: Письма незнакомки

Поначалу я старалась за тобой успевать. Выходила с тобой на прогулки, бежала за тобой по улице, стремилась догнать на Трассе здоровья и делать совместный спорт. Я смотрела как ты втыкаешь в уши наушники, уносишься вдаль гонимый укуренным амоком и думала: « Ничего. Ничего, что ему не до меня, что он в своем мире, в котором ему хорошо». Ты улыбался, радовался морю, солнцу, мне. Радовался ровно до тех пор, пока не заканчивался взрыв бодрости подаренный травой, и у тебя немедленно портилось настроение. Улыбка сползала с лица, и ты уносился домой. Я либо оставалась одна, либо снова бежала вслед за тобой по склонам. Бежала домой, где ты опять курил траву и снова погружался в мир собственной единоличной нирваны.

К тому времени из нашей жизни уже исчезли совместные друзья, походы в кафе, прогулки по ночному городу, исчезли даже совместные трапезы. И я пыталась с тобой об этом говорить, я знала, что подобное разобщение истребляет наши отношения. И я хотела об этом говорить. Бесконечно хотела говорить о нас. Но, но, тебе это было неинтересно, ты находился в полной гармонии с собой и общаться желал лишь на отвлеченные темы. Ты увлекся лекциями, занимался своим кругозором и не желал замечать, что происходит со мной. Ты говорил: « Что тебя не устраивает? чем тебе плохо одной гулять по улице? Почему тебе нужен кто-то кто держит тебя за руку?» И я не могла объяснить тебе почему мне это нужно, и как это неприятно гулять в выходной день одной. Как мне страшно, быть в кругу людей, оставаться одинокой и вести с тобой бесконечные немые разговоры.
И тогда я решила, пусть будет так. Наверное, я должна давать тебе от себя отдых. Решила, что тебе нужна свобода от меня. Что мы должны отдыхать друг от друга. Но так как мне этот отдых не был нужен, так как я хотела всегда быть вместе с тобой, то я стала пить. Сначала понемногу, потом все чаще, потом каждый день. Алкоголем я разделила наши пространства. Лишь пьяной я могла чувствовать себя свободной от тебя, и не замечать внезапных вспышек то радости, то гнева, то ярости, то раздражения, то любви. Вряд ли ты понимаешь как выглядит со стороны укуренный человек, как стремительно он строит беседу, как не терпит возражений и, как легко находит врагов в каждом с ним несогласном. Но тут уже несло меня, наши пьяно укуренные ссоры явились для меня неким триггером для ощущения того, что ты ко мне неравнодушен. После ссор между нами снова возникала нежность. Страх потерять тебя заставлял меня взять себя в руки, меньше пить, худеть, заниматься собой, прислушиваться к тебе.
Но потом все снова возвращалось. Твоя концентрация на себе и мой алкогольный протест на отношение ко мне, как к вещи, которая не требует ни ласки, ни заботы. Я стала обижаться и говорить об этом. Я стала тыкать тебя носом в твой пофигизм. Что было, конечно, непозволительно, потому, что вызывало у тебя лишь обиду. Да ты и не мог понять моей боли от нашего разобщения, Ты же его не чувствовал. Ты становился еще более нетерпим ко мне.
Затем все стало усугубляться. Не знаю обида ли, или самоконцентрация, обоюдный ли эгоцентризм привели к тому что мы утратили толерантность. Наши миры разделились совершенно. Ты окружил себя исключительно планокурами и убегал к ним за восторгами и согласием. Я же ушла в интернет, в котором наказывала себя демонстрацией обнаженки. Я оскорбляла себя как могла, ненавидела себя за это, клялась не делать этого и снова, и снова разрушала.
Потом я стала пить каждый день. Понимала, что сама уже не справляюсь с этой зависимостью. Иногда просила тебя о помощи. Но ты только пожимал плечами и говорил, что это мои проблемы и моя жизнь. Постепенно из меня вытекли все эмоции, мозгу не было за что зацепиться. Исчезало все хорошее и я перестала писать. Я еще пыталась убегать в Грибовку, в Киев. Надеялась, что разлука обновит твои чувства, что ты мне их покажешь. Но ты даже не вышел из машины, чтобы выпить со мной кофе на берегу. Ты был так укурен, что не смог запарковать машину и остался стоять посреди дороги, дожидаясь пока мы вынесем из номера вещи.
И, может быть тогда, после того морского разочарования я и стала превращаться в то, что ты называешь «мамой». Я принялась просто заботиться о тебе, готовить еду убирать квартиру, оплачивать счета, растягивать деньги от аренды до аренды, таскать сумки с продуктами и ограничивать тебя от раздражений. Я стала » сорокапроцентным комфортом твоей жизни». И тогда пришла депрессия и бесконечный страх. Страх потерять тебя, потерять нас. Я знала, что жить без тебя не могу, что строила этот дом для того чтобы мы жили долго и счастливо и умерли в один день, А все получалось наоборот. Из нашего у нас остался какой-то когнитивный диссонанс. Ты утверждал, что никогда еще не был так счастлив , а я, ощущая всю красоту этого города, мучилась одиночеством и непониманием. Ты разрушал мир вокруг себя, избавлялся от всех несогласных с тобой людей. Мне же оставалось злиться только на самых близких. С друзьями о таком не говорят. Да и не осталось у меня друзей. И я знала, чувствовала, что когда у тебя закончатся «собаки» ты начнешь уничтожать «кошек». Знала и ничего не могла поделать. Разговор снова не получался.
