось с мобильным и прервать связь было невозможно. Приходилось в сердцах проклинать телефон, прошедший со мной огонь и воду, и выслушивать привычные, но оттого не менее обидные, обзывательства подруги, которая, надо добавить, тоже прошла со мной через многое и часто, ой как часто, оставалась единственным, что удерживало меня на плаву, единственным что спасало меня от рюмочки и других губительных соблазнов, которые как щебенка покрывали мою жизненную дорогу. Но черт возьми, какой же она может быть надоедливой и язвительно, хоть телефон выбрасывай.

- Милая, у меня тренировка, поговорим позже.
- Да пошел ты, я тебя вижу три часа в сутки. Когда ты сегодня придешь.
- Пожалуйста, милая, - я уже подходил к раздевалке и поэтому на ходу расстегивал рубашку, с каждой расстегнутой пуговицей чувствуя на себе все больше и больше взглядов молодых пигалиц, которых я должен был учить броскам, удержаниям, замкам...
- Что пожалуйста? Ты меня вообще слушаешь, Игорь? Меня это заебало уже год назад, - я уже был в раздевалке и расшнуровывал ботинки, - Я ведь брошу тебя.
- Галя, у нас чэпэ, паренек поскользнулся и ему нужен гипс. Люблю, целую, пока.
- Ирод! – если рассуждать логично, разговор на этом слове и должен был закончиться, но она все не вешала трубку. Я молчал ровно столько, сколько понадобилось чтобы скинуть ботинки и вытащить ги из сумки.
- Ну давай уже, клади трубку, Галя. Ты же знаешь я люблю тебя так сильно, что первым связь прервать не хватит сил.
- Что опять кнопка не срабатывает?
- Ага. Ну давай кла..., - связь оборвалась, - ...ди.

Я не знаю, что такое любовь. Я не знаю люблю ли я Галю. Но без нее я бы, наверное, был очень одинок, уж точно мне бы не хватало ее криков, стряпни, ласк. Такие мысли, мысли о чувствах, казалось бы абсолютно чуждые моему разуму, посещали меня с регулярностью, которой позавидовал бы любой наркоман, если бы они ему заменяли дозу. Скорее всего виной и прямым объяснением им была погибающая во мне молодость, чью жизнь я долгие годы продлевал и продлевал и продлевал глупыми неответственными поступками и идиотскими выкрутасами. Хотя, иногда я думаю, что мы вообще не ответственны за мысли, ни с того ни с сего загорающиеся как костры и обжигающие наши разумы, по той простой причине, что они вообще нам не принадлежат, а насылаются на нас чем-то большим, чем мы все вместе взятые; каким-то огромным нечеловеческим разумом, смыслом существования которого является засирание наших жизней. Правда, последняя версия подразумевала, что наши жизни кому-то интересны и важны, а я в этом очень сильно сомневаюсь... Из транса меня вывел голос четырнадцатилетнего паренька повязывающего зеленый пояс вокруг осиной талии. Не кормят его что ли?

- Игорь Васильевич, а кому нужен гипс?
- Гипс? – не сразу вспомнил я, что в шутку сказал Гале.
- Ну да, вы сказали, что кто-то упал.
- Сказали, сказали, когда черный пояс получишь поймешь, - пацаненок улыбнулся и уже собрался выходить.
- Э, постой. Ты вообще ешь что-нибудь или только КокуКолу пьешь?
- Да нет, ем. Я правда не завтракал сегодня.
- А я вот много ем и смотри какой здоровый. А тобой только ворон пугать, и то близоруких..

Через пять минут я уже и сам стоял в середине зала и объяснял детям, как более эффективно делать друг другу больно. За без малого пятнадцать лет я научил этому многих. Мне почти все равно, как эти дети будут использовать полученные ими знания – бить какого-нибудь Вову З. из 10 Г, отнимать сумку у старушки, которая идет с рынка или спасать девушку от изнасилования. В конце концов каждый решает сам, и каждый за свой выбор отвечает сам. Да и по большому счету вряд ли им помогут эти японские кривляния, пуль они по крайней мере не останавливают, в этом я уверен. Я даже не знаю, за что меня хвалят седые японцы из федерации на каждом домашнем семинаре – мне абсолютно похуй на все кроме своей заработной платы и сохранности детских костей – вещей взаимосвязанных. Но то, что я думаю не всегда определяет то, что я делаю. Наверное, это лицемерие или может быть механизмы самозащиты двадцать первого века. Одно из двух. Что именно я еще не решил. Также как и не решил ехать ли мне в Японию на международную семинар по дзюдзюцу.

Дома меня встретила полуобнаженная Галя с надкусанным яблоком в руке. Кто твой змей, Ева? Я? Крем глаза я заметил собранные сумки стоявшие при входе в спальню. Неужели не я?

