дважды Гумберт : Факинг

Видеозапись, найденная в ютюбе.

Страшный лимонный фон. Девушка модельной внешности, с тонкими запястьями, читает с планшета. У нее вирусное произношение «крутой девчонки».
- Я неуловим и многогранен. Темен и мстителен. Правдив до абсурда. У меня много имен и обличий. Там, где я нахожусь, нет больше ничего. Там, где меня нет, лучше долго не оставаться. А если судить по паспорту – я… вот блин, не могу разобрать. Кескесе? Таких имен не бывает. Ладно. Такой-то такой-то. Мне 49 лет. Выгляжу я на шестьдесят. Я в прекрасной физической форме, в расцвете губительных сил. Хмурый человек просыпается утром, смотрит на себя в зеркало и долго смеется. Это я. Сегодня мне снилась черно-белая хроника. Йозеф Менгеле целуют ручки принцессе Елизавете. Академик Лысенко играет с котенком. Академик Вавилов играет на электрогитаре. Билл Гейтс нисходит в крестообразную иордань. Сплю я плохо. Я сопротивление. Теперь о том, чем я могу быть вам интересен. Всё? Окей. Спасибо.

Девушка встает и выходит из мира. Ее место занимает мужчина, похожий на фантаста Лукьяненко. Скорее всего, это он и есть – фантаст Лукьяненко. Читает с того же планшета, бегло и равнодушно:
- Я киллер. Чтобы сразу отсечь лишнее. Моя главная черта – надежность. Я могу убивать, легко и непринужденно. Но не корысти ради, а только из идейных соображений. Из чего следует, что я убийца массовый и категоричный. Убиваю я не конкретных людей, а целые категории. Точнее, убиваю не я. У меня есть знакомый ангел смерти. Мой друг, мой партнер и подручный. Вы же читали про джиннов, которых умели ловить ранние суфии? Их, этих джиннов, довольно много развелось в те века. По натуре своей это бродячие сущности. Они ныряют в природу, как мы ныряем в бассейн. Плюх! Говорят, они очень злобные и консервативные. Что ж, духи есть духи. Такими уж уродились – мракобесами. Поймать их и заточить в какой-либо емкости нельзя – это всё сказки. Но они могут сами предложить свои услуги. Такое сложно объяснить. Это мистика, да! Так вот, мой джинн, он особенный. Добрый. Он убивает гуманно, во сне. Убивать будет он. Она. Оно. Я называю его Девой Ночи. Хотя это, понятно, условное обозначение. Выдает во мне романтика, да? Собственно, такова моя работа, стезя. Думать о человечестве и страдать. Раздавать имена и знамена. Близко к сердцу, братья мои, принимаю я ваши нескончаемые и нерешаемые проблемы. Ибо ваши проблемы – мои. Всё вот думаю, как вас спасти. От страшной пустоты, от великой угрозы. Ведь это, в сущности, одно и то же – сострадать, убивать.

Лукьяненкообразного мужчину сменяет ветхая старушка в платке, из простых. Голос у нее неприятно молодой, звонкий. Планшет она держит, как гадину.
- В своей жизни я сменил немало тоталитарных сект и экстремистских организаций. Я много болел и лечился. В настоящий момент я совершенно здоров и готов приступить к избирательному геноциду. Мой ангел смерти принципиален, он не хочет мести всех подряд, как Чума. Его доброта не от мира сего. И вот оно обратилось ко мне с тем, чтобы я сформулировал великую нужду человечества. Чтобы я выразил, чего хотят простые люди. В чем, собственно, их цель? А простые люди просто хотят жить, жить без цели, жить по старинке, жить как живется, до тех пор, пока они будут угодны Создателю. Вопросы морали я оставляю философам (пока они существуют). Мотивы Девы Ночи темны для меня. И почему именно я, а не какой-нибудь Джон или Ли? Того я не знаю и знать не хочу. Но я знаю, чего хотят простые люди. Простите уж, это знание всегда жило во мне, как вторая душа, ворочалось, беспокоя. Я сам ведь такой. Мы, простые люди, не лезем в супермены. Просто хотим продержаться как можно дольше. Не надо нам неба в алмазах, златых гор. Ну и, разумеется, как обычный человек, индивидуум, я не свободен от личной истории, а значит, от некоторой субъективности в выборе. Я осознаю это и принимаю так же, как принимаю всю ответственность за свои окончательные решения в отношении групп и категорий лиц, предназначенных к ликвидации. Я и только я – Всемирная Лига Уничтожения, и глава ее, и рядовой исполнитель, и теоретик, и практик.

