отец Онаний : Аэробика

Раздали дуракам бумагу и карандаши. Половину карандашей дураки сразу потеряли. А один даже умудрился засунуть карандаш себе в задний проход, правда, грифелем наружу. Получился такой пишущий сфинктер. Ай да Пушкин, короче.. Но раздали им все эти принадлежности совсем не для этого. А чтобы дураки написали кому что нужно. Прошения свои.

Ну вот те, которые справились с заданием отдали бумагу старшей медсестре, жабообразной бабе, с квакающими тремя подбородками и четырьмя животами. Старшая брезгливо понесла писанину до дохтура. Но, дохтур отмахнулся от всего, как от назойливой мухи, и продолжил тупить в журнал «сельская жизнь», грезя об огромных качанах капусты, размером с бычью голову.

Писанина в итоге легла на стол лицу ответственному за поставки всего нужного и ненужного в дурдом. И так в прошениях было: баба – два раза, толстая баба – три раза, Пугачева, автомат Калашникова, телефон для звонка Путину, полное собрание сочинений Ленина (чем им не хватает неполного, имеющегося в местной библиотеке) и наконец, встретиться с солистом группы Алиса Константином Кинчевым. Хорошо, что не с Оззи Осборном.

Но ответственное лицо было лицом начитанным, и знало, что Кинчев – фамилия не настоящая, а настоящая Панфилов. Как раз работал в дурдоме один Панфилов, ответственный за культуру, баянист и ложкарь в третьем и последнем поколении, герой танкист, трижды горевший в танке, который из бокса то никогда не выезжал.

Вызвали Панфилова, которого, к сожалению, звали не Константин, а всего лишь Сергей. Потому что хотя кругом и дураки, но и их иногда надо радовать. Глядишь и пойдут на выздоровление. А Пугачёву сейчас не найти, у неё у самой деменция и из тумана айсберг выплывает. Да и баб столько даже на трассе не стоит. Понятно всё, дурдом то чисто мужской, вот и мучаются, кто как может. Теребят всё что шевелится. Хоть и колют их препаратами, а всё равно от педерастии нет-нет, да и да.

В общем, этого Серёгу, героя Панфиловца, вызвали для ЦУ. Указания были – начесать хаер, найти футболку постаршнее и взять гитару. Раз гитары нет, то хотя бы балалайку. Тоже нет. Ложки, хуй с тобой, ложки. Выступает группа Алиса с песней «тоталитарный рэп – это вам не ха-ха…».

Ой, что творилось в палате, когда вошел новоиспеченный Кинчев, которого. К слову, все знали в лицо как Серегу Панфилова. Но, эффект, который приподнёс конфирансье тире ответственное лицо, представил Панфилова-Кинчева в другом свете.

Дурак, просивший аудиенцию с солистом Алисы сиял. Другой дурак, просивший Пугачиху, был смурнее тучи и пускал газы. Дурак, из чьего сфинктера торчал грифель – писал стихи на обрывках обоев. Стихи начинались так:
Снова в ночь летят дороги
День в рассвет менять…

В общем все были заняты своими делами. Вожделенный Кинчев стоял в центре палаты и был рассматриваем со всех сторон, как только что открытая Америка Колумбом. Хотя самому Панфилову-Кинчеву очень хотелось похмелиться и еще почесать левую лопатку. Но, коли ты памятник, то знай своё дело – стой смирно. Пройдут пионеры – салют пионерам, а как скроются за горизонт, ну их нахуй, встань и иди.

Панфилова-Кинчева потрогали со всех сторон, попытались даже укусить за икру, но Панфилов-Кинчев стряхнул дурака-вампира как надоедливую маленькую вошь.

В палату заглянуло ответственное лицо и предложило Кинчеву-Панфилову спеть. Что-что, что-нибудь известное. Чтобы дураки, простите, пациенты, могли подпевать.

Грифель в сфинктере в это время довёл куплет до логического конца и сломался в жопе:
Кому чья,
а мне досталась Трасса Е-95.
Дураки стали хлопать и просить песТню. ПесТню, песТню…

И Панфилов-Кинчев, запрокинув голову завыл, подстукивая себе на ложках:

Мы уже почти не слышим приказов,
Нас уже почти невозможно пасти,
Мы уже почти вышли на трассу,
Но только почти,
Только почти.
Аэробика!
У, аэробика!
Аэробика!
У, аэробика!
Лечь! Встать!

И, о чудо, дураки стали ложиться и вставать. Чего доселе не бывало. «А метод то хорош» - потирая руки улыбалось в дверях ответственное лицо. «Лечь! Встать! Аэробика!- скажите, пожалуйста, кто бы мог подумать, ай да Панфилов, ай да Кинчев!».