- Куда собралась?
- Никуда. Просто я решила тебя выгнать, - она улыбнулась и хрустнула я блоком, - Кушать будишь?
- Зависит от того куда ты меня выгоняешь.
- В Японию.
- Тогда пожирней, погуще. И не еби мне мозги больше, по телефону особенно.
На кухню она пошла обиженной.

Не то чтобы, я шел на поводу девушки, пускай и любимой. Просто иногда лучше не спорить. Если Галя считает, что мой семидневный отъезд укрепит наши отношения, то это действительно может быть так. Она, наверняка, знает лучше. По большому счету мне поебать. Так думал я, спускаясь по трапу самолета и бесясь, видя неискренние улыбки персонала аэропорта Наха. По правую руку от меня шел Икимо, мой переводчик, не знающий ни слова по-русски, и представляющего собой ходячие оскорбление английскому языку, на котором он пытался выразить свои мысли. Хотя, какие там мысли могут быть в крашенной рыжей голове с оттянутыми серьгами ушами? «Хау даз ю ду, Игорь-сан?», были первыми его словами, которые он сказал при пересадке в Токио. Во время перелета он говорил много о том, как ему приятно практиковать английский язык с русским человеком. Я почти дружелюбно кивал и пытался выпросить у стюардессы хотя бы одну бутылочку алкоголя.

Не понятно, почему конференцию решили провести в столице карате - Окинаве, а не как обычно в Токио. Впрочем, роли это никакой не играло. Абсолютно все равно где жить четыре дня на халяву

В Нахе нас встретили двое молодых людей. Они начали говорить на японском с Икимо, причем Икимо не удосуживался переводить о чем.
- Икимо, что они хотят?
- Игорь-сан, он говорят на Наха, а я на Кюсю.
- Икимо, я не понимаю что ты хочешь сказать, но вы только что пару минут говорили друг с другом. И мне просто интересно о чем могут разговаривать пару минут люди, которые говорят на разных языках.
- Мы решаем, на каком диалекте нам говорить.
- А они могут говрить на английском диалекте? – попытался я пошутить.
- Не знаю, Игорь-сан, сейчас я спрошу...
- Нет, нет. Не спрашивайте, просто говорите на ихнем диалекте, сделайте им приятно.

Потом мы поехали в отель, где мы должны были дожидаться начала семинара и тренировок. Японцы о чем-то тихо говорили, Икимо переводил мне, я кивал и улыбался. Солнце отражалось от дисков Тойоты, заставляя ждущих автобуса людей щуриться. Мне казалось, что щурятся они моему приезду. В Японии я первый раз, и то только пару часов, но уже сейчас понимаю, что приезжему здесь не стоит и надеяться стать частью социума. Каждый должен знать свое место. В окошке сменялись виды – Япония показывала мне абсурдное кино – рыжеволосые японские парни, косившие под Элвиса, рычали в микрофоны на англо-японском, хотя может просто рычали; девочки в одежде, явно подчеркивающей их желание быть изнасилованными, выходили из Макдональдса, дожевывая купленные там пищевые отбросы; старушка сидящая на автобусной остановке, глядящая на ноги рядом сидящего мужчины с сигарой в руке; абсолютно пустой парк, очень красивый и оттого еще более пустой, проезжая его мне очень сильно хотелось прямо на ходу открыть дверь автомобиля и как кошка прыгнуть в траву этого парка; избушки - первые архитектурные сооружениями заставившие убедиться, что я в Японии, а не в маленьком европейском городке, населенном японцами. Неподалеку от избушек был и наш отель – высокая черная коробка с окошками.

Сидевший радом Икимо ткнул меня в плечо, стал смотреть на избушки и мигать глазами.
- Отель хочет выкупить избушки, а потом снести.
- Зачем? Разве в них никто не живет? – ему понадобилось минуты две чтобы перевести семь слов и еще две, что бы дослушать ответ. Машина уже остановилась, но мы не выходили. Наверное, начатого разговора прерывать нельзя.
- Они слишком контрастируют с отелем.
- Тогда снесите отель, и настройте избушек, чтоб все приезжие там жили.
После того как Икимо перевел сказанное мной, двое японцев засмеялись и вышли из машины. Похоже, в Японии у меня появилось чувство юмора.