Старушка уходит. Перед камерой образуется громила в цветастой рубашке. Он явно волнуется и стесняется своей абьюзивной наружности. Мнет подбородок. Большое тело его как бы порывается уйти.
- Я спасу будущее, факинг-шит. Я вытащу вас из дерьма, лодыри. Наверное, вам бы хотелось узнать, как я познакомился и сблизился с Девой Ночи. Но я не могу рассказать. Такие истории совершаются от конца к началу. Зная, чем всё закончится, я понятия не имею, как всё началось. Поэтому я расскажу вам про Чагина. Чагин, значит.

Мужчина рывком удаляется. Очередь грустного молодого человека в модных очках. Он лысый, бородка шнурком, на шее тату, говорит монотонно, гундосым голосом.
- В общем-то, я придумал эту фамилию. Потому что не помню фамилии Чагина. Да и как он выглядел, помню весьма приблизительно. Вот другого своего соседа по комнате на абитуре, я запомнил получше. Ну, мы и общались потом, после уже, обделывали разные темные делишки. Пока его не нашли в кингсайз клетчатой китайской сумке для шопинга. Ежов был местный, сын проректора универа. Непутевый сын. Падал без парашюта. Тоже был дембель, как и Чагин. Постоянно укуренный в хлам, Ежов произвел на меня тягостное впечатление. У него была физиономия негодяя. А Чагин, выросший в мрачном северном городе, построенном уголовниками, напротив, выглядел как интеллигент.
В Мискатонике, бесславном своими точненькими науками, имелся довеском исторический факультет. Ежов сразу спросил, нахера я туда поступаю. Неужели хочу быть партейным? Ухмыляясь, объяснил, что история – не наука, а идеология. И все чмори-историки, как правило, идут потом работать в аппарат. Чтобы образовать собой большой барьерный риф на пути прогресса. Ежов сразу же попробовал меня раздавить. Я сказал, что хочу поступить, чтобы не забрали в армию. А Ежов сказал: ты что, баба? Армии боишься? Знаешь, как называют универ? Альма матер – мать кормящая. Вот, мол, ты и хочешь сиську тучную. Вместо того чтобы как нормальный мужик ну и тд. Мы подрались бы, если б не Чагин. Чагин сразу принял мою сторону. Правильно, сказал, ну ее, армию эту. Если уверен, что поступишь, то поступай, не парься. История тоже нужна. Людям. Ежов тут гнусно загоготал и почему-то добавил: ну правильно, ведь будущего у людей нет. Только прошлое, только сказки матушки гусыни.
Итак, ночи были короткие, душные. За окном пели «Рок-н-ролл мертв» и «Ржавый бункер моя свобода». Я чувствовал себя так, как будто меня спустили с поводка. И мои соседи, вероятно, чувствовали то же самое. Мы были на одной волне. Конечно, они были дембели. А я был вчерашний школьник. Поэтому больше молчал, слушая их ночные прения. Ежов и Чагин много спорили. Каждый в присущей ему манере. Ежов был циник. Чагин – романтик. Было интересно послушать, что они говорят про армию, про дедовщину. Один утверждал, что армия была ему полезной, закалила его дух. Другой говорил, что только потерял два года и отупел так, что теперь не заточишь. Ежов положительно отзывался о дедовщине. Чагин ему возражал. Ты, говорит, Ежов, просто пустая, инертная личность. Как все – так и ты. Говоришь, тебя армия закалила? А меня заебала. Я – как в кроличью нору упал. И вот что я сделал. Я вычислил психопата, под которого все подстраиваются, подкараулил его в темном месте и двинул ему кирпичом по затылку. И всё, не было потом у нас дедовщины. Ну, то есть, была, но такая – в легкой форме. Ну ты смелый, быстро нашелся Ежов. А можешь поссать из окна? Встал на подоконник и поссал с восьмого этажа. У нас, говорит, зимой пропадали солдаты. Их и не искал никто. Сами весной находились. Где-нибудь под забором в овраге. А одного медведь в уборной задрал. Через очко хвать лапой за жопу. Я поверил и Чагину, и Ежову. Но оба врали, скорее всего. Что-что, а врать их там научили.
Ежов нес службу в забайкальской глуши.
Чагин служил в ракетных войсках близ города-героя Москва.
Я был всеми фибрами, жабрами дезертир.
Ежов вставал на четвереньки и лаял, как сторожевой пес. Да он и был собакой в человечьем обличии.
Чагин глядел так, словно его сознание определяет действительность, а не наоборот.
А мне всё было чуждо и дико. И я считал себя умнее всех.
Да, кстати, Чагин поступал на биолога. Будущее человечества виделось ему в розовом цвете. Вот-вот расшифруют генетический код человека, восторженно говорил он, ты знаешь, что это значит? Я не знал, конечно. Биология была прочно увязана в моем сознании с невинно убиенными подопытными животными. Собаками, обезьянками, мышками, лягушками. Чагин много рассказывал про «гринпис», про защиту природы. Оказывается, ученые уже в точности высчитали, что в будущем 21-м столетии мир столкнется с экологической катастрофой. Будут перемены климата, войны за пресную воду, ужасные эпидемии, взахлеб обещал он. Чагин был полон энтузиазма. Он много читал. В армии он читал. И до армии. И до рождения, возможно, тоже читал. На абитуре он читал какой-то самиздат, посвященный продвинутым формам поэзии. Сам он тоже сочинял стихи. Но не такие умные и глубокие, как у меня. Я бессознательно подражал липким поэтам прошлого – Пастернаку, Цветаеву. А он писал стихи на камни из карьера похожие, они и стихами-то мне не казались. У него была целая толстая тетрадь таких стихов – «мой дембельский альбом». Одно из них, далеко не самое странное, как-то запало мне в память.

