Лев Рыжков : МЫС ЗАПАДЛО

По правде сказать, я дворца на мысе Идокопас не видел. Но на месте, где он стоит, бывал в то время, когда никаких резиденций там и в помине не стояло. И там со мной произошло два поучительных случая.
***
Первый произошел, когда в начале 90-х я работал в столовой пионерлагеря. График был изумительный – два дня пашешь, два дня отдыхаешь. И я очень скоро изучил все окрестности.
Добрался по берегу и до мыса Идокопас. И обнаружил там отличный пляж, с удобной галькой, почти безлюдный. Правда, все люди, которые там отдыхали, были голые. Вообще вот безо всего. Ни плавок, ни купальников. Ну, и я как-то без особых терзаний (старый панк-безобразник, что уж там) снял плавки и давай загорать-купаться. Красота, спокойно. Никто не достает. И можно на девчонок без лифчиков поглядывать. Когда еще такое увидишь? Интернета ведь еще не было. В общем, понравилось мне там. Решил при случае вернуться.
А со мной на кухне работал однокурсник Костя. Я ему, конечно, рассказал про голых девок на пляжу. Он подзавелся, но сделал вид, что знал это и раньше. Договорились мы с ним сходить в следующий раз вместе.
Вскоре у нас совпали выходные. Мы взяли бутылку водки и две порции обеда в столовой. И пошли. А идти долго. И по солнцепеку. Но дошли. И вот он – пляж с голыми тетками!
Правда, с днем нам, видимо, не повезло. В тот день загорали одни только голые мужики. Ну, и еще одна дама с комплекцией бабы Вали - нашей соседки по пионерлагерному корпусу.
- А где телки-то? – запаниковал Костя.
- Еще придут, - сказал я. – Рано еще. После обеда, наверное, появятся.
И тут я шокировал однокурсника. Потому что снял плавки.
- Э, ты чо творишь?! – запаниковал мой друг.
- Да расслабься, здесь все такие, - говорю я. – Где ты хоть кого-то в трусах видишь? Только ты один в них и сидишь. Здесь принято, братан, без трусов.
- Точно? – все еще сомневался однокорытник.
- На тебя уже косятся, - говорю я ему.
А плавки у моего приятеля были старые, советские. Лучше уж, действительно, и вовсе без них.
- Это чо, к телкам идти без трусов знакомиться? – все волновался Костя. – А сам-то пробовал?
- Неа.
Выпили мы с ним горячей водки, закусили обедом. А тут и девчонки появились. Купальники так красиво скинули. И в воду – прыг!
Смотрю, у однокурсника глаза стали квадратные.
И начинает он очень решительно снимать трусы. Вдруг вопли доносятся откуда-то сверху:
- О! Нудисты! Гыгыгы!
А это пионеры из соседнего лагеря. На экскурсию пришли.
- Идем отсюда, дети! – говорит им вожатая.
Но дети уперлись. Рассматривают.
- О! А тех двоих долбоёбов мы знаем! – радуются дети. – Они ж из «Чайки»!
И угадали гаденыши даже название лагеря. Помрачнел мой приятель. Сначала, правда, стал густо-фиолетовым. Разозлился, водки горячей напился, страдал потом.
И мораль отсюда, наверное, такая, что надо оставаться собой. Не прогибаться под социум, если так уж претит. Ну, нравится тебе купаться в трусах – так и на здоровье. А поступишься принципами, перешагнешь через себя – конфуз и страдание получаются.
***
Прошло несколько лет. И вот мы застаем Лев Валерьича кудрявым и влюбленным. Девушка уговаривает вашего покорного съездить куда-нибудь в поход. С палаткой! В романтическое уединенное место.
- А поехали под Геленджик! – говорю я. И место описал – со всеми красотами. Сосны, вид на море, и само море, прозрачное аж до самого дна. Дельфинов видно.
А поехали!
С нами в поход напросился один мой знакомый. За глаза имел уважительное прозвище Байрон. Вроде как писал стихи. Правда, самих стихов я не читал и не слышал ни разу. Но когда-то на университетской парте я прочитал изречение: «Если знаешь, то знаешь, не веря. Если веришь, то веришь, не зная». И такая глубокая это была мысль. Мне почему-то казалось, что это наш Байрон написал.
И еще он был эстет, этот Байрон. Он не ел мяса убитых животных, потреблял все только высшего уровня. Отгибал мизинец. Признавал достойным себя только все самое-самое. Сейчас таких называют хипстерами, но в 90-е это определение широко не применялось. А вот слово «эстет» было.
Я эстету Байрону в курилке расхвалил пейзаж дивного уголка природы, и тот загорелся съездить, полюбоваться.
И вот встречаемся на вокзале. Мы с девушкой в джинсах, с рюкзаками. В меру ободранные. А он такой – в белой рубашке с надувными рукавами. Чем дальше отъезжала электричка от Краснодара, тем больше наш эстет дичился. Сидел, смотрел волком. А мы с попутчиками сидим себе, болтаем. Яичками, курочкой угощаемся. И на каком-то полустанке эстет говорит:
- Ну, все. Пока. Я выхожу.