До начала семинара оставалось четыре часа, которые я решил потратить с пользой. Первым делом я поменял доллары в отеле, потом побежал в первый попавшийся суши бар и на пальцах объяснил не знающему английского продавцу чрезвычайную необходимость заиметь бутылочку саке и порцию сырой рыбы, которая оказалась довольно вкусной, чего нельзя сказать о выпивке. В голове у меня крутилось «рисовая водка, рисовая водка» и я ожидал легкого опьянения от двухсот грамм напитка. Ожидал я его довольно долго, ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы выпить еще одну бутылочку. В конце концов я дождался и решил поехать посмотреть какой-нибудь монумент. Водитель автобуса объяснил мне на гораздо лучшем английском, чем у моего переводчика, что лучше всего посмотреть Химеюри но То – памятник погибшем во Второй мировой войне.

Я не знаю чего я ожидал от Химеюри но То, но когда туда приехал был разочарован до хруста в висках. Передо мной находились вкопанные в землю черные мраморные плиты с выгравированными белым цветом именами погибших. Я только тогда понял, что мне определенно нравятся иероглифы – очень красивый метод записи грубого и некрасивого языка. Также вид скрашивала покачивающаяся задница красивой японки, если судить по заднице, конечно. Она клала цвету к подножию одной из плит. Когда она распрямилась и повернулась я по инерции продолжала разглядывать то место, где до этого просматривалась задница, хотя, впрочем, лицо ее я тоже увидел и оно мне вполне понравилось. Я сказал «хай» и, не дожидаясь ответа, пошел прочь. Время поджимало и надо было хотя бы попытаться не опоздать более чем на пол часа. Сделав пару шагов по направлению к тому месту, где я надеялся найти автобусную остановку из-за спины у меня вынырнул вопрос: «Ты американец». «Нет».

До остановки мы дошли вмести и сели на тот же автобус. Ее звали Эи и на английском она говорила лучше меня. В основном она рассказывала всякую чушь о том как погиб ее дед, обороняя Окинаву от американских захватчиков , которую я абсолютно не воспринимал, так как думал насколько важно знание английского языка и как сближает оно казалось бы абсолютно разных людей. Где-то минут через пять она уже вовсю критиковала Америку, ее военные базы на Окинаве, ее пьяных солдат, ее политику, президентов и т.д.

- Эи, я был в Токио, - наврал я, - сейчас, как видишь, нахожусь в Нахе, пару раз был в США. И большой разницы не вижу. – меня уж понесло абсолютно не в тут сторону, я отдавал себе отчет, что вполне могу говорить что-то очень обидное, но алкоголь в крови подстрекал, - Те же Макдональдсы, те же Элвисы. Вы же потеряли свою культуру.
- Ты прав.
- Да? – я не ожидал такого ответа. Так грациозно меня еще ни кто не ставил в тупик.
- Да.

Минут десять мы сидели молча. Эи чему-то улыбалась, я пытался незаметно смотреть на ее привлекательно лицо, но все больше смотрел на ее коленки. Короче, вел себя как первоклассник. Наверное, этому она и лыбилась.
- Ты пьян?
- Нет, нет. Я русский.
- А что делаешь тут.
- Приехал на семинар по дзюдзюцу.
- Ты знаешь, я из Токио и тут почти никого не знаю, давай на тренировке будем в паре.
Я сказал «давай». Ключевыми словами для меня было «давай на тренировке будем в паре» подразумевающие, что я смогу лапать ее как захочу. То что она тоже приехала на семинар и вполне может больно отпиздить если ее чего-нибудь не понравится до меня дошло только когда мы входили в отель.

На семинар мы не опоздали. Начались вступительные речи. Японец сменял японца, все были похожи друг на друга, говорили тоже одинаково. Атмосфера была дружеской, шутки частыми, причем каждая шутка сопровождалась сдавленным смехом и прикрытием ртов ладонями. Меня все это бесило, казалось ненастоящим, я даже заскучал по Гале и все ждал начала общей тренировки, в особенности мне хотелось чтобы Эи бросала меня через свои бедра. Но вот они начали говорить о новом клубе в Камбодже и мечтания о эиных бедрах стали вытесняться другими мыслями. Зачем им дзюдзюцу в Камбодже? Им вообще двигаться противопоказано – все худые, пускай сидят на одном месте и нагоняют жир.
Тренировка так и не состоялась. По программе она должна была начаться на второй день семинара, утром. Но в программу я не заглядывал, поэтому был удивлен. После окончания открытия я подумывал о страстном чаепитии с Эи, но что-то было не так. Во-первых, она почему-то казалось такой доступной, что не было интриги; во-вторых, для меня было дико изменить Гале. Я никогда этого не делал, это было бы довольно непривычным. В целом я сам не знал чего хотел и поэтому решил пустить все на самотек. Как будит, так и будит.