Печального парня с бородкой шнурком сменяет рыжий оболтус лет семи, в футболке с надписью «я люблю большое яблоко». Мальчик кажется сумасшедшим. Но вероятно, он просто весёлый.
- По городу бежали облака,
Немного смятые пустой тревогой
Сам город, как гигантская тренога,
Дрожал как бы в предчувствии пинка
Я пнул его – и город улетел.
Осталась только серая туманность.
А в ней останки человечьих тел
Спеклись… мою являя окаянность.
За мной придет ужасный Вантузье.
За Вантузье – ужасный Корбюзье
Потом придет товарищ майор исполняющий обязанности Бога
Вот оттого и тревога эта пустая
И факинг

Мальчика сменяет голубая нарисованная жаба. Голубое на лимонном – это скверно. Говорит голосом диктора центрального телевидения.
- Как вы могли уже, наверное, догадаться, Чагин не поступил. Думаю, это был сильный удар по его самолюбию. Провалив факинг химию, он мгновенно собрал вещи и не прощаясь убыл. Короче, мы были знакомы всего неделю. А могли бы, наверное, стать друзьями. Прошло несколько лет. Я бросил учебу и скрывался от демонов из военкомата. Ездил в археологические экспедиции, приторговывал всем подряд - иконами, пентиумами, бэу ментами. И уже тогда много и терпеливо думал над фундаментальным бесправием простого человека. И вот как-то осенью я встретил Чагина. У него был изнуренный вид неудачника. Он сразу узнал меня и очень обрадовался. Оказывается, он все-таки поступил на биофак Мискатоника, на следующий год поступил. Учеба давалась ему трудно. С ума схожу от этих факинг наук, признался он.
Мы зашли в шикарный ресторан и выпили бутылку коньяка. Про себя я рассказал, что пишу роман. Не исторический, а фантастический. Отчасти, это была правда. Я действительно написал множество великих романов. В свою очередь, Чагин сказал, что бросил писать стихи. Может быть, потом когда-нибудь снова начну. Но сначала изобрету вакцину от рака. Я смотрел на Чагина и поражался. Откуда в человеке может быть столько желания что-то сделать или открыть? Зачем он так себя мучает? Это что, жажда познания? Так это он, Дух Просвещения?
После ресторана мы выкурили косяк. Погода стояла на диво. Шуршали под ногами листья. Как прекрасна природа! – воскликнул Чагин. А я, мол, про нее и думать забыл. Мы долго гуляли в ночной темноте. Чагин сказал, что у него дельный, хороший шеф. Надо только работать, много работать. Потом он, скорее всего, уедет за границу. Так все делают. Потому что там лучше условия и больше перспектив. Знаешь, сказал он, биоинженерия – это ведь особая каста. Я пока топчусь на ее пороге. Среди миллионов претендентов. Много званых да мало избранных. Но я обязательно туда попаду. Сказал это – и сразу смутился. Ты не подумай, мол, я не тщеславный. Но человек должен в жизни что-то совершить. Иначе зачем ему жизнь? Вот так прям и сказал, да.
