евгений борзенков : Вау - 2

Сережа!


Скорее всего, ты этого не прочтешь. Уже не имеет значения, что между нами случилось, чья в том вина, да и вряд ли простишь. А что прощать, у меня на ланитах еще не обсохло твое молоко, перси мои помнят мiць долонь твоих, чресла мои полны любови твоей, ягоды мои до сих пор набиты молодым порохом твоим, лоно мое стонет о тебе по ночам... Сережа. Ты не простишь, да и чего прощать, ибо нет вины моей в том, что впитала в себя яд твой. Я стучу в двери твои, но не слышишь ты. И не откроешь. Нет дома тебя. Дом твой на семи замках и ключ х@й знает где. Глух ты к мольбам моим. Пеплом посыпаю я голову свою и скрежет зубов моих слышат соседи мои.
И дико, страшно им в пустоте судеб своих от воя моего утробного.

А знаешь что... пошел-ка ты нахуй, Сережа. Пускай я леди Невъебение, леди Совершенство, пусть леди Ничтожество, Кончита, от слова «кончить», «кончать», - пусть, но ты... ты, сука, ты. Когда в режиме смс проходит половина жизни, и живешь только от смс до смс, тогда понимаешь значение поговорки «небо с овчинку». Ты, Сережа, сжал мое небо, скомкал, как кусок газеты, вытерев жопу, ты кончил в мое небо, и теперь оттуда вместо дождя потоки спермы, я лежу под ним с открытым лицом, беззащитна, покорна, раздавлена. У меня на губах вкус твоей спермы, в моей голове каша из бесконечного, перемолотого в муку, в пыль слова сережа сережа сережа сережа сережасережсережа.

Сер – гей.

И Елизаров. Да, упрекни меня еще раз, но он - это остров, крошечный пупок суши посреди океана тотального пиздеца и фальши, Елей на раны мои. Ему верю, ибо свят и велик. Он, как шест на котором исполняю свой неумелый стриптиз для тебя, якорь, что не дает окончательно съехать с крыши своей, ибо шифер мой скользок, а ветер надежды слишком безумен. Прости, Сережа, что так путано, в голове кроме тебя уже давно ничего, трудно собрать осколки последних мыслей, слепить подобие текста, да и не прочтешь ты ничего, да и плевать на тебя, но мне надо, пойми, мне надо доползти от себя до себя, так уже было, было не раз, когда-то я уже умирала, всяких раз мне попадаешься ты, лезешь изо всех щелей, с разными лицами, то в волчьей, то в овечьей шкуре, во всех инкарнациях, перерождениях, а я как вечная кукла для битья, твоя вуду –child и плевать на ошибки, я пишу сейчас кровью, ползу, оставляя след на на песке, стираюсь, таю, тлею.. Улитка с душой бабочки, придавленная твоим равнодушным каблуком; Сергей, сЕргей, Сер- гей, сэр, гей. Сережа...

Чтоб ты провалился, сука. Если бы сейчас в моей руке было твое горло, Сережа, если бы. Но ты далеко, мы с тобой в одном городе, но ты в другой вселенной. Зачем я пишу? Ты уже все. Твой хриплый голос в телефоне, корявые смс, злые буквы, воздух без капли кислорода, немое кино, беззвучная пантомима черно-белых клоунов вокруг. Ничего нет. Вакуум.

В прошлой жизни, когда ты в очередной раз перебил мне ноги, когда побил камнями на площади, посреди толпы, вместо толпы, вместе с толпой, - тогда ты был намного добрее. Когда причинял бесконечную физическую боль, я прощала, терпела, я была мадонной для тебя, матерью, я кормила тебя грудью, пока ты ел мое тело. Мы были одним целым – убийца и жертва, волк и ягненок.

Но сейчас, ты, сука, поставил на мне крест. Так просто, с брезгливой улыбочкой, равнодушно. Вырвал, будто сорняк, выжег. Такое не прощают. На самом деле, я пишу неписьмо, нетебе, неживая. За той гранью, куда ты швырнул меня своим отказом в близости, уже нет понятия добра и зла, там любовь под давлением зла приобретает иное качество, ценность, крепость алмаза и называется немного иначе.

Ненависть. Вот она, в моей руке. Он для тебя, этот клинок, он требует действия, зовет, хочет ожить, познать твое тело изнутри. Каков весь твой ливер, вонь твоей требухи, то, чем ты набит до отказа, то, чем ты дышишь, чем живешь.

Но я не спешу применить. Моя ненависть пока только в моей руке. В сердце моем – ТЫ. Мне нужно еще раз, понимаешь? Один раз. И все. Думай что хочешь, делай что хочешь, дай мне доползти до тебя, со своими перебитыми ногами, переломанными ребрами, обескровленная, обезглавленная, безмозглая, тупая кончита. Дай коснуться, подцепить тебя, хоть коготком, кончиком языка. Дай мне твоего горла, твоих глаз, твоего уда алого, тогда ты поймешь все. Вытри об меня еще раз ноги, прошу, убей меня еще раз. Только пожалуйста, на этот раз добей полностью, не оставляй ничего на потом. Я не хочу больше вертеть твое имя в своей голове, мне хватит, сделай так, чтобы в следующих жизнях мы обходили друг друга десятой дорогой, чтобы не было никаких следующих жизней, чтобы все кончилось здесь, поставь точку.

Как может быть, чтобы один человек заслонил солнце? И некуда деться, все закончилось, нечем дышать, все потеряло смысл. Зачем ты украл солнце, Сережа? Ну живи ты сам, наслаждайся, зачем было тащить меня? Я плетусь за тобой куском туалетной бумаги, прилипшей к подошве. Я мусор в твоих карманах, табачная крошка. Ты хочешь вытряхнуть, забыть навсегда, ты чистишь зубы, моешь руки, ты ненавидишь себя за меня.
Так мне и надо. Ты прав. Но дай мне. Дай еще раз, молю. Дай твоего яда, почувствовать вкус крови на твоих губах, твой запах, услышать как бьется сердце твое, как стучит, как я иду в бреду, достаю его, рву когтями из груди твоей, как колотится оно в руке...солоноватый вкус его... привкус тебя... сладость твоя, Сережа.

Мое ты отфутболил, как мяч.

Ах, не слушай, это все эмоции.
Короче, жду тебя сегодня в нашем кафе. На первый взгляд чистейшей вывих мозга – ведь ты не прочтешь письмо,его прочтут другие, намного лучше и хуже тебя, но не ты. Ты будешь идти на цыпочках осторожной крадущейся походкой вора, за стеклом, за дверью, пригибая голову, отворачивая лицо. Ты будешь чувствовать себя пидарасом, хотя это не совсем так, но чувство вины, неоправданная тяжесть, незаконченный грех – кто отпустит тебе его, если не я?
Что вообще это было? Химия, приключение? Что всеми вами движет? Охота? Развлекалово? Что?

Ты пидарас.

Если не придешь, я просто съем твое сердце, любимый. Ты даже не будешь знать, что случилось, и что с тобой будет – не скажет сейчас никто. Об этом не напишут в газетах, не снимут фильм, возможно, ты даже останешься жить. Но без сердца.
Хотя... вряд ли ты заметишь.