Я стала принимать таблетки, запивать их водкой и дошла до безумия двух миров. В одном я была отрешена и пьяна, а в другом так хотела почувствовать твою любовь, что не знала как это объяснить. Иногда, по ночам, я писала тебе письма, но утром не решалась отправить и все катилось по наклонной. Ты в своем мире, я в своем. Ты в траве, я в алкоголе.
Секс. Это была табуированная тема. Мы не могли об этом говорить. Слишком болезненно. И ддя меня дело было не в том, что исчез коитус как таковой. Ужасно было то, что мы перестали прикасаться друг к другу, чувствовать тепло кожи, обнимать друг друга во сне. Ужасно было то, что у тебя исчез тот нежный и трогательный взгляд, видя который, я понимала, что ты меня любишь. Из нашего общения даже фривольные шутки. Мы не разговаривали и об этом. Я не великий оратор, и боялась обидеть, задеть тебя. Откуда мне было знать, что ты мечтаешь об эротических фотосессиях? Что в этом возможно и есть наш выход из молчаливого тупика?
- О твоей свободе. Прости, но это настолько гипертрофированная, вынесенная тобой из детства тема. Что о ней тебе лучше говорить с психологом. Все эти детские обиды, унижения и разочарования, которые ты трансформируешь на меня, вылезли сейчас с такой силой, что мои слова здесь ни к чему.
Не знаю, помогут ли нам эти написанные выше слова, сможем ли мы снова быть вместе? Но, я люблю тебя. Верю, что и ты меня любишь. И, возможно, этот буквенный спам поможет тебе понять, почему я три года пила, и, не находила слов для объяснения своего состояния.
=====
Я знаю, что тебе нужны книги музыка покой море фотографии свет на заборе, старики на лавочках, дети на качелях девушки в кофейнях парни на турниках рыбаки на причале беседы физиков и лириков, случайный собеседник странный прохожий, кошки и собаки согласие и разногласие. ... я знаю что ты гедонист в высшей степени.
Я не знаю нужна ли тебе я?
-----
Добрый вечер. Скажу сразу, я пишу это не для того, чтобы заставить тебя вернуться, и не для того, чтобы впечатлить литературным слогом. Я пишу, потому что хочу поделиться своими ощущениями и тем, что со мной происходило эти шесть (почти семь) прожитых без тебя дня.
Сначала я хотела умереть. Уязвленное самолюбие непонятой и оскорбленной женщины каждую минуту вытаскивало из памяти старые обиды. А невозможность что-либо изменить торжествовало гулкой болью. Хотелось одного – сдохнуть. Не покончить с собой я не могла, силенок не хватало. Хотелось, чтобы все произошло само по себе, чтобы море утащило или машина сбила. Желалось, чтобы вся эта боль приобрела хоть какой-то оправданный смысл. Я, конечно, знаю, что правда существует только в смерти. Что это единственное понятие, которое однозначно и не нуждается в объяснении. Но смерть как-то не приходила. И я бродила и бродила вдоль моря. Ныряла в холодную воду, жалела себя, ненавидела тебя и не знала, как дальше жить? Я все время думала о том, как жить без тебя и жить ли вообще. Написала тебе письмо. Письмо обиженной женщины. Не хочу даже вспоминать о нем, прости. Но сейчас хочу рассказать о другом.
На второй день после твоего ухода я нажралась ксанакса и запила его водкой. Ночью началась рвота. Я не знаю так ли рвет от айваски, но меня рвало всю ночь, безудержно. Я разодрала горло ногтями до крови, провоцируя все новую и новую рвоту. К утру меня трясло и колотило, как припадочную. Я не могла согреться под всеми одеялами и не ощущала ни ног, ни рук. Хорошее в том состоянии было лишь то, что я не думала о тебе. В конце концов я уснула. Спала недолго, и проснувшись ощутила все ту же внутреннюю боль от непонимания и утраты. Отвлечься от этих мыслей не могла, и решила, что нужно что-то почитать. Я оделась, бросила в рюкзак Пелевина и пошла к морю. Шла и дико боялась встретить тебя. Боялась нового скандала, новой боли. Воспаленный мозг рисовал картины одна страшнее другой. То ты проходишь мимо не поздоровавшись, то, идешь навстречу с другой женщиной, то просто посылаешь меня к чертям.