Той духовной общности, что на короткое время установилась между нами на абитуре, больше не существовало. Я видел, что Чагин становится фриком, и ничто не может ему помочь.
Я мысленно подумал: Ну вот, попал ты в касту. А дальше-то что? Съешь меня?
Да вот еще английский, вспомнил он, тяжело идет. Ты ведь, кажется, учился в спецшколе? Можешь попрактиковать меня? Я заносчиво ответил, что да, хорошо когда-то знал английский, но успешно забыл его. Потому что это не язык общения, а вирус, порабощающий мозг. На том мы и расстались.

Планшет берет некто скрытый. Расплывчатое, белое пятно на лимонном фоне. Бормочет невнятно. Внизу появляется строка, расшифровывающая бормотание.
- Прошло еще несколько лет. Иду я как-то по улице и предлагаю прохожим брошюрки «Апостоловых братьев». Призываю к смирению и покаянию. На мне идеально сидит ярко белый костюм панды, или чебурашки, по-нашему. Некоторые морщатся, отворачиваются, а некоторые норовят и в морду дать. Время-то трудное, непонятное. Кризис на кризисе. Вдруг вижу – Чагин стоит. Вид у него солидный и аррогантный. С каким-то дьяволом-иностранцем по-английски разговаривает. Я ему: «Брат, это ты?!» А он так посмотрел на меня, как на лабораторную крысу, и говорит: «Бу-бу-бу!» Извините, мол, мы не знакомы. Это была третья и последняя наша с ним встреча.
Где ты, Чагин, сейчас? Что изобрел, придумал? Не ты ли испек этот факинг коронавирус?
Я про тебя вспомнил сейчас, неожиданно вспомнил и вот что подумал: «Вы там, суки, редактируете геномы, созданные природой. Священное, можно сказать, писание. Так почему бы мне не заняться редакцией человеческих множеств? И начну я с тебя, Чагин. Без вашей тоталитарной секты человечество уж точно обойдется. И без квантовых физиков обойдется. И без нейробиологов. И без много кого еще. А покончив с наукой, я займусь кудесниками Капитала и Государства. Ведь всё это ненормально и унизительно. Это факинг олимпийские игры, придуманные снобами со скуки, и они точно до добра не доведут. Ебал я ваш Дух Просвещения. Я простой человек. Я за правду простых людей.
Вот жили когда-то неандертальцы. У них тоже была какая-то своя душа и история. Но будущее принадлежало не им. Добродушные увальни, плоскостопые мечтатели, очарованные вечным покоем, безалаберные гордецы, почему вы даже не думали защищаться от своих истребителей? А может быть, вы их всё-таки прокляли и предрекли ту же самую участь?
Допустим, ты, Чагин, хороший человек. Порядочный, целеустремленный. Даже буддист. Но лучше бы это тебя нашли в китайской сумке, а не Ежова. С хорошими людьми ведь нельзя по-хорошему. От хороших людей спасения нет.
Стало быть, решено. Начинаем с генетиков.