отец Онаний : Кот и лисичка

Однажды, один камышовый кот обидел лисичку. Хотя, какой однажды, обижал он её периодически, в основном своей холодностью. А лисичка его беззаветно любила. Кот же был довольно мерзкий. Любил больше себя, свой непонятный внутренний мир и большой трухлявый пень, в пустоте которого он скрывался от посторонних глаз.

Но вот однажды, лисичка не выдержала и перестала навязываться коту. Не хочешь, ну, и не надо, вредный скот.

И кот захерел. Сначала он думал, что теперь целиком и полностью сможет погрузиться в свой якобы богатый внутренний мир, лизал яйца чаще обычного. Но вышло, что был он не очень умный. А если уж положить руку на сердце, то идиот.

Кот и до этого сторонился других обитателей леса, важничал, фыркал, не во что ни вникал. А теперь и вовсе день-деньской сидел внутри трухлявого пня и играл с кончиком своего длинного, но теперь никому не нужного хвоста.

Кот никак не мог выбросить из головы лисичку, постоянно прокручивал воспоминания в своей глупой голове и иногда плакал. Он прекрасно осознавал, что он самый большой эгоист на всём белом свете и сделал больно той единственной, которая принимала его таким, какой он есть. Но пути обратно не было. А время совершенно не работало как лекарство, врал всё доктор Айболит.

У кота даже была интрижка с одной обитательницей леса. Получилось как-то само собой. Но эта новая пассия оказалась колючая, как ёж, да, к тому же замужем за довольно крупным представителем местной фауны. И кот ещё больше впал в уныние. Пень его постепенно разрушался, мысли сыпались как труха, блохи нещадно кусались.

И, вот ведь дурак, лисичка давно бы его простила, но кот, понимая, что натворил, не мог не то, что пошевелиться, даже мяукнуть не мог, как-будто ком в горле стоял. Ах, я бедненький, несчастненький котишка, лучше бы я попал в капкан и сдох. Но не было в том лесу капканов.

Становился кот злым и раздражительным. Даже яйца лизать перестал, глаза потухли, смысл жизни испарился, мыши по голове ходят. А лисичка, по слухам, была всё такая же красавица. И, кот, честно-пречестно, надеялся, что узнав, что у лисички новая счастливая жизнь, сам оттает и перестанет хотя бы постоянно о ней думать. Но мысли роились как блохи. Для котов, увы, это свойственно.

В лесу, конечно, был психотерапевт, уж. Но кот, категорически, не воспринимал это шарлатанство. Пусть лучше мыши по голове пешком ходят и блохи жрут денно и нощно. Тот, кто сам не ядовит, не сможет помочь другому, у которого яда внутри хоть отбавляй. И кот, свернувшись калачиком, стал ждать собственной смерти.

Смерть, в это самое время, была занята. Она разгребала за другими обитателями леса. То волк не взял в толк и был клеймён метким глазом охотника сквозь импортную оптику; то зайчишка серенький под ёлочкой скакал, скакал и наскочил на шатуна; то глухарь, внезапно, совершил каминг-аут и стал жить с совой. Она ему угу, угу, и он ей в ответ угукает. Так и живут. Вернее, жили. Оба доугукали, птичий грипп где-то словили и всё. В общем, у смерти аврал. Не до какого-то блохастого кота ей.

Кот лежал, положив косматую голову на лапы, и вспоминал, как они с лисичкой то, как они с лисичкой это. Что имеем – не храним, потерявши – плачем. Кто виноват дураку, что уши на боку. А теперь весь свой дырявый, как швейцарский сыр, внутренний мир, коту под хвост. Нет там ничего, чёрная дыра.

Пень трухлявый от постоянного мышиного спринта обвалился и засыпал кота. Чихал, чихал кот, сверкал глазищами от страха, а выхода всё равно не видно. И смерть, обманщица, опять стороной обошла. Надо бы как-то выбираться, да сил нет. Зато мыши сбежали, и блохи затаились. О времена! о нравы!