На море я искупалась устроилась на солнце и принялась читать. Читалось как-то очень легко, просто взахлеб, и в определенный момент я осознала, что читаю книгу как будто впервые. В смысле: сюжет я помнила, а вот смысл - нет. Я даже стилистику, слог, построение фраз осознавала как при первом прочтении. И меня это удивило. Вернувшись домой, я взяла в руки еще несколько книг. Уэльбека, Бегбедера, Ерофеева. Я распахивала их на случайной странице и понимала, что фразы, которые я читаю мне незнакомы. Что я опять-таки, сюжетную линию помню, но смыслов -нет. Не помню совершенно. Я принялась читать все подряд. И Олешу, и Липскерова и Сорокина. Читала днем и ночью. На море и в постели. Я не ела, не пила, меня все время колотил внутренний тремор и согревало только холодное море. Я пряталась от озноба на холодном ветру, читала и старалась понять тебя. Понять, что не так, что я упустила, я старалась разобраться в тебе до тех пор, пока не осознала, что разбираться нужно в себе. Что нужно понять, что со мной не так. Понять себя получалось плохо, я вертела в голове всякие воспоминания, оставалась в своем праведном горе, и снова принималась читать старое, как новое. И, вдруг, меня осенило, вдруг я поняла, что не помню смысла только тех книг, которые я прочла в последние три года своей жизни. Я поняла, что в эти три года своего существования, мой мозг был настолько занят тобой, что я упустила себя. Я поняла, что моя безудержная бычья пьянка и дикая ностальгия по прошлому закрыли мне путь в будущее. Со мной случился некий инсайт, озарение. Я вдруг увидела наши отношения со стороны и внезапно поняла, что это не отношения, а перманентная обструкция, «итальянская революция», бунт ткачей, где все галдят, шумят, перекрикивают друг друга и не позволяют даже парламенту принять конструктивное решение. Я даже не знаю откуда во мне взялось это сравнение, откуда я вообще знаю эти понятия. Одним словом – инсайт.
И, знаешь, после этого озарения меня перестал бить озноб. Я включила в доме все отопление и наконец-то уснула.
----- Впервые за семь дней я проспала всю ночь не вскидываясь, и не думая о тебе. Я проснулась от того, что мне было тепло. Тепло и так приятно, как когда-то в Камбодже под стеганым одеялом. Я встала, сделала зарядку, сварила кофе, вышла на балкон и подумала, что кофе очень вкусный.
А потом я подумала, что я не девочка, не мама, не отвергнутая жена. Я – взрослая женщиная, подумала я. Женщина, которая знает, что такое боль, утрата, обида, слезы, разочарования, лишения. Женщина, которая знает, что такое радость, смех, очарование, ласка, нежность и благополучие.
Я – взрослая женщина вокруг которой вращается дом, плещется море, сияет солнце и шумит ветер. Я та, кто может жить в комфорте со своим телом и не бояться старости. Я та, кто может довольствоваться бутылкой кефира и оценить вкус азиатского супа. Я женщина, которая знает цену и безденежью и достатку. Та, кто признает свои ошибки и умеет прощать чужие. Я та, кто знает, что познание нового не есть отречение от старого. Та, которая умеет любить и хочет быть любимой. Я просто взрослая женщина, которая много чего может дать и не потребует за это платы. Я женщина, у которой впереди есть «три года» непрочитанных книг. В это утро я поняла, что книги можно мерить годами.)
А потом я подумала о том, что любовь существует. Страсть уходит, уходит восторг, уходит красота тела и яркая чувственность. Не бывает в этом мире вечного согласия, идеальной совместимости и безграничного влечения.
Подумала, что любимый человек может бесить, раздражать, его не всегда можно хотеть. От него можно устать. Не сходиться с ним во мнениях. Отношения с живым человеком не могут быть однозначными. И только любовь дает силы на преодоление душевных невзгод.
Люди, конечно меняются. И, я должна признать, ты все эти последние годы менялся. Ты менялся, а я нет. Я словно застыла в своем плаксивом сейфе из декаданса. И только сейчас поняла, что для того чтобы меняться не нужно бежать за тобой и быть такой как ты. Нужно просто меняться. Пусть по-своему, пусть не так. Но меняться.
И, знаешь, ощутив это, я сидела на берегу, читала, смотрела на море, на людей, на кучу собачьего дерьма, на загорелую толстуху, на пластиковый стакан с кофе, на сверкающие волны, на нудного задиру-строителя, на себя полуголую и полустарую. Я смотрела на весь этот живой, дышащий и пахнущий Рай и включила в телефоне Бочелли. Его я тоже три года не слушала. А сегодня поставила трек не вечно ностальгирующих Агутина и Варум, а Андреа Бочелли. И услышала его как будто впервые. Не могу сказать, что со мной случился катарсис. Но я чуть не погладила пробегавшую мимо таксу и рассмеялась.) Я встала и пошла домой через парк. Пошла, думая, что иду по твоим следам, и не боюсь встретить тебя на своем пути. Да. Я и сейчас не знаю, что скажу тебе при встрече и как ты на меня посмотришь. Это предугадать невозможно. Да и не нужно. Главным для меня было то, что я не боюсь! Не боюсь быть как отверженной, так и прощенной. Не боюсь, попасть под машину, не боюсь заболеть, не боюсь что с тобой случится несчастье. И не боюсь быть другой.
Возможно я поторопилась с этим откровением. Терпение не лучшая моя добродетель.) Завтрашний день может все изменить. Но, на то он и завтрашний.-