: Я и Медхен

Я и Медхен
Мне приснилось небо Лондона
В нем приснился долгий поцелуй(с)
Ранним утром в кафе на Греческой площади сидели двое. Я, и девушка с длинными светлыми волосами.
- Плохо начинать рассказ с я, - сказало мне Я. - Нескромно. Что подумает о тебе читатель?
- Да ладнооо, Все что можно о ней подумать, читатель уже подумал, - перебило первое Я второе.
- Ну, да, Ну, да. Вздрогнуло обидой первое Я. Вот ,намедни, эгоцентристкой обозвали, сибаритствующей. А чуть раньше - авантюристкой, а до этого - дурой! А еще сказали, что о людях писать надо.О Людях! Как будто дуры это нЕлюди.
- Знал бы этот читатель что в ней этих Я, как паспортов у киллера,! - Взоржало внутри меня третье Я, и переключило внимание на реальную действительность.

Греческая площадь была залита ярким осенним солнцем. Теплый ветер играл с локонами сидящей предо мной девушки, и кончики ее волос прилипали к темному шерстяному гольфу. Глаза девушки были серыми, растерянными, она называла себя психологом и имя ей было Лилия.
- Я буду называть тебя Медхен! - Решила она..
- Медхен через А-умлаут, - поправило первоя «я».
- В общем, Madchen! - Подытожило третье. – Через умлаут, естесс-но.
Кафе, в котором мы сидели специализировалось на тайской кухне. Я почитала экзотическое меню, вспомнила Сайгон, и определилась:
- Двойной экспрессо со льдом.
- А мне с молоком, - сказала Лиля.
- Хороший выбор. Медхен тоже бы так сказала, - подумала я.

Ветер отвлекся от волос Лилии и принялся играть с листьями на мостовой. Листья были невзрачными, тусклыми, не желтыми, не не зелеными. Листья были как пегая ленивая кошка. Едва взлетали и тут же падали. Листья были, как я.
- Работу над собой мы начнем с прогулок. Вы должны будете ежедневно гулять в парке. Без телефона, без плеера, без спутников. Ежедневно, по сорок пять минут в день гулять, и представлять, можно даже сказать визуализировать, Ваше будущее на ближайшие три года. – Вещала где-то за пределами своих глаз Лилия. Глаза ее, серые, с проблеском благородного антрацита, продолжали привлекать меня округленностью девичьей наивности.

- Почему три? Почему именно три года? - Спросила Я. - Это как-то связано с Моисеем? Или…, может, с Бегбедером?
- Бегбедером? – Опешила Медхен.
- Ну, там.. «Любовь живет три года», - промямлила я.
- Никаких Бербедеров! – Решительно округлила глаза психолог.- Мы с Вами будем раскрывать Ваш внутренний потенциал и искать гармонию в Себе! – После этих слов Лиля замялась, посмотрела на меня просительно, и произнесла. - Так надо. Поверьте, так надо.
- Ну, надо так надо. «Если надо, значит –надо!» - пронеслись в голове Теркин с Твардовским и увенчались все тем же Бегбедером.

- Давненько не читала его нового. Интересно, о чем бы в наши дни написал романтический эгоист начала двухтысячных? На что поменял бы свои коронные: сосать, кусать, целовать, размазывать, плевать и лизать? На какие клоаки позора Оскар Дюфрен поменял бы свои парижские дискотеки и бельгийские траходромы? –
На отважные киевские свингерпати? На закрытую вечеренку в одесской «Ибице»? – Прям представляю себе этого брызгающего антисептиком на сиськи украинской модели французского Казанову.. Я бы на его месте назвала новый роман «Бегбедер в маске». Как-то это - так по-француски, и Дюма опять же проскальзывает. – Жаль, что я не на его месте. - Подумала я.
- За столик рядом с нами официант принес еду. В осеннем воздухе Одессы запахло лаймом и лемон-грасом.
- Хорошее начало для стиха. Запахло лаймом и лемонграссом и кто-то там мне вторит басом" сказало первое Я.
- Да, нормально,- ответила второе.
- Же мапель Елен. Же не манж па сикс жур, (я не ела шесть дней) - поддержало третье.
- Может, пожрем? – спросило четвертое.
- Да, Давай. Заказывай том-ям, усаживайся перед психологом и начинай высасывать креветку из панциря. Прям бальзам на неокрепший профессионализм Медхен. Картина маслом: «Пациент и креветка. Мифы и реальность»- тут же отреагировала я.

- И не забывайте для того чтобы достичь просветления Вашего внутреннеего «Я» Вы должны гулять по сорок пять минут в день в полном одиночестве , и без наушников. И все это время Вы должны представлять себя Ваше будущее. Не бойтесь, я все время буду рядом, я буду держать Вас за руку! И вести Вас по этому сложному пути просветления ТРИ года.
Я непроизвольно отдернула руку. Не тот у меня сегодня маникюр, чтоб доверить его первому встречному светлоглазому психологу.
- Не идеален, - отметило первое я.
- Красный,- ляпнуло второе.
- На большом пальце сломан ноготь, - констатировало третье.
- Какого хрена?! – возмутилось четвертое.
- Вот всегда ты не видишь очевидного,- сказало четвертое.
- Почему сорок пять? – спросила я у психолога. Почему именно сорок пять минут в день я должна гулять в одиночестве и искать согласия с самой собой? – Спросила я у Лилии.
- Нуу, Так надо- скромно ответила Лиля.

Медхен сидела напротив меня в уличном кафе на Греческой. Ветер шевелил ее волосы, черный свитер отражал белизну прилипших к нему волосков, дети на площади играли в пепельницу. Они прикладывали к губам воображаемую сигарету, надували губы, затягивались и тушили воображаемые окурки в воображаемую пепельницу. Дети не сомневались в том, что воображаемое есть реальное.
Я, в принципе тоже не сомневалась. Не в моих правилах спорить с детками.
Лишь только читатель, этот невоспитанный, сраный читатель все время долбил и долбил в мою голову.
- Сибаритствующая дрянь, сибаритствующая сука, сибаритствующая эгоцентристка.
- Да, почему же сибаритствующая-то?! Да, Что б тебе в аду гореть за это признание! Не такая уж я и балованная, читатель. Не такая , уж, и эгоцентричная. Да я можно сказать, жизнь на тебя положила! Гореть тебе в Аду, ненавистник!

А, что касается людей, так дай Бог мне их увидеть. Хотя бы одного, хоть краешком глаза, на себе не защоренного.Вот ,как только увижу, так сразу и заору: «ЧЕЛАЭККК!».Фонарь неси! Царица с Геродотом писать будут! О людях,бля!

В кафе на Греческой площади сидели двое. Блондинка в черном свите и женщина по имени Я .
Из колонок кафешки струилась Земфира. И женщина вспомнила что ночью ей приснилось небо Мюнхена, В нем приснился долгий поцелуй. Ей приснились снег, зима, девушка в теплой шубе и туфлях. Застывший в поклоне уличный актер. Монеты в запорошеной снегом шляпе и безмолвный шепот в зимнюю ночь
- Danke schon, Madchen! Данке шон.

Ветер пинал по мостовой листья. Листья эти не были сухими или мокрыми, желтыми или зелеными,, веселыми или грустными. Листья были как женщина. Обычные, упавшие наземь ранние осенние листья.
Женщина не думала о себе, Женщина думала о живущей в ней девушке по имени Медхен.Девушке А-умлаут , конечно)