На следующее утро мы на автобусе поехали в додзё, где должна была проводиться тренировка. По общему состоянию додзё я понял, что к дзюдзюцу все эти люди относятся не просто как к японской борьбе, а как к смыслу жизни. Я часто читал об в разных книгах, мне часто говорили об этом люди достигшие в дзюдзюцу большего чем я, но я ко всему этому относился скептически. Ан нет, этим людям явно не все равно. Маты сверкали, кондиционер работал на полную мощность, японцы были торжественны и напряжены, главный сэнсей что-то тихо говорил стоявшим около него людям, а потом повернулся и на английском задвинул: «Единоборства это не способ причинять людям боль, а способ стать лучшим человеком. Приступим.» Я вспомнил о Икимо, моем переводчике. Я не видел его с тех пор как приехал в отель и искренне надеялся что его съела годзилла.

Минут через сорок, начали говорить об изменениях в программе и наконец-то пришло время к броскам через бедро. Эи стояла рядом и неженственно раздувала ноздри, я как настоящий джентльмен попросил ее начать кидать меня. Не то чтобы она осторожничала, но кинуть меня не могла. Я с силой обнял ее свободной рукой и прижался к ее заднице так, что она практически не могла согнуть колени. Сгибание коленей - действие необходимое, чтобы кинуть такого как я борова. Я беззаботно валял дурака и мне это очень нравилось, потому что я опять чувствовал себя подростком, а Эи немного бесилась.
- Игорь-сан, ты должен упасть. Не сопротивляйся.
- Как же, насильнику на улице тоже самое скажешь.
- Иногда надо падать. А насильнику я въебу по яйцам.
И опять раздувающиеся ноздри и взгляд как у самураев из фильмов Куросавы. Все это произвело впечатление, поэтому я действительно ослабил хватку свободной руки, но прижимался к заднице все также сильно.

Тренировка, в целом, прошла резво и задорно. Завтра должна быть еще одна, а потом закрытие семинара. Несмотря на то что я был усталый, а у Эи, наверное, болела задница, я все-таки пригласил ее к себе в номер, надеясь что она не откажется. Друзья говорили мне, что японки ночью не спят, а думают как бы отъебать иностранца. Эи согласилась, тем самым дав понять мне, что секс ночью обеспечен О Гальке я и забыл. Вообще не пойму, что я так морочился раньше – она все равно не узнает..

В номер ко мне он пришла в джинсах и кофточке с покимоном. Я думал как бы ее из кофточки выговорить и наливал и наливал ей саке в деревянную квадратную...ээ...чашку. Когда мы уже были довольно пьяны я принялся стягивать с нее покемона, она не сопротивлялась. Я уже почти стащил его, но в дверь постучались и голосом пропавшего переводчика объявили, что мне звонит жена. Мы с Галей не женаты, но она везде говорит, что я ее муж. Не открывая двери, я крикнул:
- Это недоразумения, скажите, что я отравился насмерть.
Шаги за дверью отшагали и я опять было потянулся к покемону, но Эи отдернула мои руки.
- Ты женат?
- Нет.
- Значит звонила твоя девушка?
- Да, - я решил не врать. Сорвется так сорвется.
- Ну ладно.
Я был потрясен. Она вообще больше ничего не сказала, а только стонала. Все закончилось необычайно быстро, минут через двадцать я пошел в ванну, а возвращаясь увидел все те же раздувающиеся ноздри.
- Я не кончила. Если изменяешь, то изменяй добросовестно, так ей будет приятно.
- Кому ей?
- Твоей возлюбленной.
Ход ее мыслей мне, конечно, нравился, но слишком уж необычным показалось мне такое заявление. Я сказал, что подумаю и решил, что переведу ее в партер еще пару раз за ночь.
- Ты не уважаешь свое возлюбленой, - сказала она и, одевшись, выбежала из номера
Партер отменялся, а на душу что-то начинало жечь. Уж лучше бы она послала меня на хуй, а не била подло и ниже пояса.

Оставшиеся дни семинара прошли блекло. Тренировка, экскурсия, ресторан. Эи со мной не разговаривала и держалась других девушек, я было думал подойти к ней и объяснить что все это недоразумения, и что я врун, и что нету у меня никакой девушки, и что я ее очень уважаю. Но, когда я мысленно проговаривал все это, меня клинило: кого я тогда уважаю, если у меня нету девушки, и принято ли у них уважать того кого ебешь. В общем последние дни семинара были полны неуверенности и какого-то чувства опасности.
Уезжая я понял, что Эи летит со мной на одном самолете до Токио. В середине перелета я подошел к ней и извенился.
- Не еби мне мозги, - было все, что она сказала
Домой я прилетел разбитым морально и физически. Галя встречала меня в аэропорту. Мы обнялись и она как обычно с улыбкой спросила:
- Ты мне изменял?
Правильным ответом было: «Нет, я тебЯ люблю». Но я почему-то уставился на ее свитер со снежинкой в центре и сморозил:
- Она права.