- Ты куда? – удивляюсь я. – Это ж еще не море.
- Я передумал. Я никуда не еду.
Уговоров эстет не слушал. Я его, по-моему, даже не убеждал, потому что вдруг понял, что так оно и лучше будет. И вот сошел наш протохипстер на станичном полустанке. А там гопники сельские сидят, семками плюются. Наш эстет тут же влетел обратно в вагон.
- Уговорили, - говорит. – Еду с вами.
Потом он нам, правда, высказал.
- Как вы можете общаться с этими людьми! – Это он про попутчиков. – Это же быдло! Сидеть с ними за одним столом! Где ваше чувство прекрасного?
Дорога до мыса заняла как-то очень много времени. То автобусы не ходили, то еще что-то. В общем, оказались на месте только к ночи. Почему-то были там только мы. И на пляже тоже никого не наблюдалось.
Наутро эстет стал выносить нам мозг. Категорически отказался от шашлыков (вегетарианец). Портвейн «Анапа» тоже его не устроил – то ли годом урожая, то ли виноградник не тот.
- Я буду питаться отдельно от вас! – заявил он. – Ваша пища слишком груба для моей тонкой натуры.
Оказалось, у него были свои запасы. Сыр с плесенью, шпроты. Ну, и ладно. На портвейн «Анапа» не претендует – и то хорошо.
Пока мы с моей любовью весело бултыхались на безлюдном пляже, эстет страдал. Он бродил на сложных щах по нашей стоянке. Наверное, ловил вдохновение. Мы на него даже перестали обращать внимание. И стали жить автономно. Мы – сами по себе. Эстет – сам. Мы ему всякий раз улыбались, а он на нас что-то таил. Может, в спутницу мою влюбился?
Но особое возмущение у эстета вызвали наши песни под гитару. Особенно песня «Звуки поноса», которую я сочинил в глубокой юности и даже когда-то один раз пел ее со сцены в составе панк-рок-группы.
- Как вы можете петь эту мерзость в таком благословенном месте? – отчитывал нас эстет. – Где ваше чувство прекрасного?
Потом у нас с любимой кончились продукты. Но мы наловили в ближайшей луже лягушек и сделали на костре вполне сносную лягушатину по-французски.
- Как вы можете есть эту мерзость? – негодовал эстет.
Мидии из моря ему тоже не нравились. Он все хомячил свой сыр с плесенью.
На третий день стоянки эстет стал носиться по стоянке с очень сосредоточенным видом. Куда-то убегал, с окрыленным видом выглядывал то из тех кустов, то из этих.
- Вдохновение поймал, - сказал я, наблюдая за метаниями. – Вот и хорошо.
Но вдохновение оказалось диареей. Мы бы об этом никогда не узнали, если бы, поднимаясь с пляжа по скале не услышали характерный звук работающего перфоратора. Природа вдохновения стала ясна.
По-настоящему красив мыс Идокопас на рассвете, когда пришедшее из-за гор солнце, бросает в воду первые розовые лучи. Природа тиха и невинна. Я разбудил любимую на рассвете, и мы романтично пошли любоваться рассветом. Взяли с собой коврик-пенку, еще в темноте сели на месте, откуда открывался самый живописный вид. И замерли, завороженные.
Все вокруг было чисто, невинно и первозданно. Как-то так, возможно, выглядит рай.
«Et in Arcadia ego!» - думал Лев Валерьич отчего-то на латыни, чувствуя глубочайшее единение с природой. И природа отвечала в ответ ласковым ветерком в физиономию.
Но вдруг ветерок перестал дуть. И мы с любимой тут же стали задыхаться от чудовищной вони, пришедшей неизвестно откуда.
- Что это? – закричала моя любовь. – Откуда это? Аааа! Мы же на этом сидим!
И действительно, впотьмах мы расположились прямо поверх омерзительной лужи, оставленной… Ну, понятно, кем. Кем-то, кто даже нагадить без красивого вида не может.
Мне захотелось эстета придушить изгаженной пенкой и скормить останки акулам. Но я, конечно, не стал этого делать. Коврик, тем не менее, оказался безнадежно испорчен. Даже море не смогло отмыть его. И мы отправили его в плавание в Турцию.
А с эстетом этим как-то безболезненно раздружились. Я бы его и не вспомнил, если бы не разоблачения Навального.
Какую мораль можно извлечь из этой истории? Даже не знаю. Наверное, такую, что не стоит доверять излишне манерным людям, поклонникам элитного потребления.
***
И напоследок – немного конспирологии. Наверное, что-то не так с самим этим местом. Да, оно красиво. Но древние духи соседних дольменов – это таки не шутки, почему нет. Они любят делать людям то, что у не-эстетов называется простым и емким словом «западло». Обе истории – в принципе, про западло.
Мыс Западло, в